анонс / письма бискупского розенбергу (II)
«Украинский вопрос»
Назначение Курселя привело к концу «Ауфбау». Еженедельная газета просуществовала до июня 1924 г., но если при Шойбнере-Рихтере она последовательно выступала против тех сил, которые стремятся «расчленить Россию»[56], то «Курсель занял сторону украинского сепаратизма... к которому Б[искупский] никак не мог присоединиться»[57]. Бискупский вспоминал, что в «Ауфбау» и до 1923 г. был украинский отдел, возглавлявшийся бывшим адъютантом гетмана Скоропадского Иваном Полтавцом-Остряницей[58], но при этом подчинявшийся генералу. Нет сомнений в том, что между русскими и украинскими эмигрантами существовал плотный контакт (и известнoе соперничество)[59], но факт политического подчинения вызывает сомнения. Летом 1922 г. Полтавец-Остряница сопровождал Шойбнера-Рихтера и Бискупского в Будапешт, где они вели переговоры с венгерскими властями и местными эмигрантами[60]. Однако, в меморандуме, который Полтавец-Остряница переслал Гитлеру в апреле 1923 г., он говорит о себе как о главе самостоятельной казачьей организации, а не как о сотруднике «Ауфбау»[61]. Показательна и дискуссия, разгоревшаяся на страницах «Wirtschaftspolitische Aufbau-Korrespondenz» в марте 1923 г. В ответ на редакционную статью, заявлявшую, что «знатоки страны не станут всерьез говорить об украинских сепаратистских устремлениях», Полтавец-Остряница прислал возражения от имени УНАКОР, которые редакция, отметив, что не поощряет полемику на страницах газеты, все же опубликовала[62].
Развитие событий после назначения Курселя обрисовано самим Бискупским: «Деятельность Ауфбау постепенно полностью отошла от изначальных принципов. Ауфбау был распущен, русский и украинский отделы разделены. Бискупский остался во главе русского бюро, а Курсель и Полтавец возглавили немецко-украинскую организацию. С этого момента (1924) прекращается связь генерала Б[искупского] с Людендорфом, равно как и его отношения с национал-социалистами – по инициативе последних, так как те стояли на позиции раздробления России и отделения Украины»[63].
В действительности, в феврале 1925 г. при посредничестве Людендорфа и Курселя было создано «Немецкое хозяйственное объединение для нужд Украины», даже в названии продолжающее традиции «Ауфбау», экономическая деятельность которого, впрочем, практически ограничилась содержанием самого Полтавца[64], параллельная же русская организация просуществовала недолго[65]. Когда после запрета и реорганизации НСДАП в 1926 г. снова начала набирать силу, Бискупский обменялся с Розенбергом письмами, в которых подчеркивал, что «мы остаемся союзниками и товарищами по борьбе», но выражал опасения по поводу соображений, недавно опубликованных Розенбергом и «повергших в ужас его русских друзей»[66]. Впрочем, после выхода в 1927 г. книги Розенберга «Будущий путь немецкой внешней политики» не было более смысла скрываться за недоговорками или эвфемизмами: Розенберг в ней открыто поддержал Скоропадского, Полтавца-Остряницу и их идеи независимой от Москвы Украины[67].
Хомутов
Несмотря на серьезные финансовые потери, которые Великая княгиня Виктория понесла при непосредственном участии Бискупского, это не подорвало доверия Кирилла и его супруги к генералу. Бискупский оставался фактическим «начальникам штаба» Кирилла, провозгласившего себя 13 сентября 1924 г. Императором Всероссийским, и до 1927 г. находился у него на содержании. Однако сфера интересов генерала изменилась. Место привлечения средств для «хозяйственного восстановления России» заняла разведка, работа с информацией. Разумеется, и она имела политический подтекст: чтобы одолеть врагов из «третьего интернационала» надо было знать об их планах и намерениях. Такого рода сведения были в 1920-х – начале 1930-х гг. достаточно ходовым товаром, интерес к которому проявляли как немецкие учреждения, так и иностранные представительства[68]. Качество сведений было, как правило, весьма низким: спрос удовлетворялся слухами, намеренной дезинформацией, фальшивыми «советскими» документами. В поисках надежных источников Бискупский имел дело и с людьми, профессионально занимавшимися подлогами (Орлов[69], Зиверт[70]), и непосредственно с агентами ОГПУ (де Роберти [71], Хомутов[72]).
Особенно примечательна история знакомства Бискупского с последним. Хомутов еще в 1921 г. стал представителем генерала Глазенапа[73]в Берлине, так что некоторое время Бискупский и Хомутов были конкурентами на почве сбора агентурных сведений. По данным польской разведки, в 1923 г. Хомутов был завербован ОГПУ[74]и ему, очевидно, была поставлена задача следить за монархистами-легитимистами. Для этого был необходим контакт с Бискупским, и после поездки в Баварию летом 1925 г. Хомутов сообщил в центр: «Между бывшими врагами полковником Хомутовым и Бискупским произошло сближение. [Бискупский] весьма заинтересовался всем, сообщенным и ему, и возможностями, которые представляются в Берлине... Было условлено, что связь между ним и Х[омутовым] непосредственная, письменная»[75].
Со временем Хомутов стал пользоваться полным доверием Бискупского и мог использовать его втемную. В начале 1929 г. резидент Иностранного отдела ОГПУ в Берлине докладывал: «По нашему предложению, [Хомутов] съездил в Мюнхен для встречи с Бискупским. Последнему он указал на новые широкие возможности. Последний ухватился за эту идею и выработал целый план, который будет послан Кириллу»[76].
Пользуясь тем, что Бискупский покровительствовал движению младороссов, Хомутов переписывался с региональными младоросскими представителями, собирая информацию о русских эмигрантах. В 1931 г. один из таких случаев всплыл на поверхность. Из опубликованных бывшим младороссом Стерлиговым писем Хомутова было очевидно, что последний интересуется вовсе не возможными советскими агентами, а политически активными эмигрантами. В одном из писем Хомутов указывал даже: «В.В. [Бискупский] просмотрел всю Вашу корреспонденцию и просил меня передать Вам его благодарность за сделанные сообщения»[77]. Но несмотря на разоблачительные статьи о Хомутове, появившиеся в прессе, Бискупский продолжал ему доверять. Возможно, это было связано и с тем, что, лишившись в 1927 г. финансовой поддержки Великого княза Кирилла, генерал был вынужден зарабатывать на жизнь торговлей агентурными сведениями. Так, в июле 1928 г. он вошел в контакт c контр-адмиралом Магнусом фон Леветцовым[78]и поставлял ему информационные сводки о Советской России[79]. Возможно, одним из источников этих сведений являлся Хомутов.
Накануне
10 декабря 1931 г. в парижской газете «Возрождение» появилась статья лондонского корреспондента газеты «Беседа с представителем Хитлера» (Розенберг, утвердившись к тому времени на посту внешенеполитического эксперта НСДАП, отправился с визитом в Англию). Бискупский откликнулся на эту публикацию с энтузиазмом и немедленно написал Розенбергу:
«Я хочу Вас заверить, что никогда ни в малейшей степени не выступал против Вас лично. Если я и боролся с Вашей точкой зрения, то это происходило лишь потому, что мне было больно видеть, как партия, вся идеология и позиция которой полностью отвечает моим взглядам, с которой меня до 1923 г. связывали обоюдостороннее понимание и симпатия, неожиданно оказывается среди заклятых врагов России... так как оказывается на позициях раздробления России.
Понятно, что Вы как ответственный за внешнюю политику Вашей партии и как человек, написавший книгу, в которой Вы высказались в том же духе, должны были оказаться предметом известного ожесточения с моей стороны. Но повторюсь не вы лично, а лишь политическая позиция. Лично к Вам я всегда испытывал симпатию и сохранил прекрасные воспоминания о нашей совместной работе. Поэтому вы поймете, насколько я был тронут, прочитав Ваше последнее интервью и как я был бы рад, если бы оказалось, что Вы действительно изменили свою позицию»[80].
Розенберг ответил весьма сухо:
«Как вы наверняка уже прочитали в “Фёлькишер беобахтер”, разговор, описанный в “Возрождении” вообще не имел места. Предприимчивый корреспондент его попросту выдумал.
По основному вопросу: нет сомнений, что я познакомился в России с немалым количеством милых людей и о многих моментах своей жизни в России вспоминаю с симпатией. И в бурные времена после 1920 г. существовали мнения, что в России произойдут перемены. Но сейчас ситуация развивается так, что серьезные перемены в ближайшее время не предвидятся... Немецкое государство не может строить свою внешнюю политику, опираясь на надежды национально настроенных русских, так как те мечтают о российской империи, которой на настоящее время не существует и возникнет ли она снова, сказать трудно...
К этому следует добавить, что уже в книге “Будущий путь немецкой внешней политики” я заметил, что в Вашем программном заявлении ничего не говорится о жизненных нуждах Германии в территориальном вопросе, а лишь с известной наивностью замечается, что Германия предоставит будущей России своих избыточных инженеров и изобретателей. Естественно, что следствием этой Вашей позиции стали наши действия, против которых Вы теперь считаете нужным вести политическую борьбу»[81].
В ноябре 1932 г. Арно Шикеданц, бывший подчиненный Бискупского, а на тот момент глава берлинского бюро «Фёлькишер беобахтер», встретился с генералом и отправил Розенбергу сравнительно комплиментарный отзыв, который и тематически, и логически примыкает к публикуемой переписке:
«Как я уже говорил тебе по телефону, генерал направил шефу [т.е. Гитлеру. – Прим. авт.] письмо в котором указал на опасность приема в партию в высшей степени сомнительных русских элементов.
Его данные полностью сходятся с теми, что Харальд [Зиверт] передал Гессу, что вызвало в Мюнхене немалое удивление. Генерал предложил поддерживать с ним связь и назначить уполномоченного для этого. Он также попросил, не возлагать эту роль на тебя, если, конечно, ты не изменил свою позицию в русском вопросе и не отошел от идеи расчленения России, в таком случае он никого лучшего для этой роли и представить не может... Я провел с ним и с Харальдом целый вечер и рекомендовал бы поддерживать с ним связь, что нас ни к чему не обязывает»[82].
Содержание
Вниманию читателя предлагается 26 писем и заметок, написанных генералом Василием Бискупским и его берлинским помощником Петром Шабельским-Борком[83] между 13 января и 14 июня 1933 г. и адресованных Альфреду Розенбергу и Арно Шикеданцу.
Переписка достаточно полно выявляет личные черты характера и освещает политические воззрения Бискупского. Его последующая карьера в нацистской Германии, в первую очередь, руководство Управлением делами российской эмиграции, утвердило в общественном сознании образ человека беспринципного и готового следовать любым пожеланиям нацистов. Это является упрощением реальной картины: свои принципы у Бискупского были и несогласие с известными пунктами нацистской доктрины в отношении России он высказывал вполне определенно. Однако, в 1930-40-е гг. его влияние на нацистских лидеров, определявших восточную политику, равнялось нулю. Хотя в письмах Бискупский неоднократно декларирует свою приверженность идеям национал-социализма, он, как правило, воздерживался от громких публичных заявлений на этот счет[84]. В то же время очевидна несомненная склонность Бискупского к политическому авантюризму, совмещенная с удивительной для боевого генерала близорукостью при выборе соратников и конфидентов.
Наряду с центральной темой публикуемая переписка освещает и другие небезынтересные сюжеты, в том числе:
– возникновение и первые шаги РОНДа – недолговечной организации российских национал-социалистов, оказавшейся не столько копией, сколько карикатурой на НСДАП;
– соперничество Бискупского в борьбе за симпатии нацистской верхушки со своим давним конкурентом – Полтавцом-Остряницей, порой принимающее анекдотические черты;
– вражда Бискупского с Русским Обще-Воинским Союзом и главой его берлинского отдела генералом А. фон Лампе[85], граничащая с клеветой и прямым доносительством, а порой и переходящая эту грань;
– старания других эмигрантских группировок, в первую очередь, младороссов, наладить контакт с нацистским руководством, используя Бискупского в качестве посредника.
Документы извлечены из архива Мюнхенского института современной истории[86]. Хотя этот корпус писем, сохранившийся среди бумаг Внешнеполитического ведомства НСДАП, хорошо известен историкам[87], полностью он до сих пор не публиковался. Нельзя не отметить известную запутанность материалов: в упомянутом фонде сами письма, приложения к ним и более поздние документы изрядно перемешаны; переписка частично велась на немецком, частично на русском; отдельные письма не подписаны и не датированы, однозначная хронологическая атрибуция не всегда возможна.
Вместо эпилога
Через две недели после написания последнего публикуемого письма генерал Бискупский был арестован баварской полицией по подозрению в деятельности, направленной против государства. Обвинение не подтвердилось, через два с половиной месяца он вышел на свободу, после чего дал властям официальное обещание не заниматься в Германии никакой политической деятельностью. В 1935 г. он вступил в контакт с рейхсфюрером СС Гиммлером, предоставляя тому сведения о русской эмиграции. В мае 1936 г. он был назначен Гиммлером на пост главы Управления делами российской эмиграции и переехал из Мюнхена в Берлин. С течением времени, особенно после начала войны с СССР, он все больше отходил от дел, перекладывая текущую работу на плечи своих заместителей Таборицкого и Шабельского-Борка. Бискупский скончался в Мюнхене вскоре после окончания войны, 18 июня 1945 г. Шабельский-Борк пережил своего шефа на семь лет: он умер 18 августа 1952 г. в Буэнос-Айресе от туберкулеза.
В 1933–1934 гг. были на короткое время арестованы и многие другие герои опубликованной переписки, в том числе генерал Лампе, генерал Бермондт-Авалов, полковник Хомутов, Харальд Зиверт, Артур Бай и даже Иван Полтавец-Остряница[88]. За исключением Бермондта-Авалова, который пострадал из-за финасовых махинаций, причиной арестов были политические доносы.
Полковник Хомутов в 1935 г. перебрался в Прагу, где продолжал работу на советскую разведку. В августе 1937 г. он был отозван в Москву, арестован и расстрелян 22 апреля 1938 г. на «Коммунарке»[89]. Его заслуги перед СССР никогда не были признаны официально.
В 1941 г. Альфред Розенберг был назначен Гитлером на пост министра по делам оккупированных восточных территорий. На этом посту он следовал общей нацисткой линии на массовые убийства посредством измора, депортаций и отказа от снабжения[90], а также собирался решать «украинский вопрос» путем предоставления жителям Украины режима большего благоприятствования по сравнению с жителями Центральной России. Однако этот подход не был реализован на практике, так как не встретил поддержки Гитлера, чьи планы предусматривали колонизацию завоеванных территорий, а не сотрудничество с их населением. Своему старому другу Арно Шикеданцу Розенберг присмотрел место рейхскомиссара на Кавказе. Шикеданц покончил с собой в конце апреля 1945 г. в Берлине, застрелив перед этим жену и дочь. На Нюрнбергском трибунале Розенберг был признан виновным по всем четырем пунктам обвинения (планы нацистской партии, преступления против мира, военные преступления, преступления против человечности) и повешен 16 октября 1946 г.
Комментарии
[55] Bericht über die russischen monarchistischen Organisationen in der Emigration vom 18.10.1935, S.6.
[56] «Ukrainische Frage». Wirtschaftspolitische Aufbau-Korrespondenz über Ostfragen und ihre Bedeutung für Deutschland (WAK), München, № 20, 10.11.1921, S. 1.
[57] Bericht über die russischen monarchistischen Organisationen in der Emigration vom 18.10.1935, S. 6.
[58] Иван Полтавец-Остряница(1890–1957), участник Первой мировой войны, в 1917 г. организатор съезда Вольного казачества, в 1918 г. генеральный писарь канцелярии гетмана Скоропадского, в эмиграции в 1923 г. основал Украинское Народное Казачье Общество (УНАКОР).
[59] Ср.: «Среди этих русских особо выделялась образовавшаяся в Мюнхене под началом полковника фон Полтавца группа украинцев... Передо мной раскрылись совершенно различные устремления: целью одних была царская Великая Россия, как до войны, целью других – федеративная Россия и самостоятельная Украина». Ludendorff E. Meine Lebenserinnerungen 1919–1925. S. 204.
[60] Kellogg M. The Russian Roots of Nazism... S. 154.
[61] Übersicht der augenblicklichen Lage und der Verhältnisse innerhalb der Ukrainischen nationalen Kosaken-Vereinigung vom 10.04.1923. IfZ München. MA 144/2.
[62] «Die Ukraine», WAK, №10, 08.03.1923, S. 1–2; «Briefkasten». WAK, München, № 12, 22.03.1923, S. 4; «Die Ukrainische Frage», WAK, № 13, 29.03.1923, S. 2–4, цит. по Golczewski F. Deutsche und Ukrainer. 1914–1939. Paderborn, 2010, S. 489–490. Впоследствии редакция опубликовала еще одну статью Полтавца, на чем сотрудничество и исчерпалось: «Ukraine und Nationalsozialismus». WAK, München, № 20, 17.05.1923, S. 3–4.
[63] Bericht über die russischen monarchistischen Organisationen in der Emigration vom 18.10.1935, S. 6–7.
[64] Bericht in Sachen der Deutschen Wirtschaftsvereinigung für die Ukraine und des Obersten Poltawetz von Ostranitza vom 20.10.1930, S. 1–4. StaMü Pol. Dir. Mü. 5422. Unpag.
[65] См. агентурное сообщение источника № 1 б/д [сентябрь 1925 г.] // Русская военная эмиграция 20-х – 40-х годов. Документы и материалы. Сост. И.И. Басик и др. Том 6. Схватка. М., 2013. С. 509.
[66] Brief Biskupski an Rosenberg vom 28.09.1926. BA NS 8/290, Bl. 44.
[67] Rosenberg A. Der Zukunftsweg einer deutschen Außenpolitik. München,1927. S. 80.
[68]Наиболее анекдотичный случай торговли «разведсведениями» изложен в расследовании берлинской полицией дела Георгия Елагина и Абдула Али-хана Афшара. Politisches Archiv des Auswärtigen Amtes. Moskau 206. Bl. 424909-424933.
[69] Орлов Владимир (1882–1941), русский контрразведчик, участник Первой мировой войны, в эмиграции в Германии создал разведывательное бюро, которое, однако, было разоблачено как источник фабрикации фальшивых советских документов. «Процесс Орлова» в Берлине в 1929 г. широко освещался в печати. Автор весьма субъективных мемуаров: Орлов В.Г. Двойной агент. Записки русского контрразведчика. М., 1998.
[70] Зиверт Харальд (1887–1945) родился в Якобштадте (Екабпилс), учился в рижском политехническом училище, где познакомился с Розенбергом. Во время первой мировой войны служил в русской армии. В конце 1918 г. стал организатором немецкого ландесвера в Риге. Переехав в Берлин, занимался журналистикой и политическим сыском. «Бюро Зиверта» оказалось замешанным в нескольких крупных скандалах с поддельными документами, в т.ч. в «процессе Орлова». Через некоторое время после прихода к власти нацистов был арестован (с собственных слов, «по причине интриг врагов, частично все еще сидевших в берлинском полицай-президиуме»), через три месяца освобожден. Сотрудничал с «Фёлькишер Беобахтер», работал во Внешнеполитическом ведомстве, затем в Восточном министерстве. Покончил с собой в конце войны.
[71] Роберти Николай де (1878 – после 1930), русский офицер, участник Русско-японской и Первой мировой войн, полковник. В 1920–30-е гг. – агент ОГПУ. В начале 1930 г. предупредил генерала Кутепова о грозящей тому опасности. Впоследствии арестован в СССР и репрессирован. О его встрече с Бискупским см.: Граф Г.К. На службе Императорскому Дому России... С. 90–91.
[72] Хомутов Александр (1886–1937), русский офицер, участник Первой мировой войны, полковник. Во время Гражданской войны служил в Северо-Западной армии. В 1921 г. исключен из полкового объединения по одной версии за торговлю секретными сведениями, по другой – за гомосексуальные пристрастия. В 1920–30-е гг. – агент ОГПУ. В документах ОГПУ фигурирует как «Источник № 1» или «А/1».
[73] Глазенап Петр (1882–1951), русский военачальник, участник Первой мировой войны, генерал-лейтенант. После отставки Юденича командовал Северо-Западной армией. В эмиграции – в Варшаве, затем в Данциге, после Второй мировой войны – в Мюнхене.
[74] Кочик В.Я. Трое из многих: агенты советских спецслужб Александр Севрюк, Александр Хомутов и Кондрат Полуведько // «В мире спецслужб» (Киев), 2004, № 7. С. 68–72.
[75] Агентурное сообщение источника № 1 б/д [сентябрь 1925 г.] // Русская военная эмиграция 20-х – 40-х годов / Сост. И.И. Басик и др. Том 6. С. 510–511.
[76] Мотов В.С. НКВД против Абвера. Незримый поединок. М., 2005. С. 61.
[77] Стерлигов А.И.Младоросская правда. София, 1931. С. 10. Благодарю А. Воронина за возможность ознакомиться с источником.
[78] Леветцов Магнус фон (1871–1939), морской офицер, впоследствии политик, с 1931 г. член НСДАП, с 15 февраля 1933 г. по июль 1935 г. – полицай-президент Берлина.
[79] См. переписку и информационные сводки Bundesarchiv Freiburg. Nachlass Levetzow. N 239/57.
[80] Brief Biskupski an Rosenberg vom 22.12.1931. IfZ München, MA 128/5. Unpag.
[81] Brief Rosenberg an Biskupski vom 30.12.1931. IfZ München, MA 128/5. Unpag.
[82] Brief Schikedanz an Rosenberg vom 08.11.1932. BA NS8/116, Bl. 6.
[83] Шабельский-Борк был освобожден из тюрьмы по амнистии в 1927 г. Самое позднее в 1932 г. он уже выполнял обязанности берлинского помощника Бискупского.
[84] В частности, в 1936 г. после назначения на должность начальника Управления делами российской эмиграции он заявил, что его деятельность на этом посту будет «внеполитична в самом строгом смысле этого слова». См.: Назначение ген. В.В. Бискупского // «Возрождение» (Париж), № 3989, 05.05.1936, С. 4.
[85] Лампе Алексей фон (1885–1967) – участник Первой мировой и Гражданской войн, генерал-майор генштаба. В эмиграции в Берлине. С 1924 г. глава второго (среднеевропейского) отдела РОВС.
[86] Документы 1-3, 5-27: IfZ München, MA 128/5. Unpag; документ 4: IfZ München, MA 128/3. Unpag.
[87] Практически во всех работах, указанных в примечании 1 цитируются те или иные фрагменты переписки.
[88] Он писал из тюрьмы Розенбергу: «С 29 июня прошло уже больше пяти недель как я сижу в тюрьме. Причины мне точно не названы, при допросе комиссар Шульц сказал, что на меня поступил донос со стороны какой-то украинской группы или лица... О том, что такое нападение со стороны моих украинских противников состоится, я Вам уже давно говорил и писал. Теперь оно случилось. Так как Вы с 1921 года знаете меня как человека, который национал-социалист душой и телом и стремится делать все, что в моих силах, служа национал-социалистической идее, сердечно прошу прийти ко мне на помощь и за меня вступиться. Думаю, что не должен здесь упоминать, что в тяжелейшие годы 1923–24 я выпускал основанный в честь павшего Макса фон Шойбнер-Рихтера “Украинский казак” со свастикой! Если мое сотрудничество сейчас не требуется в разработке украинского вопроса в смысле немецко-украинского сближения, то я могу спокойно остаться в стороне до тех пор, пока не буду призван» // Brief Poltawez-Ostranitza an Rosenberg vom 07.08.1933. BA NS8/107, Bl. 216-217r.
[89] Мотов В.С. НКВД против Абвера... С. 97–106.
[90] 20.06.1941 в кулуарной речи он в частности сказал: «Но мы не видим нашего долга в том, чтобы из [южных] районов с переизбытком [сельскохозяйственной продукции] кормить также и русский народ... Без сомнения, окажется необходимой огромная эвакуация, и русский народ ожидают тяжелые годы» // Документ 1058-PS, IMT, том XXVI.