Почему русские эмигранты не верили в существование Солженицына
После высылки из СССР Александр Солженицын примкнул к «старой» русской эмиграции и стал одним из её символов. Не случайно именем писателя назван Дом русского зарубежья в Москве. Между тем, многие живущие на Западе соотечественники в начале 1970-х годов считали, что такого писателя, как Солженицын, вообще не существует.
Продукт «ведьмовской кухни» КГБ
В США с «разоблачением» Солженицына выступал эмигрантский писатель, публицист и литературный критик Николай Иванович Ульянов (печатавшийся также под псевдонимами Казабланкский, Бурназельский и др.). 1 августа 1971 года старейшая русская зарубежная газета «Новое русское слово» напечатала статью Ульянова «Загадка Солженицына». Проанализировав доступные тексты писателя, Ульянов пришёл к выводу, что под общим именем «Солженицына» скрываются несколько авторов. Об этом, по его мнению, свидетельствовала широчайшая осведомлённость писателя в различных вопросах «действительной жизни», которая якобы не могла быть присуща одному человеку.
«Произведения Солженицына не написаны одним пером, — утверждал Ульянов. — Они носят на себе следы трудов многих лиц разного писательского вкуса и склада, разных интеллектуальных уровней и разных специальностей».
Отвечая на вопрос, кто и зачем создал «Солженицына», автор предположил, что при КГБ СССР существует некая «литературная мастерская», созданная для «выколачивания валюты». Сотворив образ гонимого властью диссидента, Советский Союз стремится «ослабить антисоветские круги» и, помимо этого, зарабатывает на эмигрантах.
С точки зрения литературоведов, в творчестве Солженицына действительно отсутствует общий «имплицитный автор», что, однако, вовсе не значит, что эти тексты написаны разными людьми.
Дискуссия
После выступления Ульянова на страницах «Нового русского слова» развернулась полемика вокруг его концепции о том, что Солженицын – «мифическое лицо». Большинство оппонентов Ульянова отметили «неубедительность доводов» и «несостоятельность догадок» публициста. Против теории Ульянова высказался, например, коллектив радио «Свобода» в Мюнхене. Поэт Юстина Крузенштерн-Петерец 13 августа выпустила рецензию под названием «Легкомысленное обвинение», а друг Солженицына Никита Струве назвал мнение Ульянова «отвратной глупостью».
Вместе с тем, по свидетельству исследователя Майкла Николсона, в начале 70-х годов идею о «вымышленном Солженицыне» подхватили многие русские и польские эмигрантские круги. Одно время её чуть было не принял на веру даже писатель Владимир Набоков.
«Сочетание литературной плодовитости, непокорности и кажущейся безнаказанности, ставших основными чертами образа Солженицына в общественном сознании на протяжении лет, предшествующих его изгнанию, подорвало доверие некоторых наиболее умудрённых читателей среди эмигрантов», — отмечает Николсон.
Конец мифа
Николай Ульянов не отказался от своего мнения о Солженицыне и после выхода в 1973 году «Архипелага ГУЛАГ». В фабрикации этой вещи он вновь заподозрил советские спецслужбы. На сей раз, как полагал Ульянов, фальшивка была направлена на борьбу с диссидентами.
Ульянов не заметил мощнейшего разрушительного для советской власти потенциала «Архипелага». Даже «дозированное» распространение книги в самиздате способствовало росту инакомыслия, что шло вразрез с целями и задачами КГБ. Возможно, это объясняется личной позицией Ульянова, который считал, что активная политическая борьба бессмысленна, а эмигранты должны сосредоточиться на культурной деятельности. Отметим, что такая пассивность могла быть «внушена» публицисту как раз именно чекистами – из опубликованных в 1990-2000-х годах отчетов КГБ следует, что многие завербованные агенты как раз занимались тем, что отговаривали соратников от активных антисоветских действий.
Сомнения в существовании Солженицына развеялись в 1974 году, когда писатель прибыл на Запад и вживую выступил на телевидении. Впоследствии многие деятели русского зарубежья лично бывали в гостях у Александра Исаевича в Вермонте.