Howl's Moving Castle
Соборы решили прибегнуть к последнему средству, чтобы достучаться до сердец омертвевших духом европейцев. Собор Парижской Богоматери решил сжечь себя, чтобы этот шаг самосожжения ужаснул заснувших европейцев, прервал их страшный сон, вернул им веру — чтобы они вновь узрели Христа. Собор Парижской Богоматери простился со своими собратьями и поджёг себя. Накануне католической Пасхи он страшно горел, словно смоляной костёр, озаряя Париж. Тысячи парижских ворон, красных от огня, носились над собором, стеная и каркая.
И теперь российские церкви скорбели о сгоревшем соборе, скорбели о католических святынях Европы, об отринутых европейцами великих европейских соборах. Русские церкви звали их к себе, в Россию, где жив и славен Христос, где поднимаются из праха монастыри и престолы, обещали европейским собратьям свою православную любовь. Европейские соборы вняли братскому зову русских церквей и пошли своим громадным готическим шествием в Россию, где русские церкви гостеприимно отвели им лучшие места на опушках лесов, среди цветущих лугов, на берегах великих русских рек и озёр.
Кёльнский собор возвышался своим островерхим шпилем среди вологодских ёлок. Собор Святого Марка встал неподалёку от Дивеева, окружённый дубами и липами. Собор из Толедо нашёл себе место под Ярославлем, на Волге, окружённый колокольчиками и ромашками. Собор Святого Петра возвысился в Петербурге, неподалёку от Исаакия, и теперь над Северной столицей России золотились два громадных восхитительных купола. Собор Парижской Богоматери встал неподалёку от Ростова Великого, на берегу лазурного озера Неро. Ростовские звоны славили появление среди русских раздолий парижского собора. Русские мастера возвращали сгоревшему собору его былое величие, он стал таким, как прежде, каким его знали и любили парижане. Лишь химеры на кровле утратили своё зверское обличие и стали похожи на серафимов.
Так состоялось долгожданное примирение церквей, начало которому положил поцелуй патриарха Московского и всея Руси, облобызавшего ватиканского Папу. Католическая Европа была спасена среди русских шатров и колоколен, русских цветов и крашеных пасхальных яиц. Не так ли поступил старец Филофей, приняв в Москву, в Третий Рим, поруганные на Западе Христовы ценности? Не так ли поступил великий русский мистик патриарх Никон, перенеся под Москву на берега подмосковной речки Истры священный Иерусалим, сберегая его от рассерженных «сарацинов»?
Россия — это ковчег, который собирает в себя всю гибнущую жизнь, всю красоту и праведность мира, спасая их от вселенского потопа. «Христос воскресе!» — восклицаем мы, глядя на воскресшего Спасителя, окружённого лучами славы. Христос стоит на палубе русского ковчега, как статуя на носу корабля, и ведёт этот русский ковчег под звёздами, среди которых сияет негасимая голубая звезда — Вифлеемская, пасхальная, русская.