Хочет ли Россия отравить Зденека Гржиба? Совсем необязательно, но похоже что хочет чтобы все знали что может.

За последнее недели мэр чешской Праги вместе с выступившим инициатором сноса памятника Коневу старостой шестого района Ондржем Коларжом стали дежурными архи-негодяями официального российского нарратива и начальным доказательством диагноза вездесущей в Европе русофобии.

Вот уже не дышащее жаждой реванша неблагодарные прибалты или вечно обиженные, аффективно метущиеся от эйфории до депрессии поляки, но геополитически спокойные, идеологически нейтральные чехи становятся главным врагом всего русского воплощенного в стоящую до недавних времен на площади Интербригад статую. Оказывается традиционная русофилия, которой (по крайней мере на фоне соседей по Центральной Европе) всегда славились чехи не спасает в тот момент, когда официальной Москве срочно нужен внешний враг для мобилизации внутренних настроений населения в пользу власти.

Дело не ограничилось традиционными для военных юбилеев перепалками в прессе на вечные темы о том кто морально прав и на чьей стороне история. На данный момент вопрос стремительно катится в сторону полноценного международного скандала: посольство РФ в Праге опровергло утверждения чешского МИД-а о прибытии в страну под дипприкрытием спец-оперативника с набором ядов для показательного сведения счетов с городскими чиновниками. Дело прокомментировали не только ведущее журналы но также и представители спецслужб и министерств включая премьера страны Бабиша, на что получили ответы от Сергея Лаврова и Дмитрия Пескова. То есть, это не утечка сценария очередной серии «Игры престолов»: на данный момент слухи о готовящемся покушении на пражского градоначальника стали главной темой двухсторонних отношений.

Откуда такой градус эмоции и уровень конспирологии уже не в редакциям желтых журналов но и на высших этажах власти? Почему спокойные и прагматичные чешские политики вдруг ставят вопрос столь принципиальным образом? Оттуда, что дискуссия вовсе не про мэра и не про памятник и даже не про Вторую мировую.

Разговор – про основные принципы регионального порядка в той части Европы, которую российская власть до сих пор умозрительно считает своей, про то что можно, а что нельзя делать странам входящим в воображенную зону влияния Кремля.

Ведь с точки зрения приверженцев тезиса о «самой большой геополитической катастрофе XX века», Доктрина Брежнева была неотъемлемой частью советского величья и процесс «вставания с колен» в обязательном порядке требует ее реставрации – если не в полном объеме и стратегической плоскости то хотя бы в сфере символической и в головах людей. Памятник Коневу – это столб империи, материальное доказательство не столько того, что она была в прошлом, а того, что может вернуться в настоящем, и не столь важно, чтобы в это верили чехи, а россияние.

Поэтому Гржиб и Колярж уничтожили не просто кусок бронзы и даже не память о подвиге солдат (она давно инструментализирована для политических целей): они не только разрушили мечту российского руководства о том чтобы войти в историю надлежащим образом (если не как воскресители былого величья то хотя бы как охранители того что от него осталось) но и (не подозревая это и скорее не хотя) отобрали у властей России огромную часть легитимности в глазах российских же граждан. А это уже (особенно в сложившихся социально – экономических обстоятельствах) вопрос выживания режима.

И поэтому должны быть наказаны. Необязательно сразу мучительной смертью от конспиративно заваренного бравым чекистом ядовитого чая. Но хотя бы страхом, что такое может в любой момент произойти и лучшее уж для собственного спокойствия, если не вернуть Конева на Бубенеч, то хотя бы вписаться в нарратив российских властей официальными извинениями. С точки зрения Кремля, покаянный грешник не хуже чем тот, кто не совершал преступление, а может даже и лучше.

А пока пражский мэр и все остальные блудные сыновья Европы хотя бы словесно не вернулись в дом кремлевского отца, то лучше чтобы в их контексте все обсуждали версию о дипломатах с ядовитым чемоданом. Складывается впечатление, что наличье страха перед такой возможностью определенно нравится Москве.