За закрытыми дверями. Как растят детей однополые семьи

АиФ.ru поговорил с российскими ЛГБТ-парами, в которых растут дети. В июле 2019-го Следственный комитет России завел уголовное дело в отношении сотрудников органов опеки, допустивших усыновление детей однополой парой. Семья, попавшая в поле зрения силовиков, сейчас находится с детьми в отпуске за границей . По информации СМИ, мужчины официально женаты, оформили отношения в одной из стран Европы. Но произошло это после того, как один из них усыновил в 2010 году двух мальчиков-сирот. Таким образом, закон о запрете усыновления детей однополыми парами, принятый в 2013, усыновители не нарушают. Но нарушила опека, решил СК. По версии следствия, сотрудники соцзащиты «ничего не сделали для защиты детей от вредной для них информации». В Следственном комитете считают, что пара, воспитывающая детей, «пропагандирует нетрадиционные отношения, формируя искаженные представления о семейных ценностях, нанося вред их здоровью, нравственному и духовному развитию». Все началось с обращения к врачу. Один из усыновленных мальчиков пожаловался на боль в животе, а на осмотре рассказал врачу, что его папа и его друг спят в одной кровати. Доктор, заподозрив педофилию, сообщил «куда следует». Следственные органы провели обыски и в квартире пары, и у их родителей, причем в отсутствии хозяев дома. Ничего запрещенного не нашли. Соседи отзываются об усыновителях исключительно положительно. Говорят, оба — интеллигенты, один из мужчин — преподаватель московского вуза. У усыновленных детей, как часто бывает с отказниками, масса неврологических диагнозов. Однако за годы воспитания в семье здоровье мальчиков значительно улучшилось. «Семья с детьми сейчас в отпуске, — сообщил нам юрист Максим Оленичев, представляющий интересы усыновителя и его мужа. — Они наблюдают за событиями вокруг уголовного дела в отношении органа опеки и пока не приняли никакого решения (касательно возвращения в Россию, — прим. автора). Родители будут определяться к концу отпуска, то есть в конце августа. Сейчас об этом не думают». Семью поддержали в Совете по правам человека. Ответственный секретарь Совета Ирина Киркора напомнила, что в России множество семей, где ребенка, воспитывают, например, три женщины — мама, бабушка и тетя, и что поводом для возбуждения дела может быть насилие в семье, но никак не ориентация родителей и их личные отношения. Сколько еще однополых пар в России воспитывает детей — собственных и приемных — не известно. Такие семьи боятся преследования, поэтому тщательно прячутся от лишнего внимания. Мы поговорили с некоторыми из них. Анна и Лариса Анна и Лариса вместе уже 6 лет. Их дочери — 3 года. Когда девушки познакомились, обе, в принципе, были готовы к детям, через два года решились. Беременность и роды взяла на себя Анна. «Мы начали искать мне клинику, врача, сдавать анализы. Был только один приемлемый для нас вариант — анонимный донор. Мы хотели исключить возможность правовых претензий на отцовство — нужна была 100 процентная гарантия, так как люди имеют свойство со временем менять отношение к тем или иным вещам» — вспоминает Анна. Нашли клинику, выбрали по базе подходящего им донора, начали процедуру искусственной инсеминации. Врача Анна в свои отношения с Ларисой не посвящала, но доктор быстро все поняла. Сказала, что к ней уже обращались такие пары. Первыми обо всем узнали родители девушек. «У них были опасения, потому что социум диктует иные ценности. У родителей был страх за нас и за будущего ребенка — рассказывает пара. — Друзья поддерживали, но было и сочувствие — все понимали, что нам придется тяжело». Анна говорит, трудности были скорее бытовые, как во многих семьях с появлением ребенка. Но есть и другие. Формально Лариса не может уйти на больничный по уходу за ребенком, не может отвести девочку в поликлинику. Может забрать из детского сада, если Анна предупредит воспитателей. Может погулять — на детской площадке не спрашивают паспортов. Если с Анной что-то случится, формально Лариса дочери — посторонний человек: «С точки зрения законодательства мы никак не защищены, мы — не семья». «Еще, конечно, трудно, что приходится скрываться — но мы это ожидали» — объясняет Анна. Про папу дочь пока не спрашивала. «Если спросит, мы будем говорить, что не все семьи одинаковые. Что у кого-то мама и папа, у кого-то только мама, у кого-то только папа, у кого-то две мамы или двое пап. Пока для нашего ребенка существуют только мама и Лариса. Мы не стремимся обозначить для нее наши социальные роли, так как понимаем, что могут быть последствия» — говорят девушки. К паре за советом обращались другие ЛГБТ-семьи, которые тоже планировали детей. «Решаться или нет — это дело каждого, советы тут не уместны, а вот опытом мы делились, — объясняет пара. — Позже в этих семьях появились дети». Анна и Лариса подумывают и об эмиграции, так как каких-то подвижек к изменению отношения к подобным семьям не видят. «Прогресс очень медленный, и тут ключевое — государство, которое провозглашает, что мы извращенцы, что это дань моде и баловство. Запугивает людей, которые не решаются быть собой, в итоге заводят "традиционные" семьи и живут несчастливо, — считает Анна. — Когда я была совсем юной, у меня были знакомые, которые открылись родителям и те стали их водить их по врачам и угрожать, что откажутся от них. Я благодарна своей маме, что она приняла меня. Она не совсем это понимает, но я ее ребенок и она любит меня. Ей тяжелее еще и потому, что мой старший брат тоже гомосексуален. Но он живет за границей, свободен, замужем и его никто не осуждает». Ксения и Мария Ксения и Мария сейчас живут в разных странах. Видятся каждые три месяца. Ксения с сыном проживает в Берлине. Мария работает в Москве, значительную часть заработанных денег отправляет семье. Хочет переехать, но здесь — хорошая и высокооплачиваемая работа, которая позволяет Ксении с ребенком жить за границей, ни в чем не нуждаясь. Их переезд был вынужденным. «Как и все семьи наподобие нашей, мы жили достаточно скромно и скрытно, — рассказывает Мария. — Всегда мечтали о ребенке и в один момент все же решились. Ни я, ни Ксюша с родителями особо не общаемся, поэтому с ними не советовались. Знали только несколько наших друзей. Был вариант попросить стать отцом общего друга, но мы как-то не решились, не хотелось ни от кого зависеть. Остановились на искусственном оплодотворении. Мамой стала Аня. Я, как могла, поддерживала ее всю беременность. Сын родился здоровым, крепким, обаятельным, мы были на седьмом небе от счастья». Сын рос, пара даже задумывались о втором ребенке, которого, возможно, родит Мария, хотя это было сложнее — девушка строила успешную карьеру, основной доход в семью приносила она. Трудностей с тем, чтобы растить ребенка в ЛГБТ-паре не испытывали — никаких вопросов в поликлинике, саду не задавали. До тех пор, пока Мария не поругалась с соседом. По мелочи — из-за парковочного места во дворе. Но мужчина оказался мстительным, а о характере отношений соседок он, как оказалось, догадывался. Он пришел вечером, в квартиру его не впустили, поэтому беседовали у порога. «Разговор был на повышенных тонах, так что о нашей ориентации, видимо, узнал весь подьезд, — вспоминает Мария. — Он кричал, что-то требовал, я устала и захлопнула перед его носом дверь. Тогда он где-то нашел мой телефон и на следующий день начал закидывать меня сообщениями. Разговор был уже не про парковку, он писал, что натравит на нас опеку, полицию. Он смекнул, что у меня есть деньги, и можно нас этим все шантажировать. Просил за молчание». Мария и Ксения спешно переехали из этого дома, благо, квартира была съемной. Мужчину заблокировали, он писал с других номеров, блокировали и их. Постепенно все затихло, но страх остался. «У него ведь есть мой телефон, наверное, он знает мои имя-фамилию. Да и много чего может узнать от арендодателя квартиры. В тот момент, я поняла, как мы уязвимы. Попробуй с кем-нибудь поругайся, попробуй стать кому-нибудь не выгодным — и снова шантаж. Как избежать этого? Перестать скрываться. Но и это не наш вариант, потому что мы боимся не за себя, а в первую очередь за ребенка» — объясняет Мария. Так в паре задумались об эмиграции. Рассматривали множество вариантов, лазеек — оказалось, в их случае проще всего перебраться в Германию. В стране разрешены однополые браки, и их семья имеет право на легализацию. Есть шанс получить политическое убежище — если получится доказать преследование на территории своей страны. «Но опять же, как доказать? В полиции я не обращалась, конечно же, СМИ про нас не писали, членовредительства никакого не было. Конечно, кое-какие шансы есть, и мы сейчас этим занимаемся, — объясняет Мария. — Но трудность в том, что я не хотела уезжать из своей страны, я здесь востребованный специалист, у меня здесь друзья. А там кем я буду работать? Вообще всю жизнь придется начать с нуля. Поэтому пока остановились на варианте раздельного проживания, мы смогли легализовать пребывание там Анны и сына, я пока езжу к ним, как турист. Так жить спокойнее, но мне не очень нравится». Булат и Мира Единственный, кто согласился поговорить с нами открыто, а не анонимно, оказался новосибирский ЛГБТ-активист, недавний кандидат в мэры Новосибирска (мужчина снял кандидатуру по причины отсутствия времени, — прим. ред.) Бурат Барантаев. Булат — отец пятилетней Миры. Несколько лет назад его подруги, гомосексуальная пара, попросили Булата выступить донором. Он согласился. «Я всегда знал, что у меня будут дети», — говорит Барантаев. Мира, как назвали девочку, растет с мамой и ее партнершей. В свои 5,5 года она не особо интересуется, кем ей приходится «тетя». «Мы воспитываем дочь все вместе, и это прекрасно. У нас теперь просто одна большая семья. Скажем, её забирают к себе на каникулы мои мама и папа — её дедушка и бабушка, — рассказывает Булат. — Я общаюсь в формате, который напоминает всем знакомый вариант "приходящий папа" — когда родители развелись, но дружелюбно общаются. Мы с ней ходим в кино, на аттракционы, играем дома, гуляем. Я её вожу к стоматологу, на массаж». Много времени папа Миры проводит вне пределов страны. Но дочь содержит, воспитанием занимается, часто возит с собой в путешествия. Мама девочки не является ЛГБТ-активисткой и предпочитает не рассказывать о себе. Булат говорит, он родом с Алтая, и, когда за столом собиралась вся его большая семья, он не особо вникал, кто кому кем приходится. Так и дочь. «Я даже не скажу, кем по факту являются некоторые из самых близких родственников: троюродными дядями-тётями сводных братьев или сестер или вроде того. Мне как ребёнку было (и сейчас есть) всё равно. Если эти люди меня любят и я их люблю — какая мне разница, как это официально называется? Родственники, да и всё, — считает Булат. — У Миры не необычная семья, а вполне обычная. У неё один папа и одна мама, как у всех. Но, в отличие от многих, её папа и мама читают психологию, интересуются детским воспитанием, меняют своё поведение, учатся общаться между собой без скандалов — чтобы показать ребенку, как два человека могут искать и находить компромиссы. У нас же это желанный ребёнок, а не "по залёту"». Как любой любящий отец, Булат рассказывает о своей дочери. Кем увлекается? Куклами. Куда любит ходить? В торговые центры. Что любить есть? Картошку фри. Еще в свои 5 лет Мира объехала полмира. Булат говорит, что ни от воспитателей, ни от врачей каких-то назойливых вопросов не слышал: «А какие могут быть вопросы? Мы с ними обсуждаем не сексуальную ориентацию». Булат считает, что детских домов быть не должно. «Дети должны жить в семьях, где они любимы — а ЛГБТ-семья это или нет — это вообще значения не имеет, — считает Барантаев. — Я вам вышлю исследование немецкого министерства, которое показывает, что в ЛГБТ-семьях дети вырастают даже чуть более развитыми, поскольку усваивают разнообразие этого мира». О чем говорит наука На Западе существуют разные исследования таких семей. Больше всего публикаций родом из США. В 2006 году там был опубликован подробный метаанализ исследований ЛГБТ-семей с детьми, заказанный Американской академией педиатрии. «Более 25 лет исследований показали, что нет никакой связи между сексуальной ориентацией родителей и степенью эмоциональной, психосоциальной и поведенческой адаптации ребенка» — гласит основной вывод анализа. В этом же документе Американская психоаналитическая ассоциация утверждает: «Накопленные данные свидетельствуют о том, что главная потребность ребенка — привязанность к преданным, вовлеченным и компетентным родителям. Оценка личности или пары по этим родительским качествам должна проводиться без связи с сексуальной ориентацией». В метаанализе указано, что в семьях, где оба родителя — женщины, дети не имеют проблем с гендерной идентичностью — мальчики считают себя мальчиками, девочки — девочками. Они лучше, чем дети из обычных семей, относятся к идее иметь партнера другого пола, но процент гомосексуалов среди них сопоставим с процентом гомосексуалов в других исследуемых группах. При этом есть некоторые (авторы анализа относят их к недостаточным из-за небольшого количества участников) данные об ориентации детей, воспитанных двумя мужчинами. Согласно одному из исследований, 9% мальчиков, выросших с двумя отцами, считают себя гомо- и бисексуальными. Крупное исследование однополых семей опубликовано в 2009 году в Германии. Его авторы утверждают, что дети из «радужных семей» не уступают детям из других типов семей в своём половозрастном развитии, в отношении к возрастным изменениям собственного тела, в вопросах межличностных отношений с друзьями, интимных отношений, социального взросления и независимости от родителей. К похожим выводам пришли группы ученых в Нидерландах, Австралии. Есть и альтернативные исследования. «Вопрос влияния сексуальной ориентации родителей на психику их детей в будущем крайне неоднозначен, — комментирует психолог центра "Песочный мир" Алина Степнова. — Да, подавляющее большинство лонгитюдных исследований показывает, что никаких различий между детьми в традиционных и нетрадиционных семьях не существует (за исключением детей бисексуальных родителей, у которых отмечались нарушения поведения). Известная шутка о том, что множество россиян воспитаны однополыми семьями — мамой и бабушкой — косвенно подтверждает это. Однако, существуют и другие исследования, например, доктор социологии в Техасском университете в Остине (США) в 2012 предоставил данные о том, что дети в гомосексуальных семьях значительно чаще обращаются к психотерапевтам, склонны к самоубийствам, у них выше риск инфицирования ЗППП и — да, им присуще расстройство половой идентификации». Исследование Марка Регнеруса резко раскритиковали, хотя в работе профессор подчеркивал, что исследование не является лонгитюдным и не может быть использовано для установления причинно-следственных связей. Психолог Алина Степнова отмечает — однозначного мнения об особенностях таких детей в научном сообществе пока что нет. Однополые браки легализованы сравнительно недавно, исследования таких семей начаты ещё позже. «Мне сложно поверить в то, что пол родителей — несущественный фактор, потому что он тянет за собой много отличий: в "нетрадиционных" семьях дети либо приёмные, либо имеют родство только с одним из родителей; у них перед глазами нет ролевой модели межполового общения; они часто подвергаются насмешкам сверстников (детям толерантность чужда), — считает Степнова. — Всё это не может не влиять на психику тем или иным образом. И хотя любящая семья всегда предпочтительнее, чем расти даже в самом хорошем детском доме, таким детям необходимо психологическое сопровождение, которое может помочь или предупредить возможные нарушения в психике». В России подобных исследований пока не проводится. Большинство таких семей с осторожностью рассказывают о себе даже анонимно. В процессе подготовки материала очень многие просто боялись говорить об этом. «Зачем нам это? Многие "наши" аккаунты в соцсетях удаляют. "Пила" (анонимное интернет-движение, публикующее угрозы представителям ЛГБТ. Прим.ред.) вон обещает всех покрошить. Мы живем, никого не трогаем, счастливы, нас все устраивает» — комментирует еще одна пара, Анна и Ольга. Они живут вместе 8 лет, имеют совместный бизнес. Анна родила дочь много лет назад от родного брата своей девушки — он выступил донором. С той подругой Анна рассталась, дочь воспитывает, как мать-одиночка. Когда встретила Ольгу, та заявила, что тоже хочет ребенка. Ольга родила с помощью ЭКО, и теперь ее маленькая дочь считает ребенка Анны двоюродной сестрой. ЛГБТ и усыновление Детский психолог Центра медицинской профилактики Челябинска Дмитрий Лазарев приводит статистику, которая, как минимум, удивляет. По мнению Лазарева, порядка 60 процентов усыновителей всех детей в России — люди, имеющие гомосексуальные контакты. Это мужчины и женщины, о которых, в основном, знают соцслужбы и психологи. Но статистика неофициальная, эти данные не значатся ни в каких отчетах, зато выявляются на основе, в том числе, анонимных опросов. Поэтому однополых семей, воспитывающих приемных детей гораздо больше, чем кажется. «Я работал заведующим выездной психологической службой в Челябинске, мы занимались опекаемыми детьми в регионе. При областном центре действовала школа родительства, которую должен был пройти каждый, кто желает взять ребенка из детского дома. После ее прохождения родитель должен был пройти психологическую диагностику. В некоторых спорных случаях подключали и психотерапевтов». По словам Дмитрия, в первую очередь их интересовали медицинские отклонения, например, склонность к эксгибизицонизму, вуайеризму, а не ориентация будущих приемных родителей. Дмитрий считает, что ребенок, воспитывающегося в однополой семье, может ощущать диссонанс. «Что такое семья, возвращаясь к детской психологии? Это — мужское и женское поведение, некие роли. Особенно важно это для ребенка до пубертатного периода. И я ни в коем случае не считаю, что семья может быть исключительно гетеросексуальной. Мама — это тепло, забота. Папа — сила, защита. Точно так, как и в однополой семье с передачей этих ролей могут возникнуть проблемы, так и в семье, где, например, только одна мама, они могут возникнуть. Важно именно передать роли в обществе». На условиях анонимности, руководитель одного из детских домов Челябинска сказала, что не видит в подобных историях ничего плохого: «Я ни разу не наблюдала и не знаю случаев, чтобы геи-усыновители насиловали своих детей или как-то им вредили. А ведь именно этого боятся гомофобы и подстраховщики, предлагающие немедленно изымать детей из-под опеки семей нетрадиционной ориентации. Я знакома с достаточным числом усыновителей из ЛГБТ. Когда-то для себя читала психологическую литературу, чтобы разобраться, можно ли доверить детей "другим". Поверьте, чтобы взять ребенка в семью, любой усыновитель проходит целый квест: согласования, анализы, собеседования, проверки. Абы кто этого просто не выдержит. Эти люди действительно буквально мечтают о детях». По словам руководителя учреждения, она уже научилась на глаз предполагать, какой ориентации усыновитель обращается к ней. И гомосексуалы, как правило, менее требовательны к потенциальному сыну или дочери, просят лишь ребенка какого-то определенного пола. В то время, как некоторые семьи ищут «или похожего на себя внешне, или максимально здорового, или строго белокурую красавицу, или в чем-то талантливого».