На первом месте среди женских онкологических заболеваний – рак молочной железы. Онкоцентр имени Н. Н. Блохина констатирует, что ежегодно в России выявляют около 50 тыс. новых случаев, при этом более 40 % – на поздних стадиях. За год болезнь уносит 20 тыс. жизней. К сожалению, мало кто задумывается о профилактике и ежегодных осмотрах, а зря. Болезнь, выявленная на первой стадии, даёт 98 % шансов на выздоровление. Своими историями поделились те, кто попал в хорошую статистику.Нина, 41 год: Врачи сказали выбирать: или выписывают, или отрежут грудь. «Началось с того, что банально заболела грудь. По ощущениям сразу поняла: что‑то не то, а куда идти – непонятно. Пошла к участковому, он отправил к хирургу, а тот на УЗИ. Никто не говорил про онкологию. Я и самая была уверена: «Со мной такого быть не может! Я ж молодая, красивая, да и грудь маленькая, там нечему появиться». Началось хождение по врачам. Никто не произносил слово «рак», меня просто отправляли на обследования, брали пункцию, делали биопсию. Я прошла три врачебные комиссии, несколько раз сдавала анализы, некоторые из них действительны только три дня. Не попал с ними к врачу – сдаёшь заново. Одни платные, другие бесплатные. Все результаты говорили о том, что опухоль доброкачественная. И всё‑таки через три месяца я оказалась в операционной онкодиспансера.Проснулась после операции – сразу за грудь: ага, на месте. Отлегло. Полученный материал отправили на анализ, чтобы понять, достаточно этого вмешательства или придётся удалить полностью. Я была в неведении 10 дней. Сменились все женщины в палате, а я всё жду. Свои 39 лет я отметила в онкодиспансере, подружки принесли шарики и вкусняшки. С пациентками мы развлекались тем, что делали маски на лицо. И тут пришли анализы: рак молочной железы первой степени. Врачи сказали, выбирай: или мы тебя сегодня выписываем, или завтра отрежем грудь. Как тут можно выбрать?! Я не была готова к такому. Для врачей это будни, а я‑то такого не ожидала. Никто со мной не поговорил, психолога не было. День я просто ревела и не могла принять решение. Сказала мужу: забирай меня, хочу помыться, пиво и шашлыки. Меня выписали, я была в отчаянии. Меня попытался успокоить по телефону друг моей подруги, человек мне совершенно незнакомый. Он меня просто выбесил, зато после разговора я поняла, что делать. Поехала в Москву, где в экспресс-лаборатории подтвердили диагноз. На семейном совете решили: надо резать. В конце концов, ребёнок вырос, других не планируем, муж любит. На вторую операцию я вернулась примерно через месяц. Отрезали быстро, а вот послеоперационный период был ужасен. Вместе с грудью удалили лимфоузлы, рука не поднималась, её чувствительность снизилась. Шов, кстати, отвратительный.С той операции прошло больше двух лет. Купила себе протез, но мне не подошёл даже самый маленький размер, поэтому выкручиваюсь иначе. Внешне ничего не заметно, но я изменилась, другим стал гардероб: никаких глубоких вырезов и обычных купальников, специальное бельё.Лекарств я не пью, но каждые три месяца сдаю анализы в онкодиспансере и постоянно наблюдаю за всем, я всегда на стрёме. Пройдя через всё это, я поняла, что, кроме самой себя, я нигде никому не нужна. Иногда случаются приступы жалости к себе. Посижу, пореву, и всё нормально. Я живу, и это главное!»Полина, 51 год: Шмяк-шмяк – и через 40 минут ты уже в палате. «Диагноз выявили случайно. Я два месяца пыталась попасть к хирургу по совершенно другому вопросу. Устав, пошла на платный приём, оказалось, что врач – хирург-онколог. Проконсультировав по моему вопросу, предложил заодно осмотреть и грудь. Я подумала: почему нет, раз уже заплатила за приём. «А вот это мне не нравится» – и у меня сердце ушло в пятки. Два месяца назад я делала маммографию – всё в порядке! Он отправил меня на УЗИ и на анализы и сказал сразу, что почти уверен в онкологии. Спасибо, позвонил в онкодиспансер и попросил принять меня поскорее. Сама я пробивалась бы туда месяца три, а он сказал, что нужна операция, и чем быстрее, тем лучше.— А вы знаете, что у вас рак?— Да.— Вам нужна будет операция.— Я хочу сразу решить вопрос радикально.— Ну, радикально в вашем случае не панацея… Вот такую «поддержку» я получила от одного из врачей онкоцентра. Был февраль, метель воет, и я иду вою. Оказалась вторая стадия. Несколько дней я была в абсолютной прострации.Уходя на больничный, сложила на работе все вещи, готовилась к тому, что могу не вернуться, потому что не выживу, ведь никого из моих знакомых, заболевших раком, в живых уже нет.Я сделала грубую ошибку, начав копать в Интернете. Самая полезная информация – как развивается болезнь, остального читать не следовало. Пока я погружалась, поняла, что вообще не хочу никакого негатива! Даже слова «смерть» я не переносила, говорила: «Я погибаю».На операционном столе я оказалась через месяц после первого приёма. Всё быстро: шмяк-шмяк, рубец 20 см – и через 40 минут ты уже в палате – слава богу, сделали! Послеоперационный период был самый лёгкий из всего, через что я прошла. Мы постоянно смеялись. Врачи ничего не рассказывали, они вообще с пациентами не разговаривают. С нами лежала женщина, у которой через три года случился рецидив. Она рассказала, как переносить химию, какие лекарства, на что обращать внимание. Мы всё записывали в блокноты, потом мне эти записи очень помогли. О том, что рука потеряет чувствительность, что её надо разрабатывать и как разрабатывать, я узнала от другой пациентки – у неё рецидив случился через 7 лет. Рука после операции почти не шевелилась, и, если сразу не начать разрабатывать, такой и останется. Первую химию сделали после операции. Я знала, что будет набор веса, облысение, но поставила себе установку: по фигу, я выживу! Понимала, что начала марафон со смертью, в котором не могу прийти второй. А когда волосы начали лезть клочьями, у меня началась истерика. Муж приехал в больницу с машинкой, давай, говорит, садись. И только машинка зажужжала, я в слёзы. Я реву, а он меня стрижёт.После второй химии началась такая жесть! Я собрала все побочные эффекты. У меня был низкий гемоглобин, а надо высокий. Ела красную икру, грибы шиитаке, креветки, но на деликатесы смотрела как на лекарства, есть ничего не хотелось, никаких желаний не было, сил не было.Потом назначили гормоны, и начались дикие истерики, причём из‑за всего: умер Кобзон – истерика, не поглажен пододеяльник – слёзы. Ломка капитальная. Химия так ломает организм, что какой‑то запах можно возненавидеть на всю оставшуюся жизнь. У меня так получилось с копчёной колбасой.На работу вышла через два месяца после операции. Морально это отвлекает, но физически было очень тяжело: сил не было совершенно. Утром глаза открыла и уже устала.Волосы начали расти месяца через три после второй химии. Я ходила в шапочке и каждый день проверяла, измеряла и радовалась: пушок, кудряшки. После операции прошло больше двух лет, я до сих пор на таблетках». Светлана, 50 лет: Не могла смотреться в зеркало. «Прошло больше четырёх лет, и я всё ещё хочу это забыть, но я изменилась и прежней никогда не буду. Чувствительность в руке восстановилась частично. Если через год всё будет в порядке, схему лечения изменят. Каждые три месяца я прохожу обследование в онкодиспансере, и это всегда стресс. Даже при стойкой ремиссии нельзя сказать: «Я выздоровела». Опухоль была очень маленькая, всего 1,5 см, но анализ выявил наличие раковых клеток в лимфоузле, поэтому поставили вторую стадию и удалили грудь.Шов просто ужасен, там огроменные стежки и пробелы, первое время он даже расходился. Перед операцией можно было обсудить с врачами вариант, как у Анджелины Джоли: грубо говоря, удалить внутренность, но оставить кожу на груди, чтобы потом вставить имплант. Но никто из врачей со мной об этом не поговорил, они вообще не обращают внимания на эстетику. Как конвейер: на этаже 20 палат по четыре человека в каждой, через две недели состав больных обновляется, дольше не держат. Смертность высокая, может, человека через полгода уже не будет, так зачем напрягаться и делать шов аккуратным? А у меня тогда была только одна мысль: «Я хочу жить!»После операции назначили химию, я переносила её тяжело, выглядела и чувствовала себя ужасно: лысая, с огромным шрамом. Не могла смотреть на себя в зеркало. Помню, муж пришёл в больницу и хотел мне помочь с душем, а я его оттолкнула, говорю: «Я сама», потому что понимала: я не могу показаться ему такой… Он обнял меня и сказал: «Мне плевать на швы, я люблю тебя за твою душу, я хочу, чтобы ты жила». Только благодаря ему я смогла принять новую себя. В этот период поддержку я чувствовала только от семьи и коллег. В больнице никто ни с кем не разговаривает, разве что в палате найдутся те, кто не первый раз, и они расскажут, к чему готовиться. Есть штатные психологи, но они могут только выписать успокоительное. А ты ползаешь по этим голым стенам и чувствуешь, что сходишь с ума. Вот что стоило развесить в коридоре истории тех, кто прошёл через всё это и живёт? Не нужно их фотографий и прочей открытости врачебной тайны, но ведь можно же написать истории их преодоления! Это дало бы надежду тем, кто проходит лечение. Я искала её на форумах таких же, как я… Жалею, что не обменялась контактами с девочками из своей палаты.Мне и сейчас не хватает сообщества, где мы могли бы просто поговорить на равных, элементарно поделиться рецептами и какой‑то полезной информацией, может быть, съездить летом на речку. Ведь даже несмотря на то что есть специальные купальники, я не готова пойти в бассейн, раздеваться в общей раздевалке или купаться на городском пляже».Записала Ирина Дудка
