Почему ради статистики российские врачи идут на должностные преступления
В Российской Федерации сегодня расследуется около 300 уголовных дел, обвиняемыми по которым проходят врачи, а пострадавшими – пациенты. Ещё примерно по тысяче заявлений идут доследственные проверки. За каждым из них – либо смерть близкого, либо инвалидность. Достаточно вспомнить громкую историю в воронежской больнице, где, по словам родственников, пожилой женщине по ошибке ампутировали здоровую ногу – вместо поражённой гангреной…
Но всероссийскую известность получают единицы из этих дел. Так, за последний год широкий резонанс вызвали уголовные преследования врача-гематолога Елены Мисюриной, главного акушера-гинеколога Калужской области доктора Александра Ругина, главного патологоанатома Волгоградской области Вадима Колченко и двух врачей Калининградской области: исполняющей обязанности главного врача роддома № 4 Елены Белой и анестезиолога-реаниматолога Элины Сушкевич. Все эти дела объединяет одно: они связаны с гибелью новорожденных детей.
«Профиль» изучил материалы всех этих уголовных дел. Пришёл к выводу, что в них, как в капле воды, отражается всё отечественное здравоохранение.
Дело Мисюриной: роковой прокол
Дело Елены Мисюриной стало, пожалуй, первым уголовным преследованием, вызвавшим массовые протесты профессионального сообщества. Тогда же появился первый медицинский хештэг «#ЯЕленаМисюрина».
По версии следствия, гематолог, выполняя не самую сложную диагностическую манипуляцию – трепанобиопсию, промахнулась и проткнула пациенту верхнюю ягодичную артерию. В результате мужчина скончался от массивной кровопотери. Сначала медицинское сообщество выступало резко против следственных органов, в её защиту писались письма и проводились митинги – но когда во время судебного процесса были оглашены результаты экспертиз, выяснилось, что причинно-следственная связь между манипуляциями доктора и смертью пациента всё-таки есть. И в окружении Мисюриной стали говорить о том, что она – не единственная виновная, и требовать привлечь к уголовной ответственности других врачей.
Дело в том, что в заключении комплексной судебно-медицинской экспертизы не только однозначно указано на ошибку, совершённую именно Мисюриной, но тщательно проанализированы действия вообще всех врачей, оказывавших помощь этому пациенту. И именно в этом документе указано на потрясающий бардак, царящий в российском здравоохранении, – от ошибок в диагнозах (то диабет сахарный, то не сахарный, то повреждена вена, то артерия и тому подобное) до невнимательности врачей, опоздавших с диагностикой внутрибрюшного кровотечения на пять часов – притом, что клиническая картина была ясной с самых первых минут после трепанобиопсии.
Тем не менее 22 января 2018 года врача приговорили к двум годам лишения свободы – по статье «причинение смерти по неосторожности». Однако позже, под давлением общественности, приговор отменили, и дело вернули на новое расследование. В июле 2019 года должна состояться эксгумация тела пациента – на этом настаивает Мисюрина и её защита. Правда, непонятно, что они хотят найти в теле, которое захоронено пять лет назад, но следствие вынесло соответствующее постановление.
Дело Мисюриной обсуждалось в прессе на всех этапах, поэтому подробно останавливаться на нём не будем – отметим только, что это был первый случай массовых протестов медицинского сообщества.
Дело Александра Ругина: показательный выкидыш
История из Калужской области, где в декабре 2015 года, по версии следствия, главный акушер-гинеколог области отдал приказ убить новорожденного ребёнка. Что и сделали заведующая отделением Жуковской центральной районной больницы 61-летняя Шалабия Халилова и врач-педиатр той же больницы 60-летняя Татьяна Васильева – они вынесли младенца из родильного зала и оставили на столе.
Приговор по этому делу уже оглашён: Халилова признана виновной в неоказании помощи больному, повлекшем по неосторожности смерть пациента, и приговорена к двум годам лишения свободы условно. Ей также запрещено заниматься медицинской деятельностью, связанной с принятием родов, на два года. Татьяна Васильева оправдана за недоказанностью её вины, а вот сам Александр Ругин – оправдан со странной формулировкой: боролся за улучшение статистики, но приказа убить ребёнка не отдавал.
Доказательств в этом деле много, но главное из них – записи телефонных переговоров Ругина и Халиловой. Техническая экспертиза признала их подлинными и не подвергавшимися монтажу, и оценку суд давал по психолого-лингвистическим экспертизам. Их было несколько: первая сделала вывод о приказном тоне разговора, вторая – о нейтральном.
Публикуем выдержки из стенограммы (полностью расшифровку записи и даже аудиофайлы можно найти в интернете).
Ругин: Алло.
Халилова: Александр Иванович…
Ругин: Да, да.
Халилова: Здравствуйте. Это Шалабия Умахановна Халилова из роддома Жукова.
Александр Иванович, у меня сейчас поступила женщина, 24-26 (поправляется) 25 недель. Почти полное открытие шейки матки. С ночи сидит со схватками, повторные роды. Первые роды в 2003 году, два аборта (вздыхает), кровянистые выделения. До Калуги не доедет. Что мне делать с ней?
Ругин: Как вы полагаете, что вам делать?
Халилова: Рожать? Да?
Ругин: Ну. Вам надо звонить в санавиацию, вызывать на себя и врача, и неонатолога, и прочие вещи. Либо, по уму, сделать из этого ребенка, извините меня, 21 неделю… Вы знаете, доктор Халилова… Бумага — она не краснеет, либо его делать мертворожденным. То есть сразу унести и сказать, что родился просто мертвым. Потому что, если вы дадите младенческую смертность, вас просто порвут. Сегодня двадцать восьмое декабря, вы такой подарок области делаете. Вы понимаете это все, весь ужас положения? (Смеется.) Поэтому либо определяете его как мертворожденного — то есть приняли, сразу же унесли, чтобы у женщины вопросов не было. И кричать, что у неё роды… Вот мы никогда таких слов не говорим вслух.
Халилова: Ну, я сказала ей — выкидыш.
Ругин: Ну, выкидыш — не выкидыш… Посмотрите, какой он родится.
Халилова: Угу.
Ругин: Вот. Ну, самое главное, чтобы в другой комнате — в реанимации никто не слышал этих писков и визгов. А потом уже надо будет, если у вас это случится и сможете его оформить как мертворожденного, тогда звоните сюда, говорите о весе, ну и перезвоните мне, тогда что-нибудь подскажу — какой вес, что делать…
Через час аппаратура фиксирует второй разговор между этими же абонентами:
Халилова: В 12.25 родили 650 граммов, 30 сантиметров. Телепается сейчас, где-то 60 сердцебиение. Ну он там пытался там что-то (неразборчиво).
Ругин: (перебивает) Значит, оформляйте его как мертворожденного.
Халилова: Угу.
Ругин: Вот и все.
Халилова: Может, 600 написать или как?
Ругин: Нет, если вы оформите его как мертворожденного, то есть это будут преждевременные роды в 24 недели мертвым плодом. Только дышать ему не надо, мягко говоря.
Халилова: Нет, нет, мы не дышали. Он просто сам дыхательные движения делал.
Ругин: Ну, понятно, ну, будем… Отправляйте сюда, напишите, что родился без признаков жизни. Вот и все. Описывайте все, как полагается. А как фамилия ее?
Халилова: Иванова Ирина Ивановна (фамилия изменена).
Ругин: Ну, отправляйте, пишите срок такой. Вот. Иванова. Сейчас надо будет позвонить Константину Викторовичу, попросить, чтобы они увидели мертворожденного. И описывайте, что он полностью родился без признаков жизни. Как по взрослой истории.
По данным следствия, после этого разговора ребёнка вынесли из родильного зала и положили не в кювез, как надо, а на обычный стол. Где он и скончался.
Затем Ругин звонит заведующему патологоанатомического отделения Калужской областной больницы области и просит его принять меры к подтверждению нужного диагноза:
Ругин: Константин Викторович!
Растольцев: Да, да.
Ругин: Привет. Это Ругин.
Растольцев: Да, Александр Иванович.
Ругин: Слушай, у меня к тебе такой вот разговорище. Сейчас звонили из Жуковского района. 24 недели. Повторные роды там, уже с полным открытием… Где-то шестьсот с небольшим грамм, ну и где-то под тридцать сантиметров длина. Ну что я им мог посоветовать в таком случае в конце года-то?
Растольцев: Ну, я-то знаю что.
Ругин: Вроде они все сделали. Ну, там, конечно, единичные вздохи-охи были, конечно. Костя, я тебя очень прошу, если это возможно…
Растольцев: (перебивает) Ну они там оформили правильно все?
Ругин: Да, они будут оформлять как мертворождение.
Растольцев: Ну, пускай оформляют.
Здесь надо пояснить: доктор Ругин в декабре 2015 года исполнял обязанности заместителя главного врача Калужской областной больницы по акушерству и готовил ряд контрактов. Его телефон начали прослушивать потому, что оперативникам поступила информация: он вымогает деньги с поставщиков оборудования. Санкцию на прослушивание телефонов суд дал ещё в ноябре, но вместо экономического преступления полицейские наткнулись на вот эту историю…
Надо понимать, что показатели младенческой и материнской смертности в регионе служат одним из основных критериев, по которому федеральный центр оценивает деятельность губернатора. Именно поэтому идёт борьба за её снижение. Правда, как показывают нам все резонансные врачебные уголовные дела, битва ведётся на бумаге, а не в больницах и амбулаториях.
По заключению экспертов, найденных защитой, в этих диалогах со стороны доктора Ругина нет понуждения к лишению жизни новорожденного. Поэтому он был оправдан.
И ещё деталь: именно роддом Калужской областной больницы выполняет роль регионального перинатального центра.
Дело Вадима Колченко
В Волгограде в мае 2019 года Следственный комитет направил в суд уголовное дело по обвинению главного патологоанатома области в получении взяток и в злоупотреблении служебным положением. По версии следствия, он, желая скрыть истинные причины смерти ребёнка и матери, приказал подменить образцы её тканей на другие, взятые от больного гепатитом наркомана. Подмена была обнаружена экспертами. Погибший ребёнок родился на сроке беременности 26–27 недель, то есть тоже недоношенным.
— Елена почувствовала себя плохо 9 января, а уже 10 была госпитализирована, но не в ближайшую больницу, а во второй роддом, который находится в городе Волжский, то есть примерно за 30 километров от нашего дома, — рассказал в беседе с корреспондентом «Профиля» Арам Мачкалян, вдовец погибшей Елены, один воспитывающий старшую дочь. – Оттуда 12 января её повезли на консультацию в областной перинатальный центр, но утром 13 января отправили её обратно, во Второй роддом. Но в тот же вечер её опять увозят в перинатальный центр, где она рожает. Мне неофициально сообщили, что мальчик родился здоровым, но через несколько часов вышел главный врач и сказал, что ребёнок погиб ещё в утробе.
Через 13 дней, в ночь на 26 января, в больнице умрёт и сама Елена. В медицинской документации причиной смерти и матери, и ребёнка укажут ОРВИ, ДВС-синдром (он же — тромбогеморрагический синдром) и аутоиммунный гепатит – но у женщины, всю беременность наблюдавшейся у врачей и строго выполнявшей все их предписания, до самой смерти ни разу не выявлялись какие-либо системные заболевания.
Арам Мачкалян обратится в Следственный комитет, указав, что ни смерть его жены, ни смерть младенца формально не были оформлены как материнская и детская, то есть гибель близких ему людей на формальный рейтинг губернатора не повлияла. Через полгода, после возбуждения уголовного дела, это исправят. Позже оперативники ФСБ задержат Вадима Колченко, решением суда он будет арестован – и на одном из первых допросов даст вот такие показания:
«Примерно 15-16 января мне позвонила Алла Чебаткова, начальник отдела организации медицинской помощи матери и ребенку Комитета здравоохранения Волгоградской области. Она сообщила, что в Волжском перинатальном центре находится пациентка в крайне тяжелом состоянии, которая, вероятнее всего, погибнет. Затем Алла Владимировна сказала, что материнская смертность в начале года — очень нежелательный показатель не только для Волжского перинатального центра, но и для всей системы здравоохранения Волгоградской области, а затем поинтересовалась, чем патологоанатомы могут помочь в данной ситуации. Я рекомендовал настаивать на диагнозе «аутоиммунный гепатит», так как он является самостоятельным состоянием, не связанным с материнской смертностью.
На основании положения о Главном внештатном патологоанатоме Волгоградской области я лично принял активное участие во вскрытии погибшей Мачкалян. Во время него была выявлена картина острой полиорганной недостаточности, которая формально может быть выставлена и для аутоиммунного гепатита. В ходе него образцы для вирусологического исследования не изымались.
По поводу беспокойства руководства облздрава могу пояснить, что существуют негласные, рекомендованные допустимые цифры материнской и младенческой смертности на территории того или иного субъекта федерации. Эти цифры устанавливаются Министерством здравоохранения Российской Федерации как не рекомендованные к превышению. Иначе разбирательство происходит на самом высоком уровне. Тем более что по уровню материнской смертности глава государства оценивает работу губернатора.
В дальнейшем в ординаторской ВОПАБ я встретился с лечащими врачами, которые занимались Мачкалян, и обсудил с ними произошедшее. Они вместе пришли к выводу, что патологоанатомический диагноз будет записан как аутоиммунный гепатит. Несмотря на то что смерть Мачкалян явно относилась к категории материнской смертности».
Но через два месяца у Колченко найдут тяжёлое заболевание, суд переведёт его под домашний арест – и он сразу откажется от этих своих слов.
«На меня давили, меня заставляли давать показания на руководство облздрава. Это делали сотрудники ФСБ. Я оговорил своих коллег, и мне стыдно за это», — заявит он журналистам в своём единственном интервью, данном в статусе обвиняемого.
В этом деле тоже фигурирует головное родильное учреждение — Волгоградский областной клинический перинатальный центр имени Ушаковой. Именно из него за 12 часов до родов тяжёлую пациентку отправили в другой роддом, хотя делать этого не имели права.
Если уголовное дело по обвинению Колченко направлено в суд, то уголовные дела по фактам смерти Елены Мачкалян и её ребёнка по-прежнему расследуются. Уже известно, что настоящей причиной смерти женщины стала комбинированная вирусно-бактериальная инфекция, скорее всего, двусторонняя гнойно-септическая пневмония. То есть с первой минуты её лечили неправильно!
Более того, сейчас следователи выявили ещё шесть фактов гибели детей, в которых истинная причина смерти скрыта. Один из них – вопиющий: все до одного посмертные образцы органов и тканей младенца оказались подменены на органы и ткани шести разных мужчин и женщин. Для этого требуется не только тесный контакт самых разных служб областного Минздрава и подчинённых ему учреждений, но и соответствующая санкция.
Дело Елены Белой и Элины Сушкевич: репутационный урон
Но, пожалуй, самая громкая история случилась в Калининграде: здесь Следственный комитет предъявил обвинения двум врачам в умышленном убийстве младенца, совершённом по предварительному сговору. Речь идёт о деле Елены Белой и Элины Сушкевич.
Суть дела проста: в ночь на 6 ноября 2018 года в родильном доме № 4 гражданка Узбекистана раньше срока рожает мальчика весом 700 грамм. Шесть часов подряд врачи делают всё возможное для его спасения, а утром 6 ноября исполняющая обязанности главного врача Елена Белая собирает врачей и приказывает переписать всю медицинскую документацию, включая журнал родов, историю родов, журнал приёмного отделения и даже книгу телефонограмм, причём везде указав, что младенец родился мёртвым. После этого приехавшая забрать ребёнка в региональный перинатальный центр врач Элина Сушкевич вводит в пупочный катетер содержимое ампулы сульфата магния. Через полторы минуты у ребёнка перестаёт биться сердце, но присутствующие в палате интенсивной терапии Белая и Сушкевич реанимационных мероприятий не проводят, никого в известность не ставят, а просто выключают монитор. Матери младенца скажут, что сын не выжил, а вот в медицинской документации запишут, что она родила его мёртвым.
На следующий день следователи изымут и тело погибшего мальчика, и два комплекта медицинской документации: в одном будут указаны и время родов, и состояние новорожденного, и терапия для его лечения, а в другом просто записано, что он появился на свет мёртвым.
Первоначально судебно-медицинская экспертиза укажет, что малыш погиб от дыхательной недостаточности – но это будет предварительный вывод, основанный только на результатах вскрытия. После него будет задержана Елена Белая, и ей предъявят обвинение в подделке документов: о приказе переписать историю родов, отданном в тот момент, когда сердце младенца ещё билось, на допросах заявят все сотрудники роддома. Но один из них также укажет, что непосредственно перед смертью мальчику был введён какой-то препарат. По этой причине будут назначены химико-токсикологическая и комиссионная экспертизы. Первая выявит в органах младенца критически большую дозу сульфата магния (нигде в мире никогда и никто не проводил исследования о летальной дозе магнезии – настолько этот препарат казался безобидным), а вторая установит, что лекарство младенцу ввели струйно, а не капельно и что оно с током крови моментально распространилось по организму. То есть между введением препарата и наступлением смерти есть прямая причинно-следственная связь.
При этом во всех официально опубликованных материалах СКР упоминается свидетель, присутствовавший в палате интенсивной терапии во время убийства, который даёт полные и развёрнутые показания о произошедшем.
Сами Белая и Сушкевич вину признавать отказываются. Они утверждают, что их оклеветали. Их коллеги развернули в соцсетях акцию в их защиту, под хэштегом «#ЯЭлинаСушкевич» и с аргументами: для неонатолога любой родившийся – живой! Врач не может убить, потому что он давал клятву Гиппократа! Ребёнок умер от естественных причин, а обвиняют в этом врача!..
— И я, и все мои коллеги-врачи в один голос говорят, что все эти обвинения – абсурдны и не могут быть направлены в адрес врача, тем более – неонатолога-реаниматолога, вся жизнь которого связана со спасением жизней детей, — сказал в интервью «Профилю» Сергей Леонов, сенатор от Смоленской области, кандидат медицинских наук. – Ни у кого нет сомнений, что сама Сушкевич сделала для спасения пациента всё возможное. А утверждения, что она выполняла приказ Белой, у специалистов вызывают только улыбку: во-первых, ни один доктор не будет выполнять заведомо преступный приказ, а во-вторых, Белая для Сушкевич – даже не начальник. Ведь Элина Сушкевич – сотрудник совсем другой клиники, а именно – регионального перинатального центра.
Именно Сергей Леонов на заседании Совета Федерации в среду, 17 июля, выступил с призывом к сенаторам осадить следственные органы.
«Подобные обвинения в убийстве наносят большой репутационный урон отечественной медицине, — заявил он. — Такие действия спровоцируют отток врачей высококвалифицированных специальностей, таких как хирурги, неонатологи, реаниматологи, онкологи, так как проще сменить специальность, чем ежедневно испытывать страх за свою жизнь и за то, что в любой момент могут возбудить уголовное дело в случае смерти пациента.
Элина Сушкевич и все реаниматологи-неонатологи составляют элиту медицины страны. У таких людей инстинкт спасать жизни, и никому в голову не взбредет намеренно причинять смертельный вред пациенту, а тем более ребенку.
Непонятна позиция силовых органов в части помещения этих женщин-врачей под домашний арест, а до этого – в СИЗО. Можно подумать, что врач представляет какую-либо опасность для общества. Считаю, что сложившаяся обстановка деморализует медработников и создает чувство опасности при принятии правильного клинического решения.
Врачи, уважаемые коллеги, – конечно, не волшебники, но они в то же время и не убийцы. От всего медицинского сообщества и от себя лично требую максимально объективного расследования данного уголовного дела и считаю, что пока врач не будет чувствовать себя защищенным, прежде всего законом Российской Федерации, то никакого развития отечественной медицины быть не может» (цитируется по официальной стенограмме 462 заседания Совета Федерации).
Однако позже станет известно, что врач перинатального центра Элина Сушкевич совмещает основную работу с дополнительной: дежурит врачом в том же четвёртом роддоме, то есть является подчинённой врача Белой. И что через 10 дней после гибели младенца её, не имеющую ни категории, ни достаточного стажа по специальности (меньше пяти лет), в обход нескольких других сотрудников внезапно назначат исполняющей обязанности заведующей отделения реанимации и интенсивной терапии новорожденных (педиатрический блок).
Именно карьерный рост считает следствие мотивом убийства – Елена Белая опасалась, что у неё не уберут приставку «ио», а Сушкевич хотела стать руководителем отделения.
Если отбросить эмоции и сосредоточиться только на фактах, то вырисовывается следующая картина: в палате интенсивной терапии врач Сушкевич оказывает медицинскую помощь недоношенному ребёнку, когда туда приходит врач Белая. Между ними происходит какой-то разговор, после которого врач Белая выходит, собирает весь персонал и приказывает переписать медицинскую документацию. Затем она возвращается в палату, говорит с кем-то по телефону, и по окончании этого разговора Сушкевич делает инъекцию малышу. Примерно через полторы минуты кардиомонитор издаёт сигнал тревоги, но ни Сушкевич, ни Белая даже не начинают проводить реанимационные мероприятия… Более того, смерть малыша формально не констатируется, его просто вынимают из кювеза и убирают в холодильник… Позже эксперты обнаружат в теле ребёнка высокую концентрацию лекарственного средства, которое в назначениях не фигурирует и не может фигурировать – как опасное для жизни младенца с сердечной и дыхательной недостаточностью.
Только одно это показывает: основания для подозрений у следствия есть.
И ещё: введение сульфата магния как способ убийства никогда и нигде не описывалось, предметом изучения криминологов и судмедэкспертов не было, и поэтому говорить о том, что версия с убийством придумана и срежиссирована – сомнительно. Существуют другие, известные способы. Ну например – просто отключить аппарат ИВЛ.
Остальное
На самом деле ежегодно обвинительные приговоры выносятся 20–30 медицинским работникам – но, как правило, они обходятся без широкого резонанса. Потому что большинство этих дел бесспорны. Или кажутся таковыми: например, в Московской области за смерть роженицы осудили медсестру, которая якобы, делая укол в вену, внесла в рану инфекцию, что привело к сепсису. Хотя независимый анализ показал: врачи не обнаружили у женщины при поступлении пневмонию и назначили неправильное лечение – а после летального исхода договорились о согласованных показаниях. Увы, но и материалы патологоанатомического исследования оказались подчищенными. Все вместе в итоге и позволило вынести приговор заведомо невиновной женщине… Истина вскрылась очень поздно, и дело пересмотрено так и не было.
О забытых в теле медицинских инструментах говорить не приходится – несмотря на строжайшие инструкции, несмотря на подсчёт всего до и после операции, подобных случаев по-прежнему полно. Что просто — позор.
Как ни странно, но смерть от неправильного наркоза чаще всего заканчивается отказом от возбуждения уголовного дела: это не преступление, а действительно врачебная ошибка.
И если профессиональное сообщество очень быстро узнаёт о проблемных делах, то в 99 процентов случаев они не получают широкой огласки. Например, в одном из регионов России результаты вскрытия вызвали вопросы, на которые комиссия экспертов, изучившая и протоколы, и образцы тканей (мокрый архив), ответ дать не смогла. Пришлось эксгумировать умершего пациента.
И вот тут выяснилось: тело вообще не вскрывалось, протокол был написан из головы, а образцы органов и тканей взяты от других умерших!
Ещё одна проблема – массовые обструкции, которым подвергают экспертов их коллеги. Так, после того как Следственный комитет России опубликовал информацию о комплексной судебно-медицинской экспертизе по калининградскому делу, в которой указал, что в работе комиссии принимали участие ведущие специалисты Минздрава, ведомство Вероники Скворцовой «официально подтвердило», что среди подписавших этот документ – главный внештатный неонатолог России Дмитрий Иванов. На уважаемого доктора, много сделавшего для создания перинатальных центров, немедленно посыпались упрёки в отсутствии корпоративной солидарности и профессиональной этики, а в закрытом форуме неонатологов России в его адрес звучат угрозы: как он посмел подписать заключение, в котором действия Сушкевич и Белой откровенно признаются преступлением? Почему он не подделал результаты так, чтобы коллеги избежали уголовной ответственности? И это – не шутка!
Угрозы получали эксперты и по делу Ругина, и по делу Колченко, и по делу Мисюриной. Но это можно расценить как охлократию (власть толпы). А вот то, что Минздрав фактически прекратил выдавать лицензии на экспертную деятельность кафедрам судебной медицины, которые всегда славились наиболее точным и взвешенным анализом, объяснить только совпадением фактов сложно. Ведь кафедры, которые возглавляют профессора и заслуженные люди, с огромным профессиональным опытом, практически неуправляемы министерством.
И в результате – удивительная картина: если верить отчётам, то в перинатальных центрах выхаживают 85 процентов всех родившихся глубоко недоношенными. А единичные дела говорят об обратном – о систематической подтасовке цифр, сделанных в угоду власти.
И пока Скворцова рапортует об успехах Министерства здравоохранения, достигнутых под её чутким руководством, Татьяна Голикова откровенно признаёт: манипуляции со статистикой смертности совершаются на всех уровнях. И в первую очередь – в статистике смертности.
Но одно дело, когда переписывают цифры, а другое – когда в угоду победным реляциям действительность поправляют одним уколом.