Первая неделя июня 1945 года, Берлин. Едва минул месяц, как в германской столице стихли выстрелы, город лежит в развалинах. Очищены для движения лишь главные магистрали. Берлинцы привыкают к режиму оккупированного города – режиму, которого они не знали с 1760 года,  когда тогдашнюю прусскую столицу взяла русская армия генерал-фельдмаршала П.С. Салтыкова.

Тогда русские стояли в Берлине всего несколько дней, ограничились контрибуцией и, в отличие от союзников-австрийцев, не грабили население. Лояльность русского командования была такой, что пощадили даже местных газетчиков, написавших немало лжи по адресу русских. Поначалу их хотели разложить на центральной улице и «угостить» шпицрутенами, но, как вспоминал участник похода князь А.А.  Прозоровский, «так как весь город просил о монаршем милосердии к ним, то это наказание, именем её императорского величества, было отменено».

Ситуация 1945 года была, разумеется, иной. Однако русские, как почти за 200 лет до этого, не свирепствовали, хотя и не заигрывали с немцами. «Отношения между Красной армией и немецким населением, – заявил Маршал Советского Союза Г.К. Жуков, чьи войска взяли Берлин, – определяются строгим оккупационным режимом».

Маршал Жуков. Фото: waralbum.ru

Трудно найти в истории другие примеры, когда «оккупанты» так бы заботились об «оккупированных»: согласно постановлению военного совета 1-го Белорусского фронта от 11 мая 1945 г., на одного жителя Берлина в неделю выделялось до 3 кг хлеба, 0,5 кг мяса, почти 1,5 кг сахара, 350 г натурального кофе, овощи, молочные продукты. Питанием обеспечивались самые разные категории берлинцев: рабочие, служащие, дети, врачи, учителя, служители культов, больные и иждивенцы. Далеко не каждый советский гражданин имел тогда такое обеспечение. Советской комендатурой были также приняты меры по обеспечению медикаментами больниц и аптечной сети города.

Пленные немцы в Берлине

«Я считаю, – подчёркивал Жуков, – что наши отношения с немецким народом будут зависеть от того, как поведут себя в дальнейшем немцы. Чем скорее население сделает для себя правильный вывод из поражения Германии, тем будет лучше для него».

Эти слова были произнесены маршалом на пресс-конференции в Берлине 7 июня 1945 г. Для участия в ней из Москвы прибыли 11 иностранных и 8 советских журналистов. Момент для встречи с представителями прессы был избран неслучайно. За два дня до этого, 5 июня, державы-победительницы приняли Берлинскую декларацию, в которой официально заявили о принятии на себя верховной власти в Германии. Осуществлять её был призван Контрольный совет из высших представителей четырёх держав: СССР, США, Великобритании и Франции. Их представителями в Контрольном совете стали Маршал Советского Союза Г.К. Жуков, генерал армии США Д. Эйзенхауэр, английский фельдмаршал Б. Монтгомери и французский генерал Л. де Тассиньи, подписавшие Декларацию о поражении Германии.

Куда словоохотливее был маршал, отвечая на просьбу сообщить подробности сражения за Берлин. Он оценил эту операцию как достаточно успешную по темпам и результатам, по вкладу в развитие теории военного искусства, отметил, что Красная армия потеряла в ней значительно меньше, чем немецкие войска. Отметил, что залогом успеха стала серьёзная подготовка: «Мы сосредоточили крупные силы артиллерии, танков, авиации, чтобы можно было в кратчайший срок сломить сопротивление противника и быстро овладеть самим Берлином.  Особое внимание при подготовке этой операции было обращено на точное взаимодействие всех родов войск».

Нанесенный советскими войсками удар не выдержала бы никакая оборона: при огневой поддержке 22 тыс. артиллерийских орудий и миномётов в наступление пошли 4 тыс. танков, с воздуха их поддерживали 4-5 тыс. самолетов. 

Со сдержанной, но зримой гордостью Жуков рассказал о способе атаки, избранном им как командующим. Таким способом стал переход в наступление одновременно всеми войсками фронта и в ночных условиях. Этого немцы, «по показаниям пленных, не ожидали, немецкое верховное командование было уверено, что главная атака Красной армии невозможна ночью», отметил Жуков. Оригинальной находкой стало использование, как выразился маршал, «одного технического новшества»: примерно через каждые 200 м были установлены мощные прожектора, которые не только подсвечивали путь наступающей пехоте и танкам, но и ослепляли противника, мешая ему вести прицельный огонь.

Забегая вперёд, скажем, что позднее некоторые военачальники и «теоретики» порицали Жукова за то, что он, начиная Берлинскую операцию со штурма Зееловских высот, ввёл обе танковые армии 1-го Белорусского фронта в сражение до прорыва всей тактической зоны обороны. Критики не могли взять в толк, что это был единственно правильный вариант действий. От Зееловских высот до Берлина немцы устроили сплошную глубокоэшелонированную оборону, которую, не введи маршал в сражение танки с самого начала, пришлось бы прорывать пехоте. Можно представить, с какими жертвами это было бы сопряжено.         

На пресс-конференции маршал отметил, что немецкое командование, видя, как трещит оборона на подступах к городу, сняло значительную часть войск, предназначенных для непосредственной обороны столицы. Красная армия, ещё не входя в черту города, перемолола большую часть обороняющихся частей, что значительно облегчило ей задачу при непосредственном штурме Берлина. 

Журналисты спросили Жукова о его первой большой операции – на Халхин-Голе, где в августе – сентябре 1939 г. его войска разгромили главные силы 6-й японской армии. И здесь он был краток: мол, эта операция имела локальный характер и едва ли представляет интерес. Немного слукавил маршал: у него к Халхин-Голу было трепетное чувство. «Я до сих пор люблю эту операцию», – много позднее рассказывал Жуков писателю Константину Симонову.

С видимым удовольствием ответил маршал на вопрос о его участии в Первой мировой войне и полученных за неё боевых наградах. В составе 10-го драгунского Новгородского полка, сообщил Жуков, «неоднократно участвовал в боях с немцами, имею два Георгиевских креста и три медали за участие в боях… Эти награды были получены главным образом за захваченных мною в ночной разведке немецких офицеров».

Присутствовавший на пресс-конференции первый заместитель наркома иностранных дел А.Я. Вышинский не удержался от реплики: «Как видите, ночные операции маршалу Жукову удавались даже в Первую мировую войну». 

Известный британский журналист Александр Верт (в 1964 г. он издал переведенную на многие языки книгу «Россия в войне. 1941–1945», написанную с большой симпатией к советским людям) задал вопрос, как маршал оценивает заявление немцев, что он научился военному искусству у немецкой армии. Пусть немцы говорят, что хотят, отрезал Георгий Константинович, а сам он считал и считает, что русское военное искусство всегда стояло неизмеримо выше немецкого. И заключил, как гвоздь забил: «Современная война неопровержимо доказала это». 

Журналистская братия интересовалась многими сюжетами, спросили даже, имеет ли маршал какие-то сведения о Гитлере и кто такая Ева Браун? Однако куда уместнее завершить эту небольшую статью рассказом о реакции полководца на просьбу сравнить оборону двух столиц. «Сравнение обороны Москвы с обороной Берлина совершенно невозможно, – отрезал маршал. – Немцы были разбиты Красной армией на Одере, и здесь фактически был положен конец немецкой армии. У нас же лишь под Москвой началась настоящая оборона. Оборонять Москву вышли технически сильно оснащенные и морально крепкие советские войска, благодаря которым мы могли не только оборонять Москву, но нанести сильный контрудар противнику».

В устах полководца, войска которого в 1941 г. спасли нашу столицу, а в 1945-м штурмом взяли столицу Третьего рейха, эти слова прозвучали значимо. В своей книге мемуаров 30 лет спустя маршал написал: «Когда меня спрашивают, что больше всего запомнилось из минувшей войны, я всегда отвечаю: битва за Москву».

За Москву, не – за Берлин!

Фото: aromashevo.online

https://www.fondsk.ru/news/2020/06/06/marshal-zhukov-o-berli...