Владимир МИШУКОВ: легко отпускаю детей во взрослую жизнь

— Одним из первых российских фильмов, выходящих в прокат после карантина, станет «Хэппи-энд». Поделись, какой след оставила в твоей жизни эта работа?

— Я впервые побывал в Таиланде, а именно там проходили съемки нашего фильма. Воспоминания самые приятные, люди ведь туда ездят отдыхать, а мне удалось совместить полезное с приятным, отдохнуть в перерывах между работой. И сама страна мне очень понравилась, она оказалась даже лучше, чем я ожидал. Мне удалось узнать ее довольно близко, не с туристического ракурса. Больше всего впечатлили люди, открытые, доброжелательные, внимательные, не гордые. При этом, на мой взгляд, они живут в более счастливой стране, чем мы. У них нет снисходительного взгляда сверху вниз, как у некоторых туристов, которые приезжают в Таиланд, преисполненные великодержавным шовинизмом.

— В фильме есть сцена, где вам с Михаилом Гомиашвили (он играет отца героя Мишукова по имени Ксенофонт – прим.ред) довелось на спор есть жгучий перец чили. Настоящий перец был?

— Перец был самый настоящий, другое дело, что там есть хитрость – самая жгучая часть перца находится в семенах. Сам перец конечно тоже острый, но терпимо, к кончику он менее острый. Но я не устаю повторять, что если у актера есть возможность пережить реальное физическое самочувствие героя, то это нужно сделать. Потому что именно самочувствие приведет за собой верную эмоцию.

— С какими-то неожиданными сложностями пришлось в работе столкнуться?

— Ну, если только с тем, что во время езды на скутере я умудрился сломать руку. Причем, выяснилось это уже по возвращению в Москву. В перерыве между съемками, когда мы переехали на Остров слонов Ко-Чанг, у меня выдалась пара свободных дней между сменами. Я решил взять скутер и поездить по острову, познакомиться с ним получше. Тем более, что водить скутер я умею и вся разница была лишь в левостороннем движении. Целый день я благополучно прокатался, а под вечер мне попался довольно экстремальный спуск, на пути которого висели предупреждения. Я следовал всем правилам безопасности, но на вираже умудрился наехать передним колесом на ржавый болт. Завалился на бок и удар пришелся на правое плечо. Была сильная боль, долгое время даже не мог поднять руку, но так как опухоли не было, к врачу решил не обращаться. Боялся, что мне наложат шины на руку, и тогда я точно подведу съемочную группу. Разрабатывал руку самостоятельно, мазал местными бальзамами, но она продолжала болеть. Но главное, что никто на площадке этого не заметил, ни оператор, ни режиссер. В общем, дотерпел до возвращения в Москву и первым делом пошел к врачу, где и узнал, что у меня перелом. Травма напоминает о себе до сих пор, хоть и прошло уже два года.

— Тебе когда-нибудь хотелось уехать вот так на другой конец земли, пожить там, и может быть, даже обрести новый дом?

— Поехать куда-то всегда здорово, но у меня определенные обстоятельства – четверо детей, которые в моей сознательной жизни никогда не позволяли уехать надолго. Если я куда-то и ехал, то только с учетом детей. Хотя, недавно возникла такая потребность – уехать, побыть наедине со своими мыслями, как сейчас говорят – обнулиться. В ноябре прошлого года, после съемок второго сезона «Содержанок», когда много всего сразу нехорошего навалилось, и главное, не стало моей мамы. Помню, я как раз Таиланд тогда и рассматривал, но не сложилось. Так же планировал уехать весной, репетируя с режиссером Талгатом Баталовым в театре Наций спектакль «Покорность» по роману Мишеля Уэльбека (в спектакле у Мишукова главная роль — профессора Сорбонны Франсуа, переживающего кризис среднего возраста в беспорядочных связях со студентками. – прим.ред.). Думал, что вот выпустим спектакль, отыграем премьеру и уеду отдыхать. Но случился карантин, и все остановилось практически накануне премьеры, без какого-либо творческого выплеска в зрительный зал.

— Когда спектакль вернется в театральную афишу?

— Пока непонятно, будет ли в ближайшее время эта театральная афиша сама по себе? Сначала планировали сентябрь, теперь говорят, что в конце октября начнутся репетиции. Проблема в том, что два с половиной месяца я был максимально погружен в эту работу и достаточно многословный текст. Прошло почти четыре месяца с окончания репетиций, и текст, что называется «ушел», придется начинать все заново.

— Твой герой в «Хэппи-энде» находится в сложных взаимоотношениях с отцом. А у тебя как складывались отношения с родителями?

— Непростые отношения взрослых детей с родителями – довольно распространенное и естественное явление жизни. Какое-то время ребенок принадлежит родителям, а когда он вырастает и начинает отрываться, то конфликт вполне естественен. Иногда родители воспитывают детей «для себя» и не готовы отпустить их на свободу. В моей семье такого не было. Мои родители развелись, когда мне было десять лет, и дальше наше общение с отцом было эпизодическим, каждый день мы не виделись. Я был младшим из трех братьев и контактировал с отцом больше всех, возможно, в силу возраста. По выходным мы встречались, ходили куда-то гулять. Папа очень любил природу и всячески меня к ней приобщал, мы ходили за грибами, катались на лыжах. Вообще, он всегда был очень заботливым, помню, вставал рано утром и готовил нам с братьями – студенту и двум школьникам, завтраки. У отца был обязательный пунктик – натирать нам каждому по миске моркови с медом и молоком. Это блюдо было в нашем ежедневном рационе, из-за чего кожа у нас была немного желтоватого цвета, и медсестра в школе периодически переживала «Мишуковы, что же вы желтые такие, не желтуха ли у вас?». И еще папа делал просто горы бутербродов – с колбасой, с сыром, с морепродуктами, каждому по 8-10, съесть которые за завтрак было практически невозможно.

— Зная тебя не первый год, отмечу, что внимание и заботливость к близким, да и вообще окружающим, тебе от папы точно передались …

— Это называется отцовский инстинкт, мне иногда даже приходится извиняться в компаниях за чрезмерную заботу (смеется). Есть у меня привычка следить за тем, чтобы все вокруг были сыты, одеты и довольны. У отца этот инстинкт был ярко выражен, да и у мамы тоже, она была очень заботливой и внимательной. Папы не стало в 2013 году, а мама ушла в ноябре прошлого года.

— Твои дети тоже почти все уже выросли, как ты их отпускаешь во взрослую жизнь?

— Легко и спокойно. У меня изначально была установка, что мы рожаем детей не для себя, а для них самих, для их самостоятельной жизни. Самым сложным моментом в отцовстве для меня была необходимость наказывать старшего сына Женю, когда он был маленьким и очень неугомонным. Мне пришлось пару раз дать ему ремешка, и я очень сильно из-за этого переживал, закрывался в ванной комнате и рыдал, сидя на полу. Но когда сын вырос – ему уже 25 лет, он сам мне сказал, что я поступал абсолютно правильно, и никакой обиды у него не осталось. У меня самого в детстве был эпизод, когда я проволочного человечка засунул ножками в розетку, из-за чего случилось короткое замыкание. И в следующую же секунду  я ощутил удар по шее от отца. Так я на всю жизнь запомнил, что нельзя ничего совать в розетку. Иногда дети доходят до предела, в той, или иной ситуации, и ты просто вынужден на это реагировать. Но никогда нельзя делать это в раздражении и злости, только, как это ни парадоксально, с любовью. Хотя сейчас бы я этого не делал вовсе.

— Ты окончил ГИТИС 25 лет назад, но ушел из актерской профессии на 15 лет. Стал успешным фотографом, получил несколько престижных премий. А потом снова вернулся к тому, о чем мечтал с детства – быть актером. Как ты сам для себя это объясняешь?

— Любая творческая деятельность не может быть стабильной по определению, ты все время находишься в поиске, чем бы ни занимался. Я не жалею ни о чем, что произошло в моей жизни, потому что это и есть сама жизнь. Думаю, в чем-то я ухватил даже больше, чем люди, которые все время находятся «в застенках театра». А я где только ни побывал, работая фотокорреспондентом, ездил в колонии, детские дома, эмоционально все это воспринимал, получая свое представление о мире.

— Фотоархив свой хранишь?

— Я спокойно к этому отношусь, как к прошлой жизни. У меня есть несколько фотоальбомов, но боюсь, что в них уже ничего не осталось, потому что я изначально делал фотографии, чтобы не хранить, а отдавать. Для меня это как тибетские мандалы – узоры из цветного песка, которые почти сразу же стираются. Фиксировать важно здесь и сейчас. Сейчас я в основном снимаю для себя на телефон, фотоаппарат не использую. Так получается, что сегодня я в основном существую перед его объективом, чем за ним.

— В прошлом году тебе исполнилось 50 лет, на которые ты абсолютно не выглядишь, и именно в этот период жизнь завертелась с бешеной скоростью. Пришло признание, востребованность, узнавание, особенно после выхода сериала «Содержанки». Как тебе все это далось?

— Я просто делаю свое дело, как и делал всю жизнь. Сейчас так громко выстрелило благодаря платформе START и их подходу к материалу – анонсированному показу сериала «Содержанки». Именно поэтому народу и удалось заценить наш артхаус-мейнстрим, а я именно так называю проект «Содержанки».  Но лично для меня ничего не изменилось. Видимо потому, что я уже взрослый человек и понимаю, что успех короче жизни. Изменилось лишь то, что действительно появилась повышенная узнаваемость меня со стороны людей. Раньше я вполне спокойно ходил по улице, ездил в метро, а сейчас довольно часто узнают, просят сфотографироваться. Но в метро я так же езжу, за исключением трех последних месяцев изоляции, которые провел дома.

— При карьерном взлете последних лет, твоя личная жизнь тоже претерпела кардинальные перемены – ты развелся после 23 лет брака… Изменилось с годами  твое отношение к семейной жизни?

— Возможно и так, перемены неизбежны. Меняемся мы, меняется время и пространство вокруг нас. Особенно часто это происходит, когда вырастают дети, на воспитании которых супруги были сильно сосредоточены. И порой упускаются вещи, связанные с умением строить парные отношения, ослабевает связь в силу разных причин. Но как бы все это было ни печально, на сегодняшний день, мы с бывшей женой воспринимаем наш развод, как выход в новое пространство, высвобождение. Основная миссия по рождению детей и их становлению выполнена, и выполняется нами по-прежнему. А что касается нас самих, то мы приняли решение, которое, как я считаю, нас обоих освободило. Поработав на поприще семьи, и взрастив детей, мы фактически сейчас занялись тем, о чем каждый из нас мечтал с детства. Моя бывшая жена всегда мечтала стать медиком и сейчас она одна из лучших акушеров Москвы. Мы пришли к тому, чтобы остаться в доброжелательных отношениях. Конечно, любой разрыв всегда болезнен, но объективно, нельзя не видеть, что так лучше всем. Лучше разойтись, чем мучить и терзать друг друга своими разностями,  которые рождают непонимание и конфликт. Хотя, иногда просыпаясь, вспоминаю, что мы больше не муж и жена, и мне это кажется странным… Осталась силы привычки, на клеточном уровне, ведь мы на протяжении почти четверти века обменивались друг с другом, что называется, соками своих тел.

— Тебе нужно для творческой подпитки в работе состояние влюбленности, или проще говоря, муза?

— Как это не смешно звучит, но есть влюбленность в материал, персонажа, роль и команду, с которой ты работаешь. Для меня уже этого достаточно, и искать музу на стороне, если ее нет в реальности, мне не нужно. Как ни крути, первое, в кого ты влюбляешься – это твой персонаж, возможность присвоить его. Хотя, бывают и такие персонажи, которых ты со временем начинаешь ненавидеть, они становятся тебе неприятны в своих проявлениях. И это очень трудно, потому что ты адвокат своего героя и вынужден его оправдывать.

— Какое место ты отводишь любви в своей жизни?

—  Я сейчас так вообще не думаю, ведь у каждого свое определение любви. Меня долго увлекало изречение Василия Розанова, который говорил «Любовь подобна жажде. Она есть жажда души тела». Потом я придерживался Библейского определения: «Любовь долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится… Любовь никогда не перестает».  Я думаю, что это более иррациональное, психо-физико-химическое состояние, которое, как подсказывает мне мой опыт, есть отчасти болезненное состояние, с которым ты почти ничего не можешь сделать. Ты начинаешь этому чувству принадлежать. Если в определенный момент ты еще можешь сопротивляться, значит, у тебя есть силы, благодаря тому, что твой сердечный резервуар не свободен до конца, и ты не впускаешь в него любовь полностью. Когда он высвобождается, у него возникает потребность наполниться этим чувством. Но не всегда ты можешь успеть вовремя, может оказаться, что ты испытываешь любовь, возможно, уже к фантому, идеалу, который существует только внутри тебя.

— Это ты про свое нынешнее состояние говоришь?

— Мое нынешнее состояние вообще непонятное, в силу всех сдвигов по фазе из-за определенных моментов в жизни – утрате мамы, прерванной карантином работе в театре… Я сейчас оглядываюсь, и не понимаю, что происходит со временем – долго все это длилось, или быстро пролетело? Почти весь карантин я провел у себя на съемной квартире, чувствовал себя одиноким космонавтом на орбитальной космической станции. Смотрел много кино, читал, встречался с детьми. Почти сразу ощутил то состояние, когда неизбежно встречаешься с собственной пустой, не заполненной энергией деятельности. За это время месте с фотографом Ольгой Тупоноговой-Волковой я осуществил фотопроект BIPOLARGROTESQUE (в нем Мишуков примерил на себя женские образы, и погрузился в исследования сексуальных травм с позиции самой женщины. – прим.ред) и написал к нему эссе, больше поэтического, нежели документального свойства. Многие говорят «Смелый проект!», но я не очень понимаю, в чем его смелость. Я просто высказал то, что меня внутренне волнует долгое время, и считаю, что положение женщин в общество – в нашем точно, находится не на должном уровне.

— А дети твои что сказали?

— Мои дети, которым сейчас 25, 20 и 17 лет – мои первые зрители и моя лакмусовая бумага. Они были первыми, кому я показал, каждому по отдельности, сначала фотографии, потом текст. И сын и дочери отреагировали, что  называется, живо, приняли и одобрили. Очень надеюсь, что они будут жить в измененном мире, где не будет порабощения одной маскулинной природы другой, менее маскулинной.

— Какие советы ты даешь сегодня детям, основываясь на своем опыте семейной жизни?

— Никаких советов не даю, тут нельзя ничего советовать. Я всегда им говорил – живите, как хотите, делайте, что хотите, главное, чтобы вам было по-настоящему интересно. Потому что интерес – это топливо, будет интересно, значит, все получится, и деньги заработать, и все остальное. Дети мне ничего не должны, я не возлагаю на них каких-то своих родительских надежд, надежда только на то, что им будет интересно проживать свою собственную жизнь. Не призываю любить меня только потому, что я их отец и долгое время растил и заботился. Это было нужно мне, в первую очередь. Я предлагаю нам общаться, самое главное, на уровне интереса, если я интересен им, как индивидуальность и личность. А это происходит, когда мне самому с собой интересно в первую очередь. И когда дети это видят, им интересно с этим соотноситься. А любить меня за то, что я их отец, а мне их за то, что они мои дети – это уже территория прошлого. Сейчас мы должны быть интересны друг другу, как люди.

— Предположу, что младший сын, 13-летний Платон – твоя особенная любовь?

— Я всех детей одинаково по-разному люблю, а особенный Платон потому, что у нас с ним особенные отношения в силу его особенностей развития. Платон в статусе вечного ребенка (у мальчика синдром Дауна. – прим.ред), потому и направленность на него такая, как на маленького, беззащитного ребенка. А сердце мое отдано моим четырем детям в равной степени. Бывают периоды, когда с одним ребенком больше понимания, с другим меньше, но периоды эти меняются, потому что мы все живые люди. Вот сейчас Варя ко мне чаще приезжает, чем другие дети.

— Ваша связь с Платоном не стала слабее с тех пор, как ты живешь отдельно?

— Нет, я этого не замечаю. У Платона такая особенность, что он любит тех, кто с ним в данный момент рядом и хорошо к нему относится. Да, сейчас мы стали реже видеться, но качество нашего общения не изменилось. Перед тем как я переехал, мы пять лет с ним спали в одной кровати, жили в одном ритме. И сейчас стараюсь чаще к себе забирать и максимально общаться. Больше всего мы любим с ним гулять, а еще Платон очень любит море и плавать. Дома я ему показываю разные мультики, сын любит музыку из наших старых мультфильмов — «Бременские музыканты», «Голубой щенок». А если говорить про свою реальную, простую  человеческую мечту, то я очень хочу, чтобы Платон жил со мной, как бы трудно это ни было. Да, это будет трудно, но здорово… Кстати, если уж говорить про музу, то именно Платон и есть моя муза на все времена!

Досье

Родился: 11 июня 1969 года в Москве

Образование: ГИТИС

Семья: разведен, сыновья Евгений (25 лет) и Платон (13 лет), дочери Прасковья (20 лет) и Варвара (17 лет).

Карьера: первые роли сыграл в конце 1990-х, затем более десяти лет занимался фотографией. Публиковался в VOGUE, GQ, Glamour, ELLE, InStyle, Harper’s Bazaar. Трижды обладатель Гран-при «Серебряная камера», лауреат премии «Арт-фото России». Снялся в 40 фильмах и сериалах, среди которых «Зимний путь», «Дочь», «Петр Лещенко. Все, что было», «Красные браслеты», «Преступление», «Рыба-мечта», «А.Л.Ж.И.Р.», «Слоны могут играть в футбол», «Любовницы», «Содержанки» и др.