«Здравствуйте, я в розыске». Как ходил Сергей Фомин силовикам сдаваться
Когда-нибудь о Сергее Фомине снимут сериал. Пока еще неясно, будет ли это фильм об интригах спецслужб или о героическом сопротивлении властям, но сценарий уже пишется.
Есть 36-летний герой, принимающий участие в протестном митинге 27 июля. Есть детективный сюжет: герой, объявленый в розыск, исчезает, растворяется на просторах родины. Есть экзотическая кульминация сюжета. Неделей позже он приходит сдаваться в Следственный комитет только для того, чтобы сообщить о своей невиновности.
На первый взгляд эта история — блистательная иллюстрация того, как кровавый режим перемалывает оппонентов.
Сначала федеральные каналы наперебой сообщают о задержании Фомина. Его представляют участником событий, но вскоре возвышают до координатора протестующих. ТВ продолжает привычно врать, в данном случае — об аресте Фомина, как вдруг СК объявляет смутьяна в розыск.
Если бы не Егор Сковорода из «Медиазоны», первый взгляд оказался бы последним. Неожиданная материализация Фомина происходила в его присутствии. Ролик «Медиазоны» — самостоятельное произведение, презентующее неведомый миру жанр самосдачи подозреваемого следственным органам. Высокая драма на глазах превращается в фарс. С одной стороны, грозный Комитет явно не готов к встрече с объектом своего же розыска. Понадобилось часов пять блужданий по ночной Москве, чтобы СК и Фомин, наконец, счастливо воссоединились. С другой стороны, настораживает сам образ борца за свободу выбора и выборов: убегающие глаза, путаная речь, нервная жестикуляция. На вопросы собеседника не отвечает, говорит о чем-то своем. Вдруг раздражается на профессиональнейшего Егора: у меня, мол, самый важный момент в жизни, а вы со мной разговариваете буднично. Приезжающие чуть позже мама, папа, адвокат тоже выглядят странно, будто их выписали из какой-то другой пьесы. Время от времени Фомин, всматриваясь в свой внутренний суфлер, начинает чеканить обращения — то к гражданам России, то к Навальному с Любовью Соболь (он волонтерствовал в ее штабе).
Здесь остановимся. Дело не в том, что он упрекает вроде бы единомышленников в пренебрежении людьми. Тут есть и доля правды. А дело в том, что в своем разоблачительном раже он неотличим от Соловьева. Те же слова, мысли, те же речи о политических амбициях. Оппонент власти, выстраивающий систему доказательств языком власти, — явление реликтовое. Тут я задумалась, решила пересмотреть все материалы с Фоминым. Впечатление мутное. Возбужденный господин в красных шортах ведет себя нарочито демонстративно, а вместе с кадрами от Сковороды — и вовсе провокативно. Разнятся версии и с датой его задержания; и с ребенком Проказовых, которым он якобы прикрывался как щитом (этот сюжет тоже ждет своего исследователя); и со статусом подозреваемого (сначала «координатор протестующих», потом просто «участник массовых беспорядков»).
Чем больше смотрела, тем больше приходила к выводу о засланном казачке. Не претендую на истину в последней и вообще ни в какой инстанции, делюсь только своими соображениями.
Один из главных вопросов России на протяжении нескольких веков: где заканчивается государство и начинается провокация?
Тонкая паутина предательств, сотканная из террористов и охранки, плелась по этапу все дальше и дальше, пока не доплелась до наших дней. Сегодня из двух набоковских феноменов — эволюция тайного сыска и вольнолюбивая русская культура — выжил только первый. Климат у нас подходящий для подобных процессов. Иногда палачи и жертвы проявляют дивную идейную солидарность. Бенкендорф, отец Третьего отделения, вынашивал после восстания декабристов мысль о необходимости упреждения преступления путем слежки. Такие же планы вдохновляли его врага, повешенного декабриста Пестеля, жаждущего максимально контролировать россиян и подозрительных иностранцев. При этом Пестель ориентировался на 50 тысяч жандармов, а Бенкендорф, в целях экономии, — только на 5. Так что не стоит удивляться засилью силовиков. Их время — сегодня и всегда. Просто сегодня, когда многие жизненные процессы, включая телевидение, протекают в формате спецоперации, это особенно заметно.
Фомин — не распятый мальчик из Славянска, но тоже очень удобная модель. Крайне нелогичен, несобран, инфантилен (в СК приходит с мамой), своих легко сдает, в голове каша.
Отличный подарок для пропаганды, трактующей оппозиционеров как недограждан великой державы. Я бы очень хотела ошибиться.
Сейчас все будет зависеть от того, какие показания будет давать Сергей. А пока можно бы и списать всю эпопею, включая явление Фомина Следственному комитету, на политическую наивность молодого программиста. Тем более что он не тянет на почетный титул «двукорытного» — так называли могущественного Азефа, который одновременно возглавлял Боевую организацию эсеров и служил в Департаменте полиции. Но что-то нехорошее, рукотворное сквозит в этой иезуитской композиции.
Ближе к рассвету Фомин добрался до ОВД «Замоскворечье». Спрашивает у дежурного: «Я в розыске?» — «В розыске», — буркнул дежурный. «Отлично, я в розыске», — не скрывая восторга, воскликнул Фомин. Как мало человеку нужно для счастья.
Слава Тарощина
Обозреватель «Новой»