- Анатолий Николаевич, до Олимпиады вам приходилось бывать в США? - Примерно за год до Игр в Лэйк-Плэсиде провели предолимпийскую неделю, и я вошел в нашу сборную. Мы прилетели в аэропорт Нью-Йорка из Москвы, и до пересадки на рейс в Лэйк-Плэсид у нас было часов пять-шесть. Пошли погулять и, конечно, впечатление было очень сильное. До этого мы видели Америку только по телевизору, а когда видишь своими глазами, то все по-другому. Небоскребы, огромные рекламные щиты, море огней… - Перед Олимпиадой международная обстановка обострилась, СССР ввел войска в Афганистан, начался новый этап «холодной войны». Перед отъездом на Олимпиаду накачка в разных инстанциях была сильнее, чем обычно? - Нас собирали в Кремле, подробно инструктировали, выступал глава Госкомспорта Сергей Павлов. Разъясняли, чтобы мы вели себя осторожно, ходили только группами, что возможны провокации. - Были провокации во время Олимпиады? - Провокаций не было, разве что один раз Ирине Родниной и Александру Зайцеву сорвали тренировку, задержали их под каким-то предлогом, и их время на катке прошло. Но были всякие враждебные выходки. Во время парада открытия Олимпиады, когда биатлонист Александр Тихонов нес флаг Советского Союза, было хорошо слышно, как с трибуны кто-то кричал в рупор на русском языке: «Русские свиньи! Убирайтесь вон! Руки прочь от Афганистана!» Правда, полиция этого человека нашла и заставила замолчать. Были на улицах плакаты, на которых нарисована свинья, на ней серп и молот или наш герб и американец в ковбойской шляпе дает этой свинье пинка. А так, в олимпийской деревне все было спокойно, без провокаций. - Как тогда писали в нашей прессе, спортсменов поселили в тюрьме. Какие там были условия? - Олимпийская деревня была в тюрьме для несовершеннолетних преступников. Ограда высотой в шесть метров, еще четыре-пять кордонов из колючей проволоки, вышки для часовых. Нас поселили в камерах по два человека площадью примерно метров шесть квадратных. В комнате была двухъярусная кровать. Я жил с биатлонистом Александром Ушаковым. Помню, что сборные СССР и Болгарии поселили в блоке H. А вот сборные США и Канады, если не ошибаюсь, разместили в отелях, а не в олимпийской деревне, а это нарушение Олимпийской хартии. Кстати, деревня была разделена на женскую и мужскую половины и даже супружеские пары разделили. Например, Роднина и Зайцев ходили друг к другу в гости, через кордоны. - Мрачная была обстановка в тюрьме? - Нет, такого ощущения не было. Стены были раскрашены узорами, был просторный холл, в нем большие телевизоры. Очень хорошая была столовая, работала 24 часа, кормили вкусно, шведский стол — подходишь, выбираешь себе, что понравилось. Я тогда удивлялся какие были кухонные плиты — заказываешь яичницу, и тебе за какие-то 30 секунд повар ее зажаривает. Особенно запомнился, большой выбор десертов, больше тридцати видов. Правда, были особые меры безопасности, металлоискатели стояли, даже значки, а многие любят меняться значками на Олимпиаде, было просто так не пронести. У нас же, биатлонистов, винтовки. Когда в деревню возвращались, то надо было затворы с винтовок снимать и сдавать службе безопасности, а те их убирали в камеры хранения. Саша Ушаков один раз забыл патроны из магазина вынуть, и когда это обнаружилось, то тут как тут оказался американский журналист, сфотографировал, и через несколько часов вышла газета с фото винтовки, с надписью на цевье «Ушаков», и текстом, что русский биатлонист пытался пронести в олимпийскую деревню патроны. Мы потом шутили, что Ушаков стал звездой в Америке. - Были контакты с местными болельщиками? - С нами работали волонтеры, потомки эмигрантов. Девушки-переводчицы, их семьи эмигрировали сразу после революции, но и русский язык сохранили, и имена детям давали русские, и даже у собак были клички Тузик, Шарик. Как мне рассказали, в штате Индиана живет четыреста русских семей. Они к нам привязались, болели за нас. Мы им дарили наши сувениры — матрешки, хохломские игрушки. Жаль, что нашу делегацию обокрали и много сувениров пропало. Все это хранилось в трейлере, в фургоне на колесах на автостоянке рядом с деревней, а какие-то жулики взломали полы и много подарков утащили. Наше руководство обратилось в полицию, но никого не нашли. А наши тренеры жили в домике около трассы, в этом домике, а не в деревне и мы ночевали перед гонками. Тренеры там сами себе готовили, жарили картошечку с луком и салом, пили чай и не только чай. И с ними подружился полицейский, который там дежурил, так подружился, что даже свой значок подарил, но потом попросил вернуть, у них же эти значки как служебное удостоверение. - Как вы проводили время между тренировками и соревнованиями? - Нормально было, весело. Мы любили с хоккеистами нашей сборной в карты поиграть — в дурака, в козла. Александр Тихонов, Борис Михайлов, Валера Харламов, Валера Васильев, и играли не хоккеисты против биатлонистов, а смешанными парами. Тихонов сильно играл, у него, как говорится, в колоде пять тузов. Произошел такой забавный случай — мы носили шерстяные спортивные костюмы, такие с надписью на спине «Динамо» или ЦСКА. И Валера Васильев потихоньку курил в рукав, тайком. И вдруг неожиданно к нам зашел Виктор Васильевич Тихонов, главный тренер сборной по хоккею. А Васильев в этот момент как раз курил. Спрятал сигарету в рукав, а Тихонов все не уходит, и рукав задымился. Тихонов стал его ругать, что Валера обещал ему не курить, а тот стал оправдываться, что это не он, что ему рукав кто-то поджег. Хоккеисты, когда мы выиграли золотые медали, просили показать их, а мы им говорили, что у них точно такие же будут. Как раз 22 февраля прошла гонка в эстафете, которую мы выиграли утром, а вечером пошли на хоккей СССР — США, в котором наши вдруг проиграли. - Культурная программа была у советской делегации? - С нами приехали наши любимые артисты — певцы Владимир Винокур, Лев Лещенко, Людмила Сенчина, актер Евгений Леонов. Они для нас выступали, ходили на соревнования болеть. Я с Леоновым рядом сидел на трибуне на хоккейном матче СССР — США, когда наши внезапно проиграли, Евгений Павлович так расстроился, что заплакал. - Американцы тоже устраивали какие-то концерты? - В олимпийской деревне был кинозал, показывали американские фильмы. Огромный экран, мощный стереозвук. Мне понравился фильм «Челюсти», такая там акула страшная, понимаешь, что ненастоящая, что ее для кино сделали, но я в спинку кресла вжимался от страха. Я «Челюсти» посмотрел во время Олимпиады еще раза три, сильное кино. - Правда ли, что, как вы потом выяснили, тренеры не совсем точно угадали с акклиматизацией? - Перед началом соревнований провели контрольную гонку, чтобы осмотреться, продышаться. В ней все сборные участвовали, тогда разрешалось троим от одной страны выступать в гонке, а в контрольной таких ограничений не было, и сборные СССР, ГДР, ФРГ, Норвегии выставили по шесть человек, полные составы. На трассу вышло почти сто человек. Бежали не полную дистанцию, а километров 17-18. И я такой хороший результат показал, так здорово себя чувствовал. Но чем ближе старт, тем стал чувствовать себя хуже. Уже позже проанализировал, понял, что надо было приезжать в Америку не за три недели, а дней за десять. Другой временной пояс, и к началу Олимпиады произошла переакклиматизация. - Волновались перед стартом в первой гонке на 20 километров? - Я был уже опытный спортсмен, 28 лет, но в сборную меня долго не включали. Тогда очень сильная была конкуренция в сборной — Александр Тихонов, Володя Аликин, Володя Барнашов. Только после того, как я выиграл чемпионат СССР, меня взяли в экспериментальную сборную, что поехала на предолимпийскую неделю в Лэйк-Плэсид. Тогда наша сборная неудачно провела чемпионат мира и решили попробовать новых людей. Я верил в себя, не было самоуверенности, была именно уверенность в своих силах. - Вам удалось выиграть золотую медаль за счет меткой стрельбы? - На 20 километров бежали 67 человек, у меня был 42-й номер. Все фавориты бежали раньше, и мне сообщали, насколько я отстаю. Я просил не говорить, кто как стреляет, только время мне сообщать. За стрельбу я не боялся. И вот перед четвертой стрельбой мне Саша Ушаков говорит, что если отстреляю чисто, то я первый. И тогда я заволновался. Сделал четыре выстрела, и меня затрясло. Я на последний выстрел потратил 43 секунды, хотя обычно на всю стрельбу на рубеже уходило не больше 50 секунд. Опустил винтовку, боялся, что ее поведет в сторону, а для нажатия на спусковый крючок тогда было усилие всего 200 граммов, а не 500, как сейчас. Потом поставил винтовку прикладом на землю, сделал несколько приседаний. Наконец выстрелил и бежать! А мне Анатолий Васильевич Акентьев кричит: «Толя, дружок! Ты выигрываешь 28 секунд!» А бежать было еще два с половиной километра… - Помните, как вас материально поощрили за победы на Олимпиаде? - Могу отчитаться до копейки (смеется). За золотую медаль мне дали 634 доллара и за бронзовую 200 с чем-то. То есть в общей сумме получилось около полутора тысяч, я часть денег раздал — тренерам, оружейнику и другим людям из сборной. Уже после Олимпиады в Москве заплатили по 4 тысячи рублей за золотую медаль, но высчитали налоги. В итоге я получил 7640 рублей. - Машину купили на премиальные? - Для покупки машины этой суммы не хватало. Хотел «Волгу», а она стоила 15 200 рублей. Да еще «Волгу» было не достать. Мне сказали в Госкомспорте, что волги кончились, но посоветовали попросить через Министерство обороны. Я же был армейский спортсмен, американские газеты так и писали: «русский офицер Алябьев», а про Александра Тихонова, который был динамовец, писали «офицер КГБ Тихонов». Тогда спорткомитет Минобороны возглавлял контр-адмирал Шашкин, он при мне позвонил в Горький, на завод ГАЗ, спросил, нет ли машины для олимпийского чемпиона, и машина нашлась. А денег то у меня мало, пришлось продать за 5 тысяч «жигуль», что у меня был, и занять еще три тысячи у тренера Пшеницына. Новая «Волга»! Я был очень доволен, а когда слышал про себя, что мне ее «подарили», то смеялся. Мы выступали не за деньги. Это сейчас за победу на этапе Кубка мира призовые 20 тысяч евро, а нам платили 200 рублей. Мы выступали за флаг, за Родину. Такое было время. Я очень благодарен своим тренерам, всем своим преподавателям. Благодарен армии, которая сделала из меня человека.
