Коллаген. Dernaive
- Культурные люди так семечки не лузгают. – женщины некоторые ляпнут, что не попадя, а ты думай.
Это, между прочим, она меня имеет в виду, хотя в воздух сказано было. Сидит, смотрит как деревья за окном вагона мелькают и сама с собой разговаривает. Не иначе учительница. Или воспитательница. А может просто женщина и без разговора не может.
Ночью видать подсела, пока я спал. Вот так откроешь глаза, а твою опухшую морду уже незнакомые девушки рассматривают. И не то что бы им интересно, просто в поезде смотреть больше некуда: или за окно, или на соседей. Можно еще в потолок. Там диффузор интересный, молдинги, лампочки и заклепки с шурупами. За пять минут рассматривания каждый шуруп уже как родственник. Так что на соседей, или на березки за окном – весь интерес в этом.
Давно я на поезде не ездил. И замечаний мне давно не делали. Мне их вообще только мужественные люди делаю, даже если женщины. И семечки я культурно лузгаю. То есть самым культурным способом из всех возможных. Меня в Каменске-Шахтинском научили в кинотеатре лет тридцать назад.
Город такой недалеко от Ростова, который на Дону. На Нью-Йорк смахивает: у него тоже все улицы с запада на восток, а переулки с юга на север, да и вообще. Дома пониже правда, но казачки зато. Не казачки’, а каза’чки. Кровь с молоком. Приставать, правда, - нибожемой. Город-то маленький, и как пить дать девица либо сестрой твоего знакомого окажется, либо вообще дочерью. Так что без серьезных намерений даже не думайте.
Вот эти казачки меня и научили семечки культурно грызть. У них в кинотеатре все так делают. У нас-то в Москве культурные люди шелухой бескультурно на пол в кино харкали. Попкорна-то тогда не было, с мороженным в зал не пускали, а с семечками можно, когда незаметно. Это в Москве. А в Каменске их перед кинотеатром прям продавали и может и сейчас продают. С попкорном уже. А тогда без. Тогда к каждому из газеты свернутому кульку с семечками, давали такой же пустой. Для шелухи. И все в кино семечки ели и в кулечки аккуратно сплевывали, когда сеанс начинался. А до сеанса соревновались, кто самую длинную цепочку из шелухи на нижней губе подвесит. Ничего себе развлечение.
Все лучше, чем по улице Ленина до железнодорожного вокзала прогуляться, портвейну выпить, голубцов съесть и обратно в гостиницу пойти. По той же улице Ленина. В выходные на Донец купаться. Жарко там летом. Очень жарко. Тем более казачки вовсе не прохладительные вокруг ходят.
А из развлечений у тебя только семечки и козинаки. Козинаки, впрочем, тоже из семечек, так что только семечки. Упертый с завода спирт потому что - это ж не развлечение вовсе, а такая же работа, как и все остальные.
Так что я семечки культурно лузгаю, хотя и москвич. Но если не нравится кому, я не настаиваю. Тем более они все равно кончаются. Схожу-ка я их выкину, пожалуй. Сходил, выкинул. Теперь вообще разговаривать не о чем. Барышня в окно смотрит, а мне даже культуру проявить нечем больше. Вот повернется, я ей расскажу чего-нибудь этакое. Про поезд.
На поездах сто лет не ездил уже. А раньше часто. Туда в Каменск и ездил в командировки раз десять в год. Поездом туда хорошо. Особенно Ростовским фирменным. Не успел заснуть, как на месте уже. Обратно сложнее. Обратно никогда билетов нет. Все поезда проходящие и полные. Можно до Ростова автобусом, но тягомотно. Никто никуда не спешит ведь, можно и подождать немного. Хотя когда как.
Вон у одного из наших командировка как всегда неожиданно кончилась, и он домой засобирался. А билетов на поезд нет из Каменска в Москву. Он и решил подождать, когда будут. День ждет, неделю. Купаться ходит, на вокзал билетов спросить и портвейну выпить, в кино семечек погрызть. Полной жизнью человек зажил наконец-то. Никуда не спешит, никуда ему не надо. Временно, конечно. Но здорово. И тут он в Москве начальнику понадобился. Начальник из тех настоящих академиков, что снаряды для Катюши в войну изобретали и прочие летающие боеприпасы. Крутого нрава. Поэтому сразу телетайп на завод: «такому-то, нужному мне специалисту, все бросить и прибыть в Москву незамедлительно».
Специалист телекс получил и сразу ответ отбил, чтоб академика не злить: «нет, мол, товарищ академик, билетов на поезд, через неделю будут, приблизительно». Академик строгий, ему все равно, на чем к нему человек приедет, лишь бы быстрее. Он старенький, он долго ждать не может. И шлет телеграмму с красной полосой, что «особой важности» означает: «прибыть любым видом транспорта».
Наш специалист подумал, подумал. Подумал, подумал, пошел и взял в заводском профкоме путевку на туристический теплоход до Москвы. И две недели плыл. А потом ей в бухгалтерии отчитался и телеграмму приложил, где черным по белому про любой вид транспорта написано.
Отчет у него приняли, академик про него и забыл совсем за те две недели, но циркуляр по институту вышел с распоряжением: никому на пароходе плавать не плавать, а поезда ждать и билетами на него заранее озабочиваться.
Мы и озабочивались. Перестали в Каменск без обратного билета на поезд уезжать и все. Билет штука такая, что легче его пять раз обратно сдать, чем один раз купить. Хотя иногда и сдать не получается. Серега с Сашкой как-то на в Кменске на вокзал пришли билеты сдавать и не смогли. И совсем не из-за того, что вечером в гостинице слишком много спирта выпили. Они на вокзал пришли, а там катастрофа случилась. С тем самым поездом, на котором они ехать должны были. А вот опоздали на поезд как раз из-за того, что спирта слишком много накануне выпили.
Сашка так вообще из Каменска без приключений редко уезжал. И без кактусов. Традиция у него такая была, кактусовая. Не совсем у него, правда, но была. Друзья ему всегда кактусы в багаж подкладывали. Сел он как-то на поезд Ростов-Москва фирменный, еле-еле сел – его проводница пускать не хотела, думала, что он совсем пьяный.
А он не совсем, он вовсе наполовину пьяный, а наполовину его друзья провожали и вещи до вагона помогли дотащить. И даже в вагон помогли занести, хотя там поезд недолго совсем стоит и провожающих редко в вагон пускают. Так вот поезд отправился, Сашка друзьям из окошка ручкой сделал и полез в пакет за бутылкой, чтоб не наполовину, а совсем пьяным спать лечь, в самой Москве проснуться и дорожных неудобств нисколечко не испытывать. Полез в пакет, а там кактус вместо бутылки. То есть бутылка внизу, а кактус из гостиницы сверху. За него и схватился.
На крик проводница пришла, которая в вагон не пускала. Хотела убедиться в собственной правоте и его пьянстве с безобразиями, чтоб Сашку из поезда высадить за хулиганские крики. Распахивает проводница дверь купе, а там Сашка с кактусом наперевес. У вас вазочки не найдется цветочки поставить? А то завянут.
Не, его не ссадили с поезда. Дело-то молодое, проводница симпатичная, а Сашка любую девчонку уболтать может, если наполовину пьяный. А если трезвый – то двух сразу уговорит.
Вот о чем я мог бы рассказать культурной барышне с косой, что в окно смотрит, а на меня вообще внимания не обращает, после того как я семечки грызть перестал. Пойти что ли опять за семечек купить? Остановка скоро. Себе семечек, ей конфет шоколадных. Девчонки любят. Обычно-то им нельзя шоколадное. Сначала из-за диатеза, потом из-за фигуры. Обычно нельзя, а в поезде можно. В поезде любая девчонка как мусульманин себя ведет. Мусульманам в пост есть ничего нельзя. Днем. Но не всем. Тем, что на войне или в дороге и есть и пить можно. Поэтому в поездах у девчонок и конфеты идут и даже пирожки сдобные с картошкой. Про диетических кур со слона размером даже и говорить нечего.
Потом можно ей про коллаген рассказать. Тоже в Каменске на вокзале было. И тоже в августе. Жара. Градусов сорок снаружи по Цельсию, и мне уезжать надо, я тоже телеграмму с красной полосой получил от академика.
Немедленно прибыть. А я билет на Ростовский сдал. Два дня назад, потому что заболел. Коварная в Каменске речка течет. Северский Донец. Он вроде и теплый, Донец этот, но если в нем пересидеть, то отличную температуру получить можно. От нормальной отличную.
И у меня что изнутри под сорок, что снаружи. И телеграмма про немедленное прибытие. Хорошо до вокзала недалеко совсем. И билеты есть. На ночной поезд из Адлера до Магадана. Это само по себе на бред похоже, потому что в августе. А в августе на такие поезда билетов не бывает даже в принципе. В принципе не бывает, а в Каменске на вокзале есть.
Полчетвертого ночи к платформе подвалили двое. Я и поезд. Причем неизвестно, кто из нас больше пыхтел. Из меня чуть было не вышел дух, а из поезда вышли проводники и стали протирать поручни. Во всех вагонах протирают, и только в нужном мне вагоне никто поручней не трет и даже дверь не открыл. Стою, растеряв последние силы, пялюсь на закрытую дверь и думаю, что делать дальше. Медленно. Хотя процессы при высоких температурах ускоряться должны вроде бы
- Пааарень, паарень, - кричит мне кто-то в тужурке от соседнего вагона, - тебе ехать?
- Ехаать, - делаю вид, что бегу к девушке в железнодорожном пиджаке, - вот в том вагоне ехать хочу.
- Червонец, - озвучивает проводница стандартную цену, - и заходи. С Коллагеном сегодня кашу не сваришь, сегодня они пьют.
- А у меня билет к вам есть, - пропускаю я мимо ушей странную фамилию пьющего проводника и протягиваю картонный прямоугольник во влажной ладошке, - билет у меня.
- Билет? – удивляется проводница, - да на наш поезд отродясь тут билетов не продавали. Садись, раз билет. Отправляемся.
Я влезаю на площадку, останавливаюсь, чтоб отдышаться, иду в сторону своего вагона, натыкаюсь в тамбуре на запертую дверь, возвращаюсь к пожалевшей меня девушке.
- Закрыто там.
- Ясен пень, заперто. Сказала ж, что пьют они. Пойдем, я тебе дверь открою, - девчонка бодро топает по коридору, я понуро плетусь следом, цепляя ногами ковровую дорожку.
Наконец дверь открыта, и я попадаю в родной вагон. Сзади раздается скрежет запираемого замка.
- Ты Коллагена найди, а я закрою тут от греха, ну вас нафиг, алкоголиков, - слышится из за двери.
Закрыла. Теперь надо своего проводника найти с такой дурацкой фамилией. Немец наверное. Или еврей. Нет такого технического термина из которого им фамилия не получится. Не придумали еще. А может и француз. Мне только французского проводника не хватало к моей температуре. Вон кстати из купе проводников выходит кто-то. Рубашка железнодорожная до пупа расстегнута, галстук-регат на булавке ниже талии болтается, и четверть самогона в руках. Мутная и с газетной пробкой. Точно француз.
- Это ты Коллаген? – спрашиваю.
- Кто? – удивляется мутная личность с небритой железнодорожностью, - щаз подожди минуту.
И скрывается в купе проводников. Стою жду не знаю чего.
- Заходи, - зовут меня через минуту.
Захожу. Личностей в купе целых две. Одна с четвертью, другая спит на полу, прислонившись к столику со стаканами.
- Коля! – представляется мне личность, ставит четверть на стол отчего с него падает два стакана. На голову второй личности. Та вздрагивает, но не просыпается, хотя стаканы в подстаканниках и с ложками.
- Гена! – первая личность показывает пальцем на спящего товарища и поясняет, - а Коляген – это прозвище. Общее.
- Прости, - извиняюсь я, потому сказать нечего. Да и незачем. Хотя фамилия была бы хорошая, - мне до Москвы ехать.
- Червонец! – Коля опять берется за четверть, - по приезду. Ты пока здесь у нас полежи, а мы скоро придем. Мы там – он машет рукой в коридор с моряками пьем. В седьмом купе. Ты заходи потом.
Коля свободной от четверти рукой поднимает Гену за шиворот и они уходят.
- Билет, - говорю я ему вслед без всякой надежды, - у меня билет в седьмое купе. На нижнюю полку. Где у вас тут начальник поезда?
- В седьмом купе! – удаляется Коля по коридору, подталкивая бредущего впереди Гену горлышком бутыли. Когда на расстрел ведут так в спину винтовочным стволом пихаются. Мне так кажется, - у нашего начальника жена с капитаном дальнего плаванья сбежала. Вот и отмечаем.
И зачем спрашивал? Седьмое все равно занято. Там коллягены с капитанами пьют из-за того, что у начальника поезда жена с моряком дальнего плаванья сбежала. Интересно, она на этом поезде сбежала, или на следующем? И нафига мне столько лишней информации, если прям тут свободная койка есть, и даже чистым бельем застелена, лягу-ка я, может заснуть удастся, а утром разберемся.
И лег. Спиртику немного из фляжки принял, как закапал и провалился в забытье, как пишут в плохих романах. В хороших, впрочем, тоже пишут. Я почти спал, а мимо меня кто-то ходил и орал. Некоторые даже пробовали меня разбудить и требовали чаю.
Вот идиоты. С чего они взяли, что у человека спящего в купе проводников должен быть чай? Спросили бы спирту, я б им накапал. А то чай. Пошли вы все в задницу со своим чаем.
Потом меня разбудил Коля.
- Москва, через час, рассчитаться надо бы, - требовал он, - червонец.
- Какая Москва? - меня хоть и спросонья не обманешь, - до Москвы от Каменска больше двадцати часов на Мурманском.
- Больше, - грустно согласился Коля, - но Москва через час. Спать еще будешь, или зубы чистить пойдешь? И эта. Червонец.
- Зубы пойду, - окончательно проснулся я, - а червонец не дам, у меня билет на этот поезд и в этот вагон.
- Билет? – удивился Коля, - какой билет? – он потряс передо мной специальной билетной портянкой с кармашками, - нету тут твоего билета.
В кармашках портянки среди редких билетов краснели сложенные в четверо червонцы. Я достал из кармана свой и предъявил Коле.
- Билет. – согласилась половина коллягена, - а похмелиться у тебя нет случайно?
Я отлил в стакан немного спирта из фляжки и пошел чистить зубы. Жалко же мужиков. Да и так быстро до Москвы меня даже на фирменном Ростовском не довозили.
Вот многое я бы мог рассказать девушке, если бы мне за семечками не надо было. И конфет ей еще шоколадных купить, чтоб не возмущалась. Вот и станция.
- Разрешите вам предложить конфеток, - сказал я вернувшись и положив на стол два кулечка семечек, - сказали, что вкусные, Шары Моцарта называются.
- Я сладкого не ем, - культурно отнекнулась барышня, - вот если бы вы семечек предложили, я бы не отказалась.
И мы стали грызть семечки. На поезде иногда лучше, чем на самолете. В СВ и с симпатичной, незанудливой соседкой. Зря я тогда расстраивался, что меня на самолет не пустили из-за просроченного в сорок пять паспорта. Ей-ей зря.