Горячий снег
№12 (5917) от 19 февраля 2021
Четыре наступления рядового Брагина
Станция Лихоборово под самой Москвой встретила новобранцев неприветливо – не до них в ту пору было. Шла битва за столицу: все силы и средства – туда, на фронт. А уж им, молодым и зеленым, что останется. Целых две недели Николай Брагин вместе со своим земляком Андреем Шевыревым из Хмелевого Кораблинского района и другими пехотинцами перебивались с хлеба на воду. Сухарь в ладошку величиной полагался им на день. Ну а воды хоть залейся – колодец рядом.
А вот с обмундированием они не бедствовали. Хорошее, добротное обмундирование, зимнее и летнее нательное белье, американские ботинки и прочая амуниция – все выдали.
Стояли они на станции Лихоборово целых две недели. Пошли Николай Брагин с Андреем Шевыревым менять свою одежонку на хлеб да картофель. Давали немного, а молодой здоровый организм требовал еды.
И как-то шел по железнодорожным путям Николай Брагин и заметил одинокий вагон, набитый мешками. Парень он неробкого десятка, причем довольно-таки сильный – кузнецом в своем Хмелевом с пятнадцати лет работал. Забрался наверх, скинул мешок, достал ножик садовый, кривой, таким удобно не только деревья прививать, но и мешки вспарывать. Мука! Понабежали тут солдатики, стали черпать котелками, но пуда полтора все же оставили. Николай, подхватив ценный груз, бегом бросился к своей теплушке, на ходу крича Шевыреву:
– Андрюха, давай живо за водой! Пироги печь будем!
Солдаты, которые слышали это, заржали:
– Давай, Андрюха, спеши!
– Маслица, маслица не забудь прихватить!
– И с десяток яичек вбейте. А то без яиц пироги не подойдут ваши!
В углу теплушки пыхала жаром «буржуйка». Топили ребятки круглосуточно, собирая все, что горело и под руку попадалось. Поэтому быстренько поставили на плиту котелок с водой. Николай достал еще не проданные и совершенно новые, ни разу не надеванные двойные и потому не разрезанные портянки, постелил, насыпал муки и стал месить тесто. Какие там яйца и масло, соли и то не было! Но тесто, аппетитное на вид, было. И стал отрывать Брагин куски от того теста и бросать в кипящий котелок. И выхватывали они из кипятка галушки и, не разжевывая, глотали, испытывая при этом неземное блаженство. Солдатики притихли и стали подтягиваться к печке. Стали тоже есть да нахваливать. А тут очередь и пирогам подошла. Пустое тесто дымилось на раскаленной добела плите, корчилось, горело, и подхватывали еще не до конца готовое к употреблению кушанье и опять ели, ели, ели… Снесли все полтора пуда! И лишь удивлялись:
– И откуда у тебя поварской дар, Николай?
Родом из детства
Отец у Николая был знатным кузнецом. Выучился в свое время в Воронеже – его туда пустотинский помещик Кисловский послал. Так что и ковать умел Кузьма Варламович, и слесарничать. А уж по медному делу и жестяному ему равных не было в округе. В Хмелевое они перебрались в 20-е годы, когда поселок этот вместе с лесхозом строился. Так и жили родители, детишек рожали, социализм строили. Николай в первый класс пошел, доучился до пятого, и на этом дело встало. Ходить надо было в школу уже в Пустотино, а это километров семь. Попробуй в грязь иль стужу. Да лапти еще сплести надо было…
Месячишко проучился Николай, а потом бросил, сказав отцу:
– А меня, папаня, из школы-то выгнали…
Отец ничуть не расстроился, потому что в семье было пятеро, Николай – самый старший, а мать к тому времени лежала парализованная. Вздохнул отец, глухо произнес:
– Ну что тут поделаешь, сынок. Пойдешь со мной тогда работать…
Так Николай в 13 лет стал у отца молотобойцем. А еще весь дом на Николае держался. Щи сварить, картошку почистить, пироги сварганить – это все он, Николай. Потому и хозяйственным таким был. И сильным до удивления.
Когда им про войну объявили, собрались все дружки у Николая в кузне.
– Что делать-то будем, ребята?
– А давай мы на память что-нибудь такое сделаем. Такое!..
– Я предлагаю нос у наковальни отбить.
И стали они махать кувалдой – Лешка Назаркин, Николай Себренев да он, Колька Брагин… Первыми были Лешка и Николай. Но ничегошеньки у них не получилось, потому что силенки не те! Да и надо знать, как махать. Брагин крутанул кувалдой и с плеча – хрясь! – и отвалился нос у наковальни…
А потом пошли они на войну. Николай Брагин на два месяца попал в Гроховецкие лагеря во Владимирской области, где он и стал пулеметчиком. А уж потом повезли их в Москву, на станцию Лихоборово…
Чтобы не забывали
– Я ведь, мать, как Иисус Христос…
Анна Петровна перестала греметь кастрюлями, удивленно уставилась на мужа:
– Да хватит-то тебе! Какой еще Христос?
– Тот ведь несколькими хлебами тысячу человек накормил, а я один, грешный, полутора пудами, цельный вагон из эшелона.
И продолжил свой незатейливый рассказ. И про войну свою, и про ребят, и про все остальное, что надо обязательно сказать, чтоб не забывали люди. Особенно отчетливо эта грусть-тоска у него, неугомонного, не сдавшегося времени человека, пробивается в преддверии Дня Победы. Горько порой ему слышать пафосные речи некоторых, кто, словно рапортуя, докладывает с экрана телевизора, что шел без поражений прямиком от Москвы до Берлина.
А он, рязанский паренек, всего за год с небольшим четыре раза ходил в наступление. Но и этих четырех раз хватит, чтобы даже Героя дать Николаю Кузьмичу Брагину, рядовому Великой Отечественной, инвалиду первой группы. Израненному – лишь голова цела, как он сам говорил, искалеченному, но не сдавшемуся ни времени, ни обстоятельствам, народившему вместе с супругой своей Аннушкой троих детей и по-своему счастливому человеку.
А еще у него орден Отечественной войны 1-й степени, медали «За отвагу» и «За победу над Германией»… Но не за награды воевал пулеметчик Брагин, против которого Гитлер направил под Москву 75 дивизий, из них 14 танковых и 8 моторизованных. С воздуха их прикрывали легионы «Кондор», «Вебер», 28-я и 56-я эскадры… Тысячи самолетов, сотни тысяч солдат! И ведь дали им жару, здорово отрезвив этих вояк.
Смерти вопреки
Наступали против них наши обычно ночью. Мороз, снег. Там, в этом снегу, окопавшись и укрывшись за толстыми стенами блиндажей, спали себе спокойно фашисты. Ракета, вторая, третья. И все – как на ладони. Бежал рядом солдатик, а его уже нет, солдатика-то! Остался там, сзади, на горячем снегу… Уходил в бой полк, а возвращались три-четыре человека. Один раз Николай целые сутки не мог поднять голову, потому что били и били немцы. А уж под солдатиком и снег весь растаял, и земля стала теплеть, потому что грел он ее, землю-то… Чудом выбрался из ада. Перекатился через окопы, а рядом – уже ни одного знакомого. И командиры чужие, потому что своих всех уложил проклятый фриц. А еще за все время тех наступлений он, русский солдат, ни разу не ночевал в тепле. Все на снегу да на снегу, лапник под себя подстелив. Так что вши одолевали.
– Дошел до такой степени, что просил я у Господа, чтобы меня убило. Ведь я после тех боев уже тридцать килограммов весил, – вспоминал Николай Кузьмич.
Убить его не убило. Но 12 марта 1942 года так шарахнул из миномета немец, что небо показалось Николаю с овчинку. Аж десять ранений насчитали потом врачи госпиталя, где он полгода провалялся совершенно недвижимый, потому что был задет позвоночник, ладонь одну напрочь оторвало. Другую руку пробило насквозь, ногу – тоже. В 1952 году в Касимове, в специальном военном госпитале для инвалидов войны, ему несколько осколков вынули, потому что те стали выходить и раны открылись. А другие так в теле и остались.
Не будите лиха
Обо всем этом Николай Кузьмич рассказывал с юмором, посматривая из-под косматых черных бровей ясными пронзительными глазами. И не поверишь, что ему в день нашей беседы исполнилось 83 года. Но удивлялся я не возрасту. Удивлялся тому, что наш русский солдат из поселка Хмелевое, затерянного в центре России, так «похмелил» немца, что фашисту русское небо с овчинку показалось.
– А вообще-то, как живешь, Николай Кузьмич?
– Живем – хлеб жуем… Вот внуки-правнуки приедут, совсем хорошо будет. Вы наверняка моего сына знаете, Василия Николаевича Брагина. Он в Яблоневе директором школы был… Дочь – Мусатова на Ибердском учитель. А в Пронске живет еще одна дочурка – Вера… Господи, как теперь ее фамилия, дай Бог памяти… Мать, ты не помнишь?
– Как же не помню… Куликова ее фамилия…
– Шесть внуков у нас, пять правнуков. Весело, хорошо живем и вам того желаем!
– А как познакомился со своей будущей женой, Николай Кузьмич?
– Она у меня продавцом в Воротцах работала, спиртом торговала. Разрешалось тогда сельпо спиртом торговать, потому что водочки порой не хватало… Так вот, подпоила она меня и женила на себе, – Николай Кузьмич хитровато покосился на супругу.
Аннушка сразу пошла в наступление:
– Это чего ты там городишь, Николай? Это когда я тебя спаивала, а? Да ты сам за мной ухлестывал!.. Не, не могу я его дурные речи слушать, – и она ушла из кухоньки в зал, но потом опять появилась в проеме двери.
– А День Победы помните?
– А как же его не помнить? Весело было. Я с палочкой тогда в Воротцы из Хмелевого пришел. Тут нет ничего, километра три. Любовь – дело такое, и безногого в дорогу отправит. А я еще молодцом был, сам ходил, хоть и с костылями. Утро в тот день хорошее было, зеленое, молодое…
– Колхоз тогда столы всем нам накрыл, – подхватила Анна Петровна. – Погуляли здорово… Это ж радость какая – Победа!
Что ж, точнее не скажешь и сегодня, спустя почти 76 лет после того памятного дня.
Юрий Харин Кораблинский район
Фото Юрия Харина