Алексей Куракин: Четвертый раздел Польши. Три дня, изменившие мир
Часть IV. Часть III, начало
20 июля 1939 года.
Адольф Алоисыч очень нервничал. Лето уже перевалило за экватор, а с датой нападения на Польшу никак не могли определиться. Вместо блицкрига впереди маячила осенняя грязь и перспектива получить в качестве обратки коалицию Британии, Франции и СССР.
Сталин, конечно, вроде и делал намеки. Но это, как говорится, к делу не пришьешь.
И у Гитлера созрел хитрый план.
Карла Шнурре — главу германской делегации, ведшей переговоры о заключении торгового соглашения с Советским Союзом, заинструктировали до нервной икоты.
23 июля 1939 года
И Шнурре стал осторожно затрагивать в беседах с советскими партнерами очень даже политические темы. Мол, какие могут быть проблемы между Сталиным и Гитлером? И, если надо будет, он – Шнурре готов встретиться с представителями советского правительства и более детально обсудить щекотливые моменты…
Представители советской делегации заметили появление нового, неожиданного нюанса в торговых переговорах. И доложили куда следует. А из «куда следует» доложили товарищу Сталину.
У Сталина, как мы помним, были железные нервы.
Поэтому он решил… еще немного подождать. Гитлер нервничал, торопился – это Сталин чувствовал. А еще Сталин знал: когда у одного из переговорщиков остается малый запас по времени — он становится более сговорчивым.
Кроме этого, нельзя было спугнуть англичан. Чтобы те не отказались от своих гарантий Польше и не оставили бы СССР один на один с Германией.
Решающий шаг нужно было сделать буквально в последнюю секунду.
Лишь в середине августа, когда в Москве уже начались военные переговоры – сильнейший раздражитель для Гитлера, Сталин вызвал Молотова…
А Вячеслав Михайлович позвонил в немецкое посольство.
— Дружище Вернер! Что-то мы давно не встречались! Заходите к нам как-нибудь в Наркомат! Может, на следующей неделе? Посидим, чайку попьем, за жизнь поговорим!
Через пятнадцать минут Вернер фон дер Шуленбург был уже у Молотова.
А у товарища Молотова уже был готов опросник.
Что это там молол ваш Шнурре? Не с пьяных ли глаз? Что можете предложить? Германия надавит на японцев, чтобы те забыли о Сибири? Может какой пакт о ненападении предложите? А что по поводу Балтийских государств? Что-то там ваш Шнурре по поводу Польши говорил… Сделку предлагаете?
Шуленбург, выслушав все вопросы, ответил коротко – Гитлер готов немедленно (!) отправить в Москву Иоахима фон Риббентропа (министра иностранных дел) – с самыми высокими полномочиями! – для порешать конкретно, конкретные вопросы.
Да, это был уровень! Молотов прекрасно помнил, что за все месяцы тяжелейших и нервных переговоров Москву не посетил ни один из британских министров.
Молотов очень доброжелательно и высоко оценил готовность Риббентропа прибыть в Москву. Но…
— Хотелось бы прежде взглянуть на письменный вариант ваших предложений! – сказал Молотов, прощаясь с немецким послом.
То есть, товарищ Сталин решил… еще немного подождать.
И дать Гитлеру сгрызть пару половичков в истерике.
Когда в Берлине наконец расшифровали послание Шуленбурга, Гитлер действительно психанул. Даже полный Риббентроп понимал, что изложи германский МИД какие-либо соображения письменно, отправь в Москву – у Сталина появится компромат и материал для шантажа. А если произойдет утечка – всех собак повесят немедленно на Алоисыча.
20 августа 1939 года.
Гитлер лично, натужно посапывая, засел за написание письма: «Г-ну Сталину, Москва… Я убежден, что содержание дополнительного протокола, желательного для Советского Союза, может быть уточнено в кратчайший возможный срок, если ответственный германский государственный деятель будет иметь возможность лично прибыть в Москву для переговоров…»
Сталин мог вздохнуть с облегчением. Он выиграл. Теперь Гитлер готов был ему предложить бесплатно все то, за что пришлось бы воевать (кровью советских солдат) при наличии любого союза с Британией и Францией.
Сталин ответил 21 августа и пригласил Риббентропа в Москву на… 23 августа.
Ну, почему бы не дать Гитлеру сжевать еще пару ковриков и вдоволь поорать на зануду Кейтеля, который каждый день гундосил:
— Мой фюрер! Когда будем начинать польскую компанию? Осень, дожди скоро!
23 августа 1939 года.
С аэродрома Риббентроп рванул прямо к Сталину…
Товарищ Сталин загибал пальцы и согласно кивал, пока Риббентроп предлагал:
— Польшу делим по границе 1914 года. Варшава отходит к немецкой зоне влияния (позже Сталин предложит поправку к пакту: обмен польской территории между Варшавой и «линией Керзона», которая, согласно секретному протоколу, отходила Советскому Союзу, на Литву, отходившую к Германии)
— Финляндия и Эстония отходит к русской зоне интересов (Сталину нужна была буферная зона около Ленинграда).
Когда Сталин затребовал себе всю Латвию, Риббентроп телеграфировал Гитлеру. И тот уступил.
Точно также Германия уступила Бессарабию…
Вопросы, согласования, уточнения. Деловая обстановка. Никаких эмоций.
Подписи. Рукопожатия. Взаимные уверения в вечной дружбе. Тосты. Фото на долгую память.
Три дня! Трое суток прошло от написания Гитлером письма Сталину до подписания документа, в последствии названного пактом Молотова – Риббентропа!
Три дня.
Сколько там британская делегация добиралась в Москву на переговоры? Сколько из Лондона шли полномочия для адмирала Дракса? От Москвы переговоры вел Нарком обороны СССР. А от Франции? А от Британии? Сколько прошло времени – после оккупации Праги, с апреля 1939 года, с мая 1939 года, прежде чем переговорщики неспешно прибыли в Москву? Сколько Франция уламывала поляков?
Ах, да – о Польше.
1 сентября 1939 года.
Мир изменился навсегда. Только мир об этом еще не знал. Просто все наблюдали воочию результат противоборства идеологически зашоренной западной дипломатии и прагматизма Сталина. Бестолковость против Realpolitik.
И все наблюдали, как в очередной раз прекращает свое существование государство, где национальные спесь, заносчивость и чванство каждый раз оказывались сильнее голоса разума.