"В моей жизни прошу винить Российскую Федерацию": история костромской девочки

Полине — 15. Она живет в Костроме. Она пока еще не знает, кем хочет стать, когда вырастет.

А еще она написала письмо в «МК», чтобы помогли ей эмигрировать из страны. Потому что у нее, ее младшего брата и сестры хотят отнять маму.

«Я не хочу проживать на территории Российской Федерации, потому что мне здесь не нравится. Меня не устраивает халатность чиновников и плохое образование. Органы опеки и попечительства подают в суд на маму в третий раз. Первые два суда она выиграла. Третий суд еще идет.

...Нас лишают возможности жить и существовать. Маме пришлось уйти с работы, чтобы участвовать в суде, следовательно, кредиты и долги оплачивать нечем... Когда наступила самоизоляция, у нас появились проблемы с учебой, так как компьютера у нас не осталось, чтобы мы могли заниматься учебой. Помощи от образования никакой не было.

Я бы хотела, чтобы нашу историю опубликовали и нам помогли уехать».

Что же должно было произойти в жизни совсем юной девушки, девятиклассницы, чтобы она рассуждала так устало и так по-взрослому? Спецкор «МК» взял билет в Кострому.

Из переписки с Полиной.

«Здравствуйте. Вам пишет Полина. Я обращалась с письмом о помощи в «Московский комсомолец».

«Добрый день, Полина! Это Екатерина Сажнева, журналист. Я хочу написать о вашей ситуации».

«Да, я знаю. Насчет интервью: мы не против, чтобы вы приехали».

«Полин, смотри. Я завтра уезжаю в другую командировку и могу приехать в следующий вторник или среду. Это же Кострома, правильно?»

«Да, Кострома. В принципе, во вторник/среду удобно. Правда, у нас судебное заседание 17.09, и все будет зависеть от него. Суд об ограничении в родительских правах. Я в нем участвую в качестве третьего лица».

«Адвокатов нет, сами себя защищаем».

«Нам очень нужна ваша помощь».

«Здравствуйте. Все плохо. Маму хотят подводить под невменяемость, чтобы ограничить в родительских правах, потому что по другим основаниям не получается. Испортили репутацию настолько, что ее вообще никуда не берут работать. Нам срочно нужна огласка. Готовы предоставить все нужные документы, пока у нас их не забрали».

«Здравствуйте, а вы в понедельник точно приедете?»

«Здравствуйте, а вы завтра точно приедете?..»

«Мы очень ждем. Больше нам надеяться не на кого».

...Каникул в Костроме еще нет. И вторая волна пока что не накрыла город. Мальчишки с рюкзаками бредут с уроков, шурша желтыми листьями под ногами. Молодые мамы чинно гуляют с колясками.

Унылая окраина, сетевые супермаркеты за углом, двор, под завязку набитый видавшими виды пятиэтажками.

Такие есть в каждом российском захолустье. Они выстроились в ряд каким-то безнадежным, осенним лабиринтом. Не вырваться.

«Кто-то привезет яичек, кто-то заварку»

Семья Юлии Мирзалиевой живет в одной из таких пятиэтажек, на четвертом этаже. Квартира бесплатная, чужая, хозяйка, которую они никогда не видели, пустила сюда временно по просьбе благотворителей. После того как Полина пригрозила чиновникам, что они все уедут в Москву и там станут добиваться справедливости.

Тесный коридор, маленькая (она же единственная) комната, кухня четыре метра.

Обнаженная, прикрытая только чистотой нищета.

Пустой чай. Стол весь в бумагах. Юля Мирзалиева, мама Полины, работает днями и ночами, чтобы прокормить детей. На переданном тоже во временное пользование стареньком компьютере. «Спасибо, одолжили хоть такой. Потому что всю четвертую четверть мы вообще без толку просидели дома — нет компьютера, и учебы на дистанционке нет, нас ведь трое и на всех один допотопный смартфон, — грустно улыбается Полина. — Куда мы только не обращались. Второй год подряд не имеем возможности учиться весной. До этого, в прошлом году, нам по решению местных органов власти, городской думы, отменили бесплатные проездные, так как мы тогда переехали и якобы не были прописаны в Костроме, и поэтому мы просто не могли добираться до школы несколько месяцев, так как она находилась далеко от дома».

Да, потом пропуски в образовательном процессе по вине исполнительных и подведомственных органов признали вынужденными и противоправными. Но время не вернуть.

Юлия Мирзалиева — юрист. С высшим образованием. До того как начались суды по ограничению ее в родительских правах, трудилась в крупной компании. Правда, работала без выходных и праздников. Если заболела, даже с температурой, то приходилось умирать, но приходить. Зарплата никакая. Но приперта к стенке — а кому ты еще нужна со своими проблемами и детьми?

«Кострома — большая деревня, и в каком мы бедственном положении, все знали, конечно, работодателю это выгодно, потому что мне можно было ставить любые условия... Сейчас из-за бесконечных судов все равно пришлось уволиться, теперь я работаю неофициально, на себя, также консультирую по юридическим вопросам, веду дела, но из дома, иногда буквально за еду, кто-то в счет оплаты привезет яйца, кто-то заварку. Просто чтобы мы не протянули ноги».

«Если честно, я уже не могу сдерживать это давление со стороны нашей системы, я боюсь, что все закончится плохо», — 40-летняя Юля, худенькая, изможденная, с дефицитом веса, в поликлинике, куда она недавно ходила на прием, так и написали, что надо полноценно питаться — хотя бы на 1800 килокалорий в день. Иначе протянет ноги. Все, что она получает сейчас, идет на еду детям.

Ее возраст ей ни за что не дашь. И уж тем более нельзя поверить, что у нее четверо. Старший сын взрослый, живет отдельно. Потом идет Полина, она в девятом.

Следом 13-летняя Лина и 9-летний Эдик (имена младших детей изменены).

В письме Полины ровный, каллиграфический почерк. Что удивительно — совсем нет орфографических ошибок, невероятное в наше время обстоятельство для подростка. Я удивляюсь, предполагаю, что ей, наверное, мама помогала его сочинить.

«Да нет, я сама. Приходится. Я и в суде за нее в качестве третьего лица участвую. По нашим российским законам так можно с 14 лет. Я знаю, я узнавала. Прочитала юридическую литературу и все материалы нашего дела. Нам приходится защищать себя самим, больше некому», — вздыхает девочка.

За последний год Полина, спасая семью, куда только не обращалась — в электронную приемную Президента РФ, Следственный комитет, прокуратуру Костромской области, прокуратуру Костромы, к уполномоченной по правам ребенка Костромской области, в управление опеки и попечительства, управление образования...

Понятное дело, что все это потом спускалось сверху вниз, в их город, район, такие письма большие начальники и не читают, они просто ждут отписок от начальников маленьких. Что все хорошо и сведения не подтвердились. И так по кругу.

Больше же всего облеченных полномочиями взрослых, это отражено и в материалах суда по ограничению Ю.Н.Мирзалиевой в родительских правах, поражает то, что девочка везде открыто признается, что не хочет жить в РФ и просит дать возможность ее семье отсюда уехать.

«Письма... содержащие сведения о том, что их мать страдает от голода, о нежелании общаться с близкими родственниками, о решении покинуть пределы Костромской области и Российской Федерации «пешком», о намерении совершить действия «суицидального характера» («мы исчезнем», «считайте нас умершими», «мы держались сколько могли»). Управление полагает, что написание и направление писем обусловлено влиянием матери, которая вовлекает несовершеннолетнюю дочь в переписку с органами власти Российской Федерации».

Это, кстати, одна из главных причин, по которой Юлию Мирзалиеву хотят признать психически нездоровой — потому что нормальные дети априори с молоком матери должны впитать любовь к своей родине. «Вовлекать в переписку» звучит как «вовлекать в совершение преступления».

Нормальные дети никому не жалуются и играют в гаджеты... Если бы эти гаджеты только были...

И снова из решения суда: «В сложившейся ситуации имеются основания для ограничения в родительских правах, так как своим нежеланием трудоустроиться, формированием у детей негативного отношения к окружающим и стране, влиянием на психологическое состояние детей... подвергает опасности их жизнь и здоровье».

Поэтому всех троих просят изъять и передать Управлению опеки и попечительства города Костромы для дальнейшего жизнеустройства. Заявленные требования мотивированы статьями 73-80-84 Семейного кодекса РФ.

«Дают пять курток — зачем нам пять?!»

Понятно, что все мы родом из детства. Поэтому биография Юлии Мирзалиевой, это ее фамилия по второму мужу, проста и ужасна одновременно. Обыкновенная российская история.

«Отец пил и бил, унижал, мать била. В невменяемом состоянии, но это я сейчас уже понимаю, он приставал ко мне. Мама все видела, но не оказывала никакой помощи, а только оскорбляла...»

Идти было некуда, и девушка «ушла» замуж. Ей было 20, жених на год моложе.

Они оба были студентами, без денег, без внятного будущего, вскоре начались бесконечные проблемы. К тому времени родился самый старший мальчик, сейчас уже взрослый — ему 19. Они почти не общаются теперь, совершенно чужие люди.

«Сын привык видеть, как разрешаются конфликты в семье, что все привыкли друг друга бить и унижать, другого примера перед глазами у него не было», — разводит руками женщина. Тем не менее как-то протянули, родили троих, потом разошлись.

С отцом самого младшего, четвертого, ребенка не сложилось тоже. Мужчина был судим и сейчас сидит. Расписалась с ним скорее от безнадеги.

«Я была ему благодарна за то, что он за меня заступался, когда семья меня обижала. Возможно, поэтому я и сохраняла второй брак, чтобы чувствовать себя защищенной. Последний раз он выходил в октябре прошлого года, по УДО, но не смог трудоустроиться и вскоре снова сел за воровство. Если честно, я устала быть женой декабриста».

В своей семье, Юля решила это сразу, она будет совсем другой мамой, они с детьми будут собираться, обсуждать открыто и прямо, как прошел день, у кого какие проблемы, про экономику и политику, про окружающую жизнь разговаривать тоже. «Я их сажаю перед собой и честно спрашиваю: кому что не нравится? Какие есть предложения? Я детей воспитываю как личностей и показушно третировать их перед чужими людьми не собираюсь».

Быть в России счастливой многодетной матерью-одиночкой без своей квартиры не просто трудно — невозможно, по месту прописки Юля с детьми проживает у родителей, находиться на одних квадратных метрах с которыми невозможно тоже...

Зачем тогда рожала, спросите вы. Ну кто-то должен рожать. А иначе кто станет кормить всех нас в старости. Молодое поколение, та же Полина, категорично заявляет, что не хочет иметь детей. «Лет до 35 уж точно, сначала надо встать на ноги, — рассудительно поясняет она. — И вообще дети не должны рожать детей, это неправильно».

Юлия — не пьющая, умная, грамотная, но единожды попав в трясину, из нее уже не выбраться. Это факт.

Приобрести собственную недвижимость, пусть и в ипотеку, с тремя детьми на руках нереально. Участок земли, положенный многодетным от государства, дают в такой глуши, где ни школ, ни поликлиник, он не стоит ничего.

Вот уже несколько лет они всей кучей-малой скитаются по съемным квартирам. Ничего лучшего им не светит, не положено.

Причин для предоставления муниципальной квартиры по договору социального найма не имеется, так как семья не стоит в очереди.

«С лета 2016-го мы стали проживать отдельно в городе, съехали в пустующую квартиру и до осени 2018-го оставались в ней. Сами обживались, приобретали утварь, мебель, — перечисляет девочка. — Потом оттуда пришлось перебраться в приют при местном храме… Там было очень неуютно. Нас пускали только переночевать, до позднего вечера мы должны были бродить по улицам, а когда возвращались, то никому не попадаться на глаза, не включать свет, сидеть тихо как мыши. Хуже, чем в тюрьме, я думаю, было».

Полина рассказывает, что их имущество, отданное на хранение церкви, однажды просто пропало. «Сначала нам сказали, что оно может лежать здесь столько, сколько нужно. А потом маме позвонили и пригрозили все раздать, если мы его в этот же день не заберем. Но нам было некуда его забрать, и все вещи, мебель, холодильник, в итоге исчезли».

К работе с бедствующей семьей привлекали социальный патронат, представителей православия, общественников. «Теперь-то я понимаю, что так формируется внешняя сторона психиатрического диагноза, — поясняет Юлия. — Общественники все время уговаривали меня куда-то бежать, хватать детей и прятаться в глуши. Да хоть по святым местам! Нормально, да — жила-была мамашка, потом схватила троих детей в охапку, раздала вещи и отправилась скитаться по деревням и монастырям. Если человек эмоционально восприимчивый и нервный, он действительно может так поступить, сорваться и скрыться, а что потом? Со стороны это выглядит соответствующе — она же ненормальная, детям с ней небезопасно. Я, наоборот, доказываю все время, что забирать у меня детей нет юридических и медицинских оснований».

Пытались свалить на то, что Юлия — пьющая. Даже предписание сделали, чтобы закодировалась. Проблема в том, что она не пьет вообще. Что также отражено в материалах дела. Потом напирали на то, что дети не ходят в школу — опять не так, все трое числятся в учебных заведениях, если нет проблем с дистанционкой и проездными, уроки они не прогуливают, Полина вообще староста класса.

«Чиновники шли по накатанной. Как обычно работают с неблагополучными семьями. Те пьют, гуляют... Если же ничего этого нет и семья просто бедная, то они не знают, что делать. Наказали купить постельное белье и детскую одежду. Но опять же, у нас все это есть. А те пять курток, которые нам перепали от благотворительности, просто не нужны, и я их отнесла обратно в соцзащиту», — рассказывает Юлия.

Юля говорит, что везде в отчетах написано, что им регулярно оказывается финансовая помощь. Однако пособия на всех ее детей составляют в Костромской области в совокупности 2555 рублей в месяц. Указанные меры социальной поддержки были рассчитаны до 31 августа этого года. Ну еще, конечно, нынешние президентские выплаты, их выдали, как и положено. На этом и продержались.

Периодически предлагают бесплатные билеты в кукольный театр и путевки в выездной детский лагерь. «Полине — 15, последняя книга, которую она прочитала перед судом, «Общественное животное. Введение в социальную психологию», как думаете, интересны ей куклы?» — качает головой Юлия. «Я понимаю, что им нужно показать, что они занимаются делом, но выходит сплошная профанация и показуха, зачем это все тогда?»

Говорят, что семья закрыта и мать не пускает проверяющих на порог. «Это неправда, вот так и складывается негативное общественное мнение. Я всегда заранее предупреждаю, что нахожусь на работе или пошла с ребенком в поликлинику, и именно в этот день обычно к нам из опеки и являются с проверкой».

Психиатрическую экспертизу Юлии Мирзалиевой провели заочно, специалисты, которые ни разу ее не видели. Врач-психиатр диспансерного отделения ОГБУЗ «Костромская областная психиатрическая больница» якобы еще в 2017 году обращалась в районный суд с административным иском о принудительном психиатрическом освидетельствовании Юлии Мирзалиевой, а в 2019 году в психиатрическую больницу хотели положить и Полину — из-за того, что она написала письма в СК и президенту, но в удовлетворении этого иска было отказано и принудительно в психушку девочку не положили. «Кстати, Следственный Комитет проводил проверку и не нашел подтверждения в этих письмах признаков состава преступления по статье 110 УК РФ (доведение лица до покушения на самоубийство), что указано в ответе, который я предоставила в суд, - говорит мама Полины. - Также другим судом было определено, что авторство этих писем не устанавливалось, а их суицидальный характер не доказан».

Из характеристики школы следует, что девочка хорошо учится и опрятно выглядит, что у нее есть сменная обувь и спортивная форма, а также учебники и тетрадки, учебный материал школьница запоминает быстро, общается со сверстниками, имеет друзей, дополнительно посещает занятия по английскому языку и модельную школу, так как хочет как можно скорее устроиться на работу, чтобы маме было полегче.

Психически больная заочно

«Полин, а с тобой тетеньки из опеки встречались?»

«Да, я и сама была в управление опеки и попечительства. Я объясняла, что они не правы и в чем конкретно. Им это не понравилось. Они считают, что я слишком умная».

«А с родным отцом отношения поддерживаешь? Может, опека хочет, чтобы он вас забрал?»

«Нам сказали, что если нас заберут у мамы, то передадут не отцам, а третьим лицам. Может быть, бабушке с дедушкой или еще кому. Но мы к ним не хотим, потому что они пьют. А к отцу не хотим, потому что он оскорбительно ведет себя по отношению к нам. Однажды, когда мы встретились, это бывает редко, он высморкался в платок и предложил сестре его съесть».

«А зачем ты вообще писала президенту и по инстанциям. Неужели искренне верила, что тебе ответят?»

«Потому что я хотела привлечь внимание к проблемам нашей семьи, как вы не понимаете, — вздыхает девочка. — Я была уверена, что нам помогут, а они решили признать маму невменяемой, раз она такой меня воспитала».

В ход пошло все, даже то, что однажды, пять лет назад, из-за форс-мажора на бывшей работе Юлия не успела вовремя заехать за детьми в школу и забрала их только в половине девятого вечера. На нее был составлен протокол административного правонарушения о том, что подвергла жизнь и здоровье своих детей опасности.

По бумагам ей было рекомендовано лечение в дневном стационаре на общих основаниях. В рамках рассмотрения этого гражданского дела в мае этого года назначили комплексную заочную судебную психолого-психиатрическую экспертизу. На предмет вменяемости.

Хотя до сего момента женщина под наблюдением психиатров на диспансерном учете не состояла и не состоит.

Постановку на психиатрический учет пытались произвести без оповещения самой Юлии Мирзалиевой, так сказать, дистанционно, онлайн.

«Со мной никто не разговаривал и не встречался, — возмущается женщина. — Как такое вообще может быть? При этом они написали, что оценить мое состояние, не видя меня, не представляется возможным. Предположили, что я нахожусь в состоянии дистресса, с физическим и энергетическим истощением, что у меня, по всей видимости, синдром хронической усталости, который оказывает непосредственное влияние на поведение детей».

«...В связи с заочным характером экспертизы, отсутствием очного обследования Мирзалиевой Ю.Н. оценить точно стиль ее воспитания не представляется возможным. Судя по материалам гражданского дела, дети посвящены во взаимоотношения Мирзалиевой с различными инстанциями, это способствует их вовлечению в сутяжническую деятельность матери, индуцируют их ее идеями, особенностями ее мировоззрения и может способствовать социальной дезаптированности детей в будущем, аналогичной социальной дезаптированности матери в настоящем».

По мнению наших чиновников и судей, дети, особенно умная, рассудительная, не по годам взрослая Полина, должны понимать необходимость соблюдения социальных норм, не нарушать стереотипы общественного поведения, не манипулировать окружающими, не требовать к себе особого внимания, не демонстрировать шантажную форму поведения (это о письмах президенту), так как это противоречит их истинным интересам.

«Негативные оценки детьми оказываемой семье помощи, наличие желания переехать в другую страну связано с их естественной возрастной незрелостью, с присоединением к позиции значимого для них взрослого, с которым они совместно проживают и к которому имеют позитивное отношение».

В общем, надо быть как все. Молчащими, покорными и согласными. И будет вам счастье.

Крупицы адекватности

Осенью 2018 года в маленьком городке Сафонове Смоленской области покончила с собой 14-летняя школьница. За две недели до своей смерти она написала президенту, как живет ее семья, что мама работает санитаркой и платят ей копейки, 10–12 тысяч, которых не хватает даже на самое необходимое. Детей двое, а травматолог в больнице алкаш и приходит на работу пьяный, что жить так, как они живут, невмоготу...

Школьница отправила свою исповедь в Кремль через специальный сайт. Через несколько дней его спустили вниз по инстанциям, как водится. И порекомендовали разобраться. Родительницу тут же вызвали на работу и поставили на вид. А еще через несколько дней ребенка не стало. Она не выдержала издевательств.

Погибшая оставила записку, попросив прощения у мамы. Девочка захотела, чтобы ее похоронили в школьной форме. Вещи она заранее собрала и повесила в своей комнате.

Происшествие вызвало небывалый резонанс, губернатор обещал лично выяснить, что стало причиной подобного поступка, следователи возбудили уголовное дело в отношении социальных работников в городе Сафонове Смоленской области, которые подозревались в халатности.

Следователи установили, что семья находилась в сложном финансовом положении и пыталась получить поддержку у местных органов власти...

Понятное дело, что костромская опека совершенно не хочет быть замешанной в подобной истории и признанием Юлии невменяемой, а также изъятием детей пытается на всякий случай обезопасить себя. Мало ли что.

Но в том-то и дело, что Полина не хочет умереть. Она хочет жить. Но иначе. Не прозябая, как это происходит сейчас. И чтобы ее мама тоже не голодала, пытаясь накормить остальных детей.

«Мне приходится по крупицам собирать доказательства своей адекватности. Но все очень сложно. Это же провинция. Здесь тяжело объяснить, почему женщина должна быть умной и образованной, может, если бы была поглупее, было бы проще. На меня в опеке смотрят как на врага народа, когда я перечисляю действующие законы и положения: «Что, дескать, самая умная?» — так как, насколько я знаю, среди тех, кто нами занимается, профессиональных юристов нет, мне прямо дают понять, что я неправильно воспитываю дочь, формируя у нее определенную гражданскую позицию, в то время как девочку нужно готовить к хорошей семейной жизни. Мол, была бы я замужем, всем бы со мной проще было... На последнем судебном заседании у меня вообще спросили, каким я вижу своего идеального мужчину».

«Так какое это имеет отношение к нашему делу?» — вспыхивает Полина.

«Понимаете, у них никогда вопрос не стоял, что я не справляюсь со своими родительскими обязанностями, я виновата лишь в том, что учу детей не тому, чему следует, и воспитываю не так, как считают должным органы системы профилактики семейного неблагополучия, — утверждает Юлия. — Что постоянно что-то требую, например, бесплатного горячего питания в школе, которое нам не хотели предоставлять. Сейчас приносят в качестве помощи одну-две курицы в неделю. Это после того, как я пообещала, что все-таки выйду за пределы Костромы, покажу эти документы о том, что была истощена и никакой помощи от государства не получала. Последнее, что мне предложили чиновники, это устроить уборщицей — больше, выходит, мест для меня нет».

Эксперты на суде, на котором, кстати, Юлия Мирзалиева их впервые увидела, заявили о том, что, несмотря на особенности ее характера и состояния психики и не исключая все-таки негативного влияния на двух дочерей и сына, отбирать детей у женщины все-таки не стоит. Так же как взыскивать с нее на их воспитание алименты, которые сначала попытались назначить.

Вроде бы на данный момент все закончилось относительно хорошо, на последнем суде, который состоялся в конце сентября, требование об изъятии детей для их лучшего будущего решили оставить без удовлетворения. Дети пока остаются с мамой. Вероятно, Юле дают время на исправление. Чтобы стать как все.

С этим никак не может смириться Полина. Она не хочет быть как все. Она не согласна молчать.

Элина ЖГУТОВА, руководитель правозащитного центра «Иван Чай», эксперт семейной политики:

— К сожалению, описанная вами история не является каким-то вопиющим, одиночным эпизодом, спровоцированным отдельными чиновниками.

Подобными ситуациями мы занимаемся каждый день. Эта скорее наиболее типична: многодетная мать-одиночка, тем более без жилья, к сожалению, обречена потерять сегодня своих детей. Даже если она не пьет, не бездельничает, все равно у органов опеки найдутся претензии. Ведь если она работает, то детей признают безнадзорными и забирают по соответствующему полицейскому акту. Если сидит дома, то им банально нечего есть, и опека фиксирует ненадлежащее воспитание, пренебрежение родительскими обязанностями.

Никого не волнует, как такая женщина должна обеспечить детям «достойное», а на самом деле вычитанное в западных методиках существование: скомпенсированное питание, отдельные спальные места, места для игр и занятий, одежда по возрасту и по сезону, отдых, развлечения и т.д. У нас же, как известно, «за бедность не отбирают», поэтому в ход идут любые аргументы, например, пониженный морально-волевой потенциал и другая подобная чушь. Идет нагнетание общей обстановки, а в суде уже никто не помнит, что с высоких трибун им говорят, что «лишение родительских прав предполагается в самом крайнем случае», а отобрание возможно только при непосредственной угрозе жизни и здоровью ребенка.

Комментарий от Управления опеки и попечительства администрации города Костромы:

«Это судебное разбирательство длится достаточно долго, с 2016 года. На последнем решении суда нам отказали, и дети остались с мамой.

Ситуация неоднозначная, мы не отрицаем того, что женщина занимается воспитанием детей, но она не трудоустраивается официально, не предоставляет нам временные трудовые договоры, по которым работает, а рассчитывает только на государственную помощь. Если бы она работала официально, к ней бы вообще вопросов не было.

Социальными льготами эта многодетная семья пользуется, бесплатным горячим питанием, льготами по проезду. В Костроме существует Центр социальной помощи семье и детям, там также безвозмездно нуждающимся семьям дают продукты, одежду. От чего мама нередко отказывается, считает, что ее дети такого не едят.

Мы не спорим, что девочка хорошая, есть граждане, есть организации, которые не остаются равнодушными к проблемам этой семьи, но других возможностей поддержки у нас нет. А они в ответ везде пишут письма и жалуются».