Хороший город Белгород
Я ехала в Белгород через Тулу (Лев Толстой, Ясная Поляна), Орел (Николай Лесков, генерал Ермолов и Спасское-Лутовиново - Иван Тургенев), Курск (Курская битва, решившая исход Второй Мировой войны), а что Белгород! – хвостик России, за которым украинская граница, Харьков. Курск и Орел, где я останавливалась на день – никогда не была - явили ожиданную картину российской провинции, а Белгород оказался сюрпризом.
Был он – то, что называется всегда, поскольку две реки, древние люди селились у воды, племена сменяли друг друга, но собственно город, город-крепость, поскольку тут тогда, в 16 веке, и был край, основал царь Федор Иоаннович. «Видя от крымских людей своему государству войны многие». Белгород стал «засечной чертой», границей, потом империя распространялась вширь, теперь снова ужалась. От крепости, правда, ничего не осталось, но сам ландшафт способствует пограничному дозору: высокие холмы и овраги.
Когда-то всё это было дном океана, оставившего потомкам свой «фундамент», мел, с осевшими на нем останками океанской жизни: черноземом. Вчерашний перегной – источник завтрашнего плодородия, потому здесь воткни в землю палку – и она плодоносит. Название же Белгород, или как называют всю область – Белогорье, именно от меловых гор и происходит. Сверкающие на солнце белые холмы постепенно превращаются в кратеры, поскольку мел добывают, и это одна из статей экономики. Белгородцы говорят, что зубы и кости у них крепкие, зато камни в почках и желчном пузыре – плюсы и минусы меловой воды.
фото А.Тягны-Рядно
Приезжая в какое-нибудь место, первым делом я смотрю на то, как выглядят люди: какие лица, как одеты, как вписывают себя в общественное пространство. Еще не видя города, удивилась прохожим: их легко было принять за обитателей центра Москвы или большого европейского города. Хотя Белгород маленький: около 400 000 горожан и 500 000 жителей агломерации. Невольно сравнила с Угличем, одним из самых туристических – и «интуристских» - городов России, который теоретически должен выглядеть лучше (старинный, на Волге, не очень далеко от Москвы), но нет. Там на улицах встречаешь «расфуфыренных» женщин (всё самое дешевое подобрано цвет в цвет, а поверх воланчики, блестки, и после сорока все как оплывшие свечи) и мужчин в тренировочных штанах, майках «СССР», на машинах с надписями «На Берлин», с повязанными полосатыми ленточками, символизирующими войну, победу, а в последнее десятилетие – «культ Путина».
В Белгороде же, где шли самые ожесточенные бои (неподалеку, в Прохоровке, крупнейшее в истории танковое сражение), городе, пережившим нацистскую оккупацию, при которой население было уничтожено под корень, этой военной эйфории нет. И памятник павшим – лучший из тех, что я видела: вечный огонь, над которым скорбная фигура матери и ребенок – они потеряли мужа и отца. Когда Красная Армия пришла освобождать город в 1943 году, в живых остались 150 человек. Так что коренные жители здесь наперечет, основное население – «северяне», как их называют потомки тех 150 белгородцев. Северяне – потому что приезжали и продолжают приезжать в основном из Сибири. Здесь тепло, юг, отличная инфраструктура, плодородная земля. Но есть переселенцы и из более южных, чем Белгород, регионов – все равно их зовут северянами.
С одним, переехавшим из Сибири три года назад, молодым человеком, я немножко поговорила. Это был продавец-официант в кафе «Рулет&Багет», абсолютно парижским и по виду, и по репертуару. Мы там завтракали с большим удовольствием. Киш разных видов, круасаны, macarons, багеты, кофе – всё отменного качества. Снаружи, рядом с дверью – ящичек, где лежит вчерашний хлеб, и надпись «бесплатно». За время наших завтраков не видела, чтоб кто-то этот хлеб брал – видимо, в городе мало бедных, а нищих не встретила вовсе.
фото автора
Рестораны, где мы обедали и ужинали, тоже не оплошали, а один поразил воображение. Он на выезде из города, там, где река с песчаным пляжем и променад, называется Арт-ресторан «Галерея». Красивое прозрачного стекла новое здание, на первом этаже продовольственный магазин, на втором – винотека, где около четырехсот наименований вин со всего света, причем дорогих, отборных, на третьем – ресторан, достойный мишленовских звезд. Авторские блюда, и даже простые, вроде котлет из кролика с картофельным пюре, приготовлены непросто, отличный дизайн, выставки художников, панорамный вид, в теплое время люди предпочитают сидеть на крыше (она же - второй этаж ресторана) и созерцать окружающие красоты по берегам реки Северский Донец. В самом городе, в центре, тоже есть красивое место – Парк Победы, с набережной вдоль реки Везёлка, по которой прохаживаются пары и компании, молодежь и пенсионеры, собаки и пони.
Набережная длинная, идущая то вверх, то вниз, на одном возвышении новая церковь, вход в нее сделали в виде раскрытой книги, на одной стороне которой начертаны 10 заповедей. Сохранились и кое-какие старые церкви, но вообще от довоенного Белгорода мало что осталось, а здания нынешнего века – не сказать, чтоб шедевры архитектуры, но вполне неплохи. Послевоенные же дома безобразны, как везде: хрущобы-пятиэтажки, высокие коробки, одинаково затрапезного вида, но в центре они то ли скрыты благопристойными фасадами, то ли их тут и не было. Зато были старые двухэтажные особнячки. Их постепенно сносят, что многим кажется варварством, а иные стоят в полуразрушенном виде, потому что давно пустуют, от сноса их хранят таблички «памятник архитектуры», но никто не спешит их купить или взять в долгосрочную аренду. Спрашиваю: почему. Говорят - есть опыт: покупаешь развалину, реставрируешь, вкладываешь уйму денег, а потом к тебе приходят и здание отнимают. Отжимают, - пользуясь терминологией новейшего российского времени. И мало кто хочет из-за этой печальной практики вкладываться во что-то долгосрочное. В Белгороде, впрочем, есть специфика: губернатор здесь не менялся 27 лет, намного дольше, чем в любой другой области. Соответственно, крупные бизнесы, они же «лакомые куски», как рассказывают - у родственников и друзей начальства, что не отличается от общероссийской практики при двадцатиоднолетнем правлении Путина, зато нет регулярного передела собственности, который происходит при смене губернаторов и мэров*. В Белгороде, после ухода «вечного» губернатора, пока есть назначенный врио – бывший вице-губернатор Севастополя, все в ожидании.
фото А.Тягны-Рядно
Рассказывают еще: "Когда началась Украина, не заметить этого было невозможно, потому что появилось огромное количество военных. Уровень жизни с тех пор упал, средняя зарплата 20-25 тысяч рублей, берут либо по знакомству, либо передают должности своим детям, уходя на пенсию. А зарплату теперь платит в основном государство, как собственник, которому принадлежит больше 70% всего в стране, соответственно, и в нашем городе». «Когда началась Украина» - это аккуратная формулировка, имеющая в виду взятие Крыма и военные операции на востоке Украины. От Белгорода до границы с Украиной 40 километров, до Харькова – около ста. Люди теперь ездят не как раньше, прямым поездом, а сначала до границы, потом пересаживаются на украинский транспорт. Удивительно, что недавно на одном белгородском бульваре поставили памятник гетману Богдану Хмельницкому (XVII век), тому, кто уничтожил десятки тысяч евреев и поляков, но сегодня важным оказалось то, что Хмельницкий присоединил Запорожье и Левобережную Украину с Киевом к Русскому Государству, при царе Алексее Михайловиче.
Памятников в Белгороде много, и они не такие, как в других городах. Не гигантские, не помпезные, не уродливые (как все современные памятники в Москве, например). Есть памятники профессиям: каменотесу, учительнице, фотографу, дворнику, челнокам - пионерам рыночной экономики 1990-х, гаишнику, причем, в данном случае – конкретному гаишнику, прославившемуся тем, что не брал взяток. На высоком холме – князю Владимиру (памятник, неизмеримо лучше московского, и поставлен, в отличие от московского, в правильном месте), первому градоначальнику Белгорода князю Трубецкому. Еще в Белгороде есть галерея фотографии, что вообще редкость, и на открытие выставок туда приходит много людей. Я, собственно, и оказалась тут потому, что мужа, фотографа Александра Тягны-Рядно, пригласили на открытие его фотовыставки.
фото А.Тягны-Рядно
На следующий день нас повезли за город, смотреть меловые горы. Я удивлялась неизменно хорошим белгородским дорогам, и то – едешь из Москвы, и на всем пути, в Тульской, Орловской и Курской областях, шоссе утомительно двухполосное, а въезжаешь в Белогорье – сразу четыре полосы. И вот мы на двух машинах едем от белых гор к какому-то самому высокому холму, с которого открывается вид на весь город. Я не фотограф, карабкаться не стала, а пошла по направлению к видневшемуся со стоянки шале. Необычно же – архитектура шале в белгородской области!
- Кого вы ищете? – спросил меня изможденного вида человек, вышедший из дома.
– Просто посмотреть. Это жилой дом?
– Да. Я тут живу.
Дом отшельника, подумала я, поскольку вокруг – ни души, ни домов, только церквушка, возле которой поедали отцветшие кусты роз коза и маленький козленок. Мы с обитателем шале сели на скамейку напротив.
– Сергей, - представился он, и стал жадно рассказывать мне свою жизнь, понятно было, что он давно не общался ни с кем, кроме коз.
- Это Даша, - сказал Сергей, подзывая козу. - Мы с ней вместе пьем чай, из одной кружки.
Даша подошла, и Сергей ее обнял. А ее сына Лёлика взял на руки. «Тут всё принадлежит священнику этой церкви, и дом, и козы, и овцы, и огород, и виноградник. А я у него работаю зоотехником. Он редко здесь бывает, - объяснил Сергей. – Коз и овец у него тридцать голов, скоро, в три часа, пойду их пасти. Сам я родился на Колыме, в ГУЛаге, мать в тридцать седьмом репрессировали, там я ее и похоронил. После этого и уехал оттуда, родственники мои живут под Москвой, а я тут прибился, в Белгороде». Рассказ о своей жизни, исполненный горечи на любом ее отрезке, включая нынешний, Сергей сопровождал стихами собственного сочинения. В заключение сказал, что животные намного лучше людей, и повел показывать своих питомцев. На лугу, за неровно намотанной на колышки проволокой, паслись козы и овцы. Он позвал: Яша! И крупный козел Яша побежал к нему, Сергей открыл калитку загона и с гордостью познакомил меня с Яшей, угостив того печеньем из кармана. – С рождения его знаю, выхаживал, воспитывал. Ему теперь два с половиной года.
Яша представился мне кивком головы, и его отправили обратно к сородичам. – А это Зорька, - показал он на белую козу, которая тоже хотела выйти из калитки, тянула голову поверх проволоки, но Сергей ее не пустил. И печенья не дал. – Даша с Лёликом у меня отдельно, Лёлик мал еще, ему с ними рано, - пояснил он, посмотрев на сбившуюся у ограды кучу овечьего меха. Я поинтересовалась, есть ли имена у овец – они оказались безымянными, просто стадом, в отличие от именитых коз.
фото автора
В Белгороде, - подумала я – находится место для всех. Тех, кто хотел открыть парижское кафе или винотеку - сомелье «Галереи» сходу стал рассказывать мне, какие вина он тут уже собрал, а каких ему не хватает, но он их уже заказал. Тех, кто собирает материалы о войне – не о победах, из которых состоит официальная история (Белгород – «город первого салюта», салют дали, когда стало ясно, что победа близка), а о поражениях, в которых гибло еще больше людей, но их имена не высечены на памятниках. Старший брат моей мамы тоже тут погиб, не в победном 43-м, а в провальном 42-м, когда нацисты одержали верх. Тех, кто ходит в театр – а здесь всегда аншлаг, поскольку ставят приезжие, всегда разные режиссеры, или в филармонию – это два самых внушительных здания города, и тех, кто в фотоклуб, чтоб научиться искусству фотографии (нажать на кнопку-то мы все умеем). Тех, кто учится в Университете или в школе художественной гимнастики, открытой здесь олимпийской чемпионкой. Как и тех, кто, как Сергей, не хочет жить среди людей, потому что они причинили ему много зла, и он в ответ зол на человечество. Когда-нибудь и ему здесь поставят памятник: человеку, пьющему чай с козой из одной кружки.
фото А.Тягны-Рядно
*Белгородская область занимает пятое место по уровню жизни в России и одно из первых по протестной активности.
Татьяна Щербина