Скрупулёзно (год за годом) изучая биографию своего деда — Фунта, — я выяснил, что первый раз он улетел на нары в 1857 г. при Александре Втором-«Освободителе». Фунту не было и двадцати. А Одесса была ещё вольным городом.

Сел же он вот по какому поводу…

Имелся один злостный противный (рябой ко всему) неприятель. Вражина в натуре. Мешавшая вести вполне честный черноморский бизнес. Связанный в основном с богемно-творческой средой: художники-поэты-музыканты. Точнее, со скрупулёзной подделкой облигаций. И дальнейшим обменом их на антиквариат у приморских барыг. Не желающих ползать по официальным (легальным) аукционам.

[Понятно почему: ворованные ценности отправлялись в загранку напрямую. Кораблями.]

Работал тот прокажённый доносительством штемп в банке обрусевшего еврея Швейцера. Сбежавшего за махинации из Варшавы и сменившего фамилию на Штольца. Назвав банк — «Stolz-Bank Review». В районе Старобазарного сквера. На который финдиректор штольцевской конторы положил немалые инвестиции. Отчего глава города, — военный губернатор Крузенштерн, — позволил сему «хитрому» заведению некие (не лишённые договорных подковёрных деталей) преференции.

Ну, и никому бы в голову не пришло подвешивать этого чёртового маклера к каменным балясинам Ланжерона, если б не одно «но»…

Звали того маклера — Фимка Френкель. Из той жидовской породы, что и доблестное беглое начальство. Лишь с некой исторической подоплёкой. (Без каких-либо привязок к национально-расовой неприязни — либо наоборот. Избави бог. Так говорили в XIX в.: гоголевский, тургеневский саркастическо-сатирический «жид» – литературная тогда норма.)

Дед мой Фунт был не только известным знатоком искусства. Но и политически (и философски) подкованным человеком, весьма образованным. Патриотично настроенным к тому же. (А кто в Одессе не патриот?)

Так вот, он выяснил, что отец этого Френкеля при Наполеоне помогал последнему оптом выпускать фальшивые деньги! За определённый гешефт, разумеется. Сим манером вбросив в оборот воюющей Империи где-то около 20 млн. фуфловых рубликов. Прямо в эпоху сожжения супостатами Москвы!

Прознав про то из архивных источников, Фунт, конечно, письменно обратился с данным вопросом к шефу жандармов Долгорукову. Дескать, раскрыл вражье гнездо на теле любимой Отчизны. (Имея в виду надзорные за то послабления законспирированному криминальному бизнесу. Не без того.)

Князь ответил, мол, не будет же он вешать сына за то, что давно умерший проштрафившийся отец преступно выпускал при Бонапарте подложные монеты?! — Пусть и времена для матушки-Руси были непростые. Тем не мене мл. Френкеля на допрос в столицу вызвал. Для порядку.

Тот взбеленился-взъерепнился не на шутку…

Стал шпионить за Фунтом. Писать доклады куда следует. Что могло обернуться вполне себе большой неприятностью (катавасией) дорогому моему сердцу предку. И его делу.

Посему пришлось однажды взять доносчика за тёпло место, всыпать ему хорошенько по пятой точке. Накинуть на ноги петлю и — скинуть вниз головой с Ланжерона.

За что и получил первый срок. Невеликий, правда. Ведь сутяга-Френкель остался жив. Просто заикался после «Одесского висения» до конца своей тухлой пропащей жизни.

До приснопамятных бендеровских «Рогов и копыт» — впереди маячила целая жизнь. Семьдесят лет почти. Полных творческих (жульнически-фармазонских) находок, счастья и разочарований… Войн, революций, тюрем. Печальных российских острогов, декабристско-народнических поселений. И каторг.