Праздник вместо комендантского часа: Как отмечали Пасху 1942 года

Приближается Светлое Христово Воскресение. В этом году Пасху православный мир будет отмечать в тяжёлых условиях охватившей мир пандемии. Многие уже беспокоятся: состоятся ли великие многолюдные торжества или же они будут в целях безопасности переведены в "прогрессивный" онлайн-формат? Нет необходимости говорить о том, что это такое для верующего человека – невозможность встретить Воскресение Христово в церкви.

Нет сомнения, даже если подобный запрет будет принят, миллионы верующих людей России и других православных стран направятся в Пасхальную ночь к своим храмам. Как с этим "явлением" предполагается бороться и предполагается ли, пока неясно. Выставить у церквей полицейские кордоны? В мегафоны разъяснять верующим, что их "массовое скопление" опасно для здоровья? В любом случае подобная ситуация будет грозить серьёзным кризисом, который затронет и Церковь, и государство.

Чтобы успокоить и себя, и других, люди ищут аналогий в истории – примеры, когда Пасху праздновали в обстановке смертельной опасности. Об одном таком случае мы и расскажем. О "Снежной Пасхе" 5 апреля 1942 года, ставшей для миллионов православных христиан Советского Союза самой настоящей Ночью Победы добра над злом.

Накануне "Снежной Пасхи"

В тот год обстановка на фронтах оставалась крайне тяжёлой. Врага отбросили от стен Москвы, но опасность для столицы ещё не миновала. Тяжёлые бои шли под Вязьмой и Старой Руссой, находился в смертельном кольце блокады Ленинград... А 5 апреля командование вермахта приняло директиву №41, ставившую целью разгром сил Красной армии между Доном и Донцом, прорыв к Сталинграду и дальнейший рывок на Кавказ – к запасам нефти. До Победы было ещё более чем далеко.

В таких условиях перед советским руководством стояла альтернатива – разрешить или запретить торжественное празднование Святой Пасхи. Казалось, что очевидным было именно второе решение. Во-первых, все религиозные праздники в СССР априори находились "вне закона": никаких симпатий к Православию вожди страны не испытывали и с религией на протяжении многих лет велась жесточайшая борьба.

Во-вторых, подобные мероприятия противоречили элементарным правилам безопасности. В прифронтовых городах с лета 1941 года действовал строжайший комендантский час. В любой момент к городам могли прорваться вражеские бомбардировщики, и если бы бомбы попали в крупное скопление людей, жертвы исчислялись бы сотнями. В Ленинграде, кроме того, жили тысячи носителей сыпного тифа, гепатита и дизентерии, которые чаще всего протекали нетипично (в 1942-м в городе 16 306 человек умерли от дизентерии и 1279 – от гриппа). Допускать массовое скопление потенциальных носителей болезней в одном месте было бы крайне опасно.

И тем не менее в начале апреля было принято решение разрешить торжественное отмечание Пасхи в крупных городах. Причин тому было множество. Одной из них было давление, которое оказывали на правительство СССР западные союзники, – они с 1941-го усиленно намекали на то, что положение верующих в стране не мешало бы облегчить. Торжественное празднование Пасхи предполагалось использовать как ответ на подобные претензии.

Книга "Правда о религии в России" (1942). Фото: "Журнал Московской Патриархии"

Более того, с начала марта 1942 года шла активная работа по подготовке книги "Правда о религии в России" (план этой книги представлял на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 10 марта лично Лаврентий Берия, которому в итоге и поручили обеспечение издания), предназначенной для распространения в США, Европе и на Ближнем Востоке. Нечего и говорить, что без описания Пасхальных торжеств книга выглядела бы неполной и дала бы союзникам повод говорить о том, что в СССР празднование Пасхи по-прежнему находится под запретом.

Но главной причиной разрешения, видимо, было всё же не это. Руководители СССР понимали: в данном случае отмена запрета важнее, чем сам запрет, – вера в Победу, жизни над смертью для людей значит больше, чем страх, а эффект от разрешения будет неизмеримо большим, нежели возможные потери. Так и произошло.

"Советский Златоуст"

Кто именно подал властям идею торжественного празднования первой военной Пасхи? С большой долей вероятности можно предположить, что основную роль в этом сыграл митрополит Киевский и Галицкий Николай (Ярушевич), вернувшийся в Москву из Ульяновска в середине февраля 1942-го. С 4 марта он занял должность управляющего храмами Москвы и Московской области.

Владыка Николай активно включился в деятельность своей епархии – вскоре после приезда, 22 февраля, в Богоявленском соборе он возглавил Божественную литургию с молебном о даровании победы русскому воинству и произнёс яркую патриотическую речь. Кроме того, именно митрополит Николай возглавил редакционную комиссию по изданию книги "Правда о религии в России".

Митрополит Николай (Ярушевич) в 1942 году. Фото: "Журнал Московской Патриархии"

Вероятнее всего, именно он, за проповеднический дар прослывший "Златоустом" тех лет, и убедил советских вождей в том, что торжественное празднование Пасхи не просто возможно, но необходимо, т.к. будет вполне сопоставимо по эффекту с парадом 7 ноября 1941 года. Ведь тот парад тоже проходил в экстремальных условиях – и остался в памяти людей навсегда. О решающей роли владыки Николая вспоминал профессор Григорий Георгиевский:

Энергичный, зрелый, спокойный муж – Николай Ярушевич, митрополит Киевский и Галицкий – в отсутствие митрополита Московского и Коломенского управляющий Московской Церковью, поставил вопрос об единообразном установлении срока пасхальной службы во всех московских православных храмах. Подошла последняя перед Пасхой Страстная неделя, наступили последние её дни. Митрополит Николай по собственной инициативе предупредил приходы, чтобы они приняли все меры к строжайшему соблюдению всех правил поведения, установленных для ночного времени.

Обстановка в Московской епархии накануне Пасхи царила спокойная. Так, врач П.М. Красавицкий вспоминал:

"Московские храмы были переполнены богомольцами, особенно говеющими в Великий пост. Все стремились исповедаться и причаститься. Желающих говеть было так много, что священники вынуждены были причащать и за преждеосвящёнными литургиями по средам и пятницам. В обычные же дни для причастия, особенно в некоторые субботы, причастников в больших вместительных храмах собиралось так много, что служба начиналась в 6 часов 30 минут утра и оканчивалась в 4—5 часов дня. <…> Вечерние службы начинались ровно в 4 часа дня или переносились на утро. Но все эти особенности отнюдь не понижали тонуса церковной жизни. Можно сказать, что среди забот, тревог, неизбежных в военное время трудностей, при постоянном устремлении мысли и сердца к тем близким, которые несут трудности и опасности самой войны, не было в церквах ни уныния, ни упадка духа, а царила общая атмосфера покоя, предания судеб своих близких в волю Божию... Но волновал и занимал всех вопрос: как будет с пасхальной службой при осадном положении? Все понимали, что это дело серьёзное и нелегко разрешимое... Терпеливо ждали указаний церковной власти. Казалось, и речи не могло быть о полночной пасхальной службе".

Но неожиданно для всех утренняя сводка радионовостей 4 апреля началась с сообщения об отмене комендантского часа в ночь на 5 апреля. Нет сомнения, что такое решение далось непросто. Ведь Москву продолжали бомбить, а Ленинград не только бомбить, но и обстреливать из орудий. Далеко не все самолёты врага удавалось остановить на подступах к городу, они прорывались и в центр. Так, 6 марта 1942 года три полутонные фугаски упали на Кремль, убив 12 и ранив 32 человека, а 29 марта 50-килограммовая бомба попала в грузовик со снарядами, стоявший в Тайницком саду. Был налёт вражеской авиации и 4 апреля. Гарантий того, что верующим в Пасхальную ночь будет обеспечена полная безопасность, дать не мог никто. И тем не менее решение приняли.

Как и следовало ожидать, услышанную в 6 часов утра по радио новость встретили всеобщим воодушевлением. Владыка Николай немедленно известил все приходы о единообразном традиционном праздновании Воскресения Христова в Пасхальную полночь. Правда, электричество в храмы не было подано, были запрещены в целых безопасности и крёстные ходы вокруг церквей. Но воодушевлял сам факт того, что великий Праздник пройдёт торжественно.

Из воспоминаний о Великой Субботе и Пасхе 1942 года

Профессор Григорий Георгиевский так описывал вечер Великой Субботы 4 апреля:

"В 7 часов вечера, в субботу, в прозрачные весенние сумерки, я пошел к своему приходскому храму. <…> Поравнявшуюся со мной старушку, несшую свой узелок на обеих согнутых руках, решаюсь спросить:

– В церковь идете, бабушка?

– Да, вот иду в церковь, освящать пасху, – ответила она. – Слышал, какое распоряжение вышло? Дай Бог здоровья советской власти! Идите, говорит, по городу смело, делайте на Пасху всё что полагается, вам никто не помешает. Длиннейшая очередь стоит на тротуаре и огибает церковь. Идут попарно. Прикладываются к плащанице. <…> Везде те же разговоры и те же благодарности советской власти по поводу распоряжения коменданта".

Освящение куличей в кафедральном Богоявленском соборе г. Москвы в 1942 году. Фото: "Журнал Московской Патриархии"

Сохранилось красочное описание Пасхальной ночи 1942-го, сделанное москвичом А. Стрешневым:

"Пасхальная ночь на русской земле всегда темна, но ещё никогда она не была в Москве столь темна, как в этом, в 1942 году. Город весь затемнён, город весь готов к встрече чёрных птиц смерти. Улицы безмолвны и безлюдны, осадное положение не снято, и близится тот ночной час, когда движение в городе останавливается.

Город отвык выходить на улицу в этот поздний час. Но в эту ночь, может быть, на одну только ночь в году, разрешено ходить всю ночь напролёт, ибо по древнему русскому обычаю в Пасхальную ночь весь город открыт народу, двери церквей раскрыты настежь и сердца людей раскрыты друг перед другом. И по глухим переулкам Замоскворечья, оступаясь о груды неубранного снега, люди идут к заутрене. Они чутко вслушиваются, не уловит ли их настороженный слух дальнего гула вражеских самолётов, отдалённой канонады заградительного огня. Они идут, помня каждый выступ и каждую выбоину, ибо глаза едва различают ближнюю стену, ближний поворот. Сейчас, в эту Пасхальную ночь войны, так тесно в церкви, что нет возможности протиснуться вперёд.

Утреня ещё не началась, а запоздавшие уже не могут сами отнести и зажечь свечи перед теми образами, к которым лежит сердце. <…> Тесно. Хор негромко вторит священнику. В церкви ещё полусвет, свечей ещё недостаточно, чтобы преодолеть огромную, сводчатую византийскую высоту.

Но близится час Воскресения Христа. Священник обращается к верующим:

- Братья! Город наш окружён тьмой, тьма рвётся к нам на вражеских крыльях. Враг не выносит света, и впервые наше Светлое Воскресение мы встречаем впотьмах. Тьма ещё стоит за порогом и готова обрушиться на всякую вспышку света. Мы сегодня не зажжём паникадил, не пойдём крестным ходом, как бывало испокон веков; окна храма забиты фанерой, двери глухо закрыты. Но мы зажжём свечи, которые у каждого в руках, храм озарится светом. Мы верим в воскресение света из тьмы. Свет, который внутри нас, никакой враг погасить не в силах. Воинство наше – мужья, братья и сыновья, и дочери – в этот час стоит на страже нашей страны против сил тьмы. Храните в себе свет, веруйте в победу. Победа грядёт, как Светлое Воскресение.

И, перебегая от свечи к свече, по храму потекла сплошная волна света. Полный сияния, храм начинал заутреню 1942 года, и хор откликался хору, и нежные гирлянды цветов на иконостасе и на клиросах, и весь воздух содрогнулись от весеннего клика:

- Христос Воскресе!

И каждый понял, что хоть он и тёмен снаружи, как этот храм, но внутри себя ни разу не чувствовал ни тьмы, ни сомнения, что всё пройдёт, что затаённая во мраке правда живёт, не угасает. Что день воскресения близок. Что воинства не допустят германскую тьму в нашу светлую жизнь, что с нами вместе и Невский, и Владимир, и Сергий, и древние воины, и древние просветители – всё прошлое и всё настоящее нашего народа, слитые воедино, победят во имя будущего, для сохранения навеки неугасимого света нашей родины и нашей культуры".

Профессор Григорий Георгиевский присутствовал на службе в Богоявленском соборе, которую вёл митрополит Николай (Ярушевич):

Едва святитель начинает петь пасхальный тропарь, как весь собор подхватывает известное с младенчества всем православным: "Христос Воскресе!" Неизгладимое впечатление! Служба продолжается. Она известна каждому православному, и каждый старается принять участие в прекрасных песнопениях. Митрополит оборачивается к народу и громко приветствует: "Христос Воскресе!" Битком набитый людьми собор, как один человек, одушевленно отвечает: "Воистину Воскресе!" Наконец святитель христосуется со служащими и народом.

Великий Праздник торжественно встретили все 30 московских храмов и 124 храма Московской области. В сохранившихся отчётах НКВД зафиксировано количество людей, присутствовавших на Пасхальной заутрене. Больше всего – 6500 человек – было в Богоявленском соборе, в других храмах – от 1000 до 4000. Всего в Москве в Пасхальных богослужениях участвовало 75 000, а в области – 85 000 человек. Учитывая, что население Москвы в то время составляло 2 миллиона 28 тысяч человек (меньше половины от населения довоенной поры), то в Пасхальных торжествах приняли участие 27 процентов москвичей – четверть жителей столицы. И это во время, официально считавшееся "атеистическим"!

"Сталин разрешил праздновать Пасху! Дай Бог ему здоровья!"

Очень интересны зафиксированные служащими НКВД разговоры верующих, обсуждавших между собой события Пасхальной ночи. Они свидетельствуют о том, что главный эффект от разрешения торжеств был достигнут – люди были воодушевлены и безоговорочно благодарили власть.

Молитва о Победе. Фото: "Журнал Московской Патриархии"

"Вот все говорят, что советская власть притесняет верующих и церковь, а на деле получается не так: несмотря на осадное положение, разрешили совершать богослужение, ходить по городу без пропусков, а чтобы народ знал об этом разрешении, объявили по радио. Если бы было такое положение в Германии, разве этот бы изверг разрешил нам ночью ходить без пропусков и свободно молиться? Конечно нет. Гитлер, наверное, издевается над своим народом так, как и с нашими, которые попадают к ним в плен. За такое их отношение всех солдат в плен брать не надо, а их надо всех уничтожать" (Кузьмина – домохозяйка, проживает в Филях).

"Боже мой, наш Сталин разрешил нам ходить всю ночь под Пасху. Дай ему Бог здоровья. Это ведь нужно же всё помнить, даже о нас, грешных" (Ревина М.И., проживает по Покровской улице, д. №2/1).

"Вы слышали, т. Сталин разрешил хождение по Москве в пасхальную ночь всем беспрепятственно. Подумайте только, как т. Сталин заботится и думает о нас. Дай Бог ему здоровья!" (Саводкина М.П., проживает по ул. Баумана, д. 6).

"Господи! Какой сегодня радостный день! Правительство пошло навстречу народу и дали Пасху справить. Мало того, что разрешили всю ночь по городу ходить и церковную службу служить, ещё дали сегодня сырковой массы, масла, мяса и муки. Вот спасибо правительству!" (Никитина, проживает по Ленинградскому шоссе, д. 55).

Пасха в блокадном Ленинграде

К счастью, авиационный налёт люфтваффе на Москву в Пасхальную ночь 1942 года не состоялся. А вот в блокадном Ленинграде Пасха 1942-го прошла под грохот канонады. В 17 часов 4 апреля, в Великую Субботу, немцы начали артобстрел города, который длился с небольшими перерывами всю Пасхальную ночь. Чуть позже прилетели и вражеские самолёты – к городу прорвались 132 бомбардировщика. Их основными целями были стоявшие на Неве корабли Балтийского флота, но бомбили и действующие храмы (их в городе было пять: Никольский Морской, Князь-Владимирский и Преображенский соборы и два кладбищенских храма), и жилые кварталы.

Митрополит Ленинградский Алексий в Страстную Пятницу в Никольском соборе блокадного Ленинграда в 1942 году. Фото: "Журнал Московской Патриархии"

Праздничное богослужение было перенесено на 6 часов утра, что позволило избежать большого числа жертв. И тем не менее кровь пролилась. Настоятель Князь-Владимирского собора отец Николай Ломакин в своих показаниях на Нюрнбергском процессе так описал Великую Субботу 1942 года:

"В 5 часов 30 минут вечера в юго-западную часть Князь-Владимирского собора упало две авиабомбы. Люди в это время подходили к Святой Плащанице. Была громаднейшая очередь верующих, желающих исполнить свой христианский долг. Я видел, как человек около 30 лежало на паперти ранеными. Эти раненые были в разных местах близ храма... Произошла страшная картина смятения. Люди, не успевшие войти в храм, поспешно стали убегать в близрасположенные траншеи, а другая часть, вошедшая в храм, разместилась по стенам храма, в ужасе ожидая своей смерти, потому что сотрясение храма было настолько сильно, что непрерывно, в течение некоторого времени, падали стёкла, куски штукатурки... Налёт немецких самолётов продолжался вплоть до самого утра, всю Пасхальную ночь. Ночь любви, ночь христианской радости, ночь воскресения была превращена немцами в ночь крови, в ночь разрушения и страданий ни в чем не повинных людей".

Всего в Великую Субботу в Ленинграде погибло 116 и было ранено 311 мирных жителей, в день Пасхи погибло 50 и было ранено около 100. И тем не менее дух ленинградцев сломить не удалось. Храмы утром 5 апреля были переполнены. Митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), будущий Патриарх Алексий I, так вспоминал Пасху 1942-го:

Высшим выражением радости является служба в Пасхальную ночь. В эту священную для христианина ночь Ленинград не был оставлен в покое врагом. Не только в исходе дня Великой Субботы, но и в самую ночь под Пасху он произвёл жесточайший налёт на город. Нет слов, чтобы выразить всю мерзость и гнусность этого покушения. У нас и неверующие люди уважают религиозные чувства верующих. А тут враг пытается уязвить в самое больное место, и чем меньше это ему удаётся, чем больше он сам несёт жертв, тем он более жесток и нагл.

* * *

Пасха 1942 года навсегда осталась в истории Русской Церкви. Это был праздник непокорённых, ликование тех, для кого Пасха Господня, Светлое Воскресение Христово было дороже собственного здоровья и земной жизни, подлинной Ночью Победы Вечной Жизни над смертью, добра над злом. Та "Снежная Пасха" открыла череду других великих церковных праздников, совершавшихся в годы Великой Отечественной. И в 1943-м, и в 1944-м, и в 1945-м комендантский час во время их празднования отменялся.

И Свет светил во тьме, и тьма не объяла Его.