Алина Витухновская, писатель В сегодняшней ситуации неопределенности, анархо-хаоса и пусть софт, но авторитаризма — вставать в такую позицию — это прямо поддерживать режим, выстроенный, в том числе, на агрессивной критике «бандитских 90-х». Причем становится очевидно, что это слаженная системная работа, в которую вовлечены многие люди, выглядящие демократами, либералами, «независимыми» журналистами. Начнем со странного возвращения Чубайса в большую политику. Эта априори одиозная фигура, ставшая уже давно отрицательным мемом, вдруг восстает из нафталина по велению последнего, словно бы облизанного небесной коровой Нут, царька. Очевидно, что этот местечковый рыжий злой гений, давно подписавшийся на роль мальчика для битья, рискует стать распятым, этаким Христом постсоветского либерализма. Тут же появляется депутат Яшин, клеймящий его, а заодно зачем-то и Леонида Гозмана. Хотя теперь мы понимаем зачем. Ибо Леонид Яковлевич — последовательный и логичный либерал и демократ. Параллельно одна одиозная «журналистка» в своей новой статье пиарит книгу Михаила Зыгаря о девяностых «Все свободны», по которой в ближайшее время выйдет целый сериал «Сердечный приступ». Если это не признак системной работы, то что тогда? Автор статьи — яростный противник 90-х, которые, как ей кажется, испортили ей детство. Верить ей нельзя хотя бы потому, что она уже попадалась на смешном и жалком вранье. Эта желтопрессная провокаторша обвинила меня в сексуальных (!) домогательствах, ровно как и покойного Немцова. Что было эквивалентно попытке поместить оппонента (меня) в оруэлловскую комнату с крысами, попытке, правда, более смешной, чем страшной, но при этом чудовищно противной. Я стоически молчала почти месяц, ожидая прямого ответа от ее покровителей, но прямого, увы, не дождалась, а косвенные меня не устроили. Я бы не хотела, чтобы эта слаженная системная провокация имела бы своим следствием какое-либо существенное воздействие на общественное мнение. Я по-прежнему утверждаю, что 90-е были самым свободным временем для России в ее новейшей истории. Нарочитое выпячивание недостатков 90-х, которые, безусловно, присутствовали — это попытка последнего реванша нынешней провальной режимной политики. Другого шанса у нее нет. Так не давайте ей этот шанс! Те, кто взрослел в 90-е, фактически сдали экстерном экзамен на личностную и гражданскую состоятельность, сопряженный со многими рисками, но при этом позволивший новоиспеченному «студенту по жизни» осуществить свои первые уверенные шаги в настоящем мире. Этот мир не прост, местами чрезвычайно перегружен лишними смыслами, а также изобилует множеством коварных и жестоких ловушек. Блаженный гомосоветикус, не получивший к двухтысячному году ни отдельную квартиру, ни, тем более, коммунизм, хотя бы в пределах «нерушимого Союза», оказался в смысловом, экономическом и наконец экзистенциальном тупике. И если бы не 90-е, ставшие своеобразным тяжелым лекарством со многими побочными эффектами, этаким антибиотиком против бациллы коммунизма, то постсоветский тогда уже человек рисковал бы окончательно и бесповоротно погрузиться в пучину настоящей гражданской войны, столь чаемой красно-коричневыми ретроградами, особенно среди тех, кто нашел свой бесславный конец в рядах защитников захваченного ими же Белого дома в 1993 году. Фактически, весь набор недостатков переходного периода явился следствием огромнейшей инерции советского бытия в лице его потерявших былой задор трубадуров, идеологических кормчих, а также большого количества граждан, внезапно оказавшихся перед фактом своей полной мировой неконкурентоспособности. И только 90-е заставили огромную страну не вспыхнуть факелом бесполезной и кровопролитной междоусобицы, но направили энергию свободы одних и ненависти других в единственно возможном в тот исторический момент направлении — к рыночному либерализму и демократии. Переосмысляя дела давно минувших дней, я осознаю, что всякий исторический этап, в течение которого происходят нереверсивные, необратимые события, особенно на очень коротком промежутке времени, должен подвергаться самому тщательному критическому анализу, но без скатывания в эмоционально-оценочные суждения, основанные на личных симпатиях или антипатиях, либо на опыте искаженного восприятия действительности. Например, если кто-то в 90-е на самом деле голодал и вспоминает эти годы лишь нецензурными словами, хотя при этом тогда объективно имелась потенциальная возможность и заработать, и приобрести все необходимое, то подобная частная оценка реальности не может, да и не должна служить отправной точкой для сколько-нибудь значимого определения, выдаваемого данному отрезку истории. Лично мне кажется, что в 90-е деньги валялись под ногами, росли на деревьях и буквально сами падали в руки. Надо было лишь проявить немного разумной инициативы. Я была социальным и политическим ребенком, живущим в мире литературы и метафизических образов. Но даже я как-то раз, подняв глаза к небу, увидела существенную разницу в курсе скупки ваучеров и валют на центральной бирже на Чистых прудах и в банке на Тверской. Я тут же позвонила, человеку, играющему на бирже и предложила схему за половину выручки. Мы целый день кружили по Москве. К вечеру салон автомобиля ломился от купюр. И самое главное, что все это было вполне законно. Постфактум, имея и политический опыт, и представления о реальной экономике, мне становится ясно, что те экономические схемы, которые были заложены в основу реформ, не являлись аферами, а были неуклюжими попытками бывших комсомольцев организовать хоть сколько-нибудь рыночную (а не административно-командную) систему отношений в обществе. Сейчас мы наблюдаем стойкую ремиссию советизма и неолевачества, помноженных на глобальный ковидный управленческий кризис. Но минус на минус, как известно, дает плюс. Старая система отношений, нежизнеспособная по определению, неизбежно канет в лету. И это станет всеобщим, теперь уже, шансом на окончательное преодоление как ошибок прошлого, так и страхов перед будущим.
