Последний вальс: танцы переводчиков на грани апокалипсиса
Будем откровенны: многие ноябрьские премьеры оказались в столичных театрах похожи на сам ноябрь в его пушкинском определении: «довольно скучная пора». Обозреватель Влад Васюхин, рискуя здоровьем, нередко откровенно скучал в полупустых театральных залах. И все-таки удовольствие испытывал тоже. Самые интересные премьеры ноября — в традиционном обзоре «Известий».
«Обычный конец света»
Театр имени Пушкина
Название этого спектакля многие воспринимают как диагноз нынешней жизни. Для самих театров «конец света» — это вынужденное сокращение аудитории до 25% и рекомендация не привлекать к работе артистов старше 65 лет. Но в данном случае речь идет о пьесе французского драматурга Жан-Люка Лагарса, умершего от СПИДа в 1995 году. Это почти автобиографическое сочинение — про распад семьи, а если конкретно — про удачливого и уже смертельно больного писателя, приезжающего в отчий дом и не находящего там понимания у матери, сестры, младшего брата и жены брата. Не так давно пьесу экранизировал режиссер-вундеркинд Ксавье Долан, получив Гран-при в Каннах.
Его ровесник, 31-летний режиссер из Тюмени Данил Чащин, весьма востребованный в столице, поставил пьесу в Театре имени Пушкина. Надо отметить, что «пушкинцы» с энтузиазмом и упорством знакомят публику с современной зарубежной драматургией, ссылаясь на традиции Камерного театра Александра Таирова, от которого они и ведут свою историю. Именно Таиров впервые поставил в СССР пьесы О’Нила и Брехта. В случае с Лагарсом лавры первооткрывателей театру не светят. Но так ли это важно — кто был первым?
Чащин, и сам профессионально выросший в последнее время, собрал сильную команду (от сценографа Максима Обрезкова до актеров-«первачей», в их числе Вера Воронкова, Александр Матросов, Андрей Кузичев), однако сказать, что ему удалось сделать этот разговорный спектакль и сложным, и трогательным, и одновременно увлекательным, было бы преувеличением. Ну что же, с кем не бывает. Это не конец света.
«Толстая тетрадь»
Мастерская Олега Кудряшова, ГИТИС
Студенческие спектакли — это особое удовольствие. Часто они сделаны с минимумом подручных средств (вот и в этом случае основные элементы декорации — дверь, окно и грубый деревянный стол, выступающий в разных ипостасях), но с максимумом энергии, с тщательной проработкой образов. С душой.
Режиссер-педагог Татьяна Тарасова поставила действительно потрясающий спектакль с третьекурсниками ГИТИСа. Его и играют в одной из учебных аудиторий, а чтобы попасть на очередной показ, надо успеть записаться.
В основе этого трогательного, но не слезливого, жесткого, динамичного, грубого и нежного зрелища — переведенный на десятки языков роман Аготы Кристоф, швейцарской писательницы венгерского происхождения, про мальчиков-близнецов Клауса и Лукаса. Их играют Сергей Кирпиченок и Владислав Медведев.
Кажется, что и написан роман-дневник самими братьями в толстую школьную тетрадь лапидарными и одновременно волшебными детскими словами. Эта история, как мальчики выживают в жерновах Второй мировой войны, оказавшись оторванными от матери, как теряют близких, как взрослеют, получая всевозможный жизненный опыт, в том числе и сексуальный.
«Нюрнбергский вальс»
МХАТ имени Горького
Премьера была назначена на 20 ноября — именно в этот день в 1945 году Международный военный трибунал начал судить в Нюрнберге нацистских преступников. Однако название настраивает, что это будет романтическая и, скорее всего, международная лав-стори на фоне важного исторического события, ведь вальсировать с Герингом, Гессом, Кальтенбруннером и другими бывшими руководителями Третьего рейха никто не собирался. Есть в названии и перекличка со знаменитой пьесой Зорина «Варшавская мелодия», где тоже любовная история двух молодых людей, разлученных границами и законами.
«Нюрнбергский вальс», написанный историком, юристом, автором документальных книг и детективных боевиков Александром Звягинцевым, заставляет вспомнить крылатую ленинскую фразу: «Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно». Это хороший урок истории о том, как и почему проходил суд народов.
А вот дальше к постановке 30-летней Греты Шушкевичуте есть вопросы. МХАТ презентует это зрелище как спектакль большого стиля, забывая лишь добавить: старомодного и провинциального. Такой спектакль, если убрать буквально несколько реплик, которые не пропустила бы советская цензура, вполне мог бы быть постановлен при Брежневе, во времена постройки здания МХАТа на Тверском бульваре. Или в каком-нибудь областном центре. Для Москвы, одной из театральных столиц мира, подобный язык устарел.
Вторая проблема — кастинг. Понятно, что в нынешнем МХАТе нет звезд (про неиграющую почти два года Т.В. Доронину речи не идет). Почти в каждый новый спектакль, идущий на большой сцене, приглашаются «медийные» артисты со стороны. В «Нюрнбергском вальсе» главные роли играют (и пока не вполне убедительно) сериальные звезды Елизавета Арзамасова и Анатолий Руденко.
Их герои — переводчики: она — во французской делегации, он — в советской (плюс еще и разведчик). Оба — русские, только восторженная княжна — эмигрантка. Понятно, что долг и «железный занавес» не дадут им быть вместе. Финал у вальса оптимистичный: зло наказано, а молодая княжна, по более чем прозрачному намеку ее коллеги, ждет ребенка от советского офицера. И вполне возможно, что они даже поженятся: указ, запрещающий советским гражданам браки с иностранцами, будет принят только в феврале 1947 года...
«Толстого нет»
Школа современной пьесы
Софья Андреевна Толстая не была блондинкой — ни в прямом, ни в переносном смысле. Историки и литературоведы сходятся во мнении, что она была крупной личностью и соответствовала формуле «За каждым великим мужчиной стоит великая женщина». Не случайно в той же «Школе современной пьесы» когда-то шел спектакль «Миссис Лев», где графиню Толстую играла выдающаяся актриса Валентина Талызина.
«Первая красавица советского кино» Ирина Алферова, сыгравшая супругу Льва Николаевича в премьерном спектакле, поставленном Александром Созоновым, как говорят, специально на нее, куда как симпатичнее своей героини и... гораздо «блондинистей».
Возможно, это проблема не столько самой актрисы, сколько пьесы о последних месяцах жизни писателя, написанной Ольгой Погодиной-Кузминой в стилистике статьи из википедии. И тут даже сравнивать не хочется этот текст с пьесой «Русский роман», идущей на сцене Театра Маяковского, в которой Марюс Ивашкявичус тонко сплел жизнь семьи Толстого и героев его произведений. И где тоже самого Льва Николаевича на сцене нет.
Да, в спектакле Созонова старый классик кряхтит и кашляет в других комнатах яснополянского дома, а на сцене — трое его детей, секретарь, доктор и служанка. И — как центр сюжета — супруга, простодушно рассказывающая, как тяжело ей жилось и живется с гением, который вот-вот помрет и оставит семью без авторских прав на свои сочинения, а значит, и без средств к существованию. Вытащить этот нехитрый байопик может лишь мощный актерский ансамбль и сильная режиссура.
Режиссер решил трансформировать зал на сектора, объединив пандусами отдельные небольшие помосты. Зрителям приходится крутить головами туда-сюда, а то и задирать их вверх, а актерам метаться из одного конца зала в другой, общаться друг с другом на довольно приличном расстоянии и с микрофонной подзвучкой, разрушающей всю интимность и камерность. Еще одна режиссерская фишка — активное и не совсем уместное использование визуальных эффектов, видеопроекций и видеоинсталляций, крупные планы персонажей на стенах. Вроде бы — дополнительный смысл, на деле — его имитация.