Эдуард Артемьев: «Музыка для меня — это колебания»
Премьерой мессы «Девять шагов к преображению» Эдуарда Артемьева Московский камерный хор открыл свой 46-й концертный сезон. Просьба написать сочинение поступила композитору от В.Н. Минина.
— Бросил всё. Работал непрерывно 9 месяцев. Небывалый срок! — рассказывает Э.Н. Артемьев. — Если б не наброски, сделанные в конце восьмидесятых, не успел бы. Я очень трудно работаю. Критик во мне намного сильнее, чем композитор. Переписал четыре номера. Создал новые. Очень волновался, как оценит мою работу Владимир Николаевич. Принял!
Композитор посвятил своё произведение создателю и бессменному руководителю Московского камерного хора. Маэстро Минину в этом концертном сезоне исполнится 90 лет.
Эдуард Николаевич Артемьев:
— Я в детстве жил в одной комнате с бабушкой. Невероятно религиозный человек! Фанатичная! Вечером ложился спать — она стояла на коленях, молилась. Утром просыпался — она стояла на коленях, молилась. Так было 8 лет, пока она была жива. Бабушка была неграмотная, но знала много молитв. Я это всё впитал. А потом, спустя годы, все молитвы вспомнил. Поразительно: я их не учил — они сами всплыли.
В сочинении есть номер — Kyrie eleison (Господи, помилуй). Начинается с призрачных звуков. Когда его писал, вспоминал бабушку, лампадочку в нашей с ней комнате и пламя свечи — глядя на него, я видел ангела. Бабушка сыграла огромную роль в моей жизни.
... Я был обречен стать музыкантом или актёром. У меня в роду две тётушки — актрисы. Дядя был профессором консерватории. Отец замечательно пел. Если б не война, он мог бы стать большим певцом.
Меня отдали в музыкальную школу. А когда организовалось хоровое училище, определили туда. Я был в начальном, а Владимир Минин — в выпускном классе. Помню: мы смотрели на него и других ребят из выпускного как на богов.
До 14 лет я занимался музыкой из-под палки. Не любил, можно сказать, ненавидел её . До тех пор, пока однажды дядя не принёс ноты — третий том Скрябина: его последние, новаторские сочинения. Я такой музыки никогда не слышал! Стоял за дверью. Совершенно обомлел. Так и не решился войти в комнату. А потом взял ноты, стал «ковыряться». Для меня это было открытие музыки.
... Любимый оперный композитор — Пучинни. Совершенно невероятно! Когда слышу, поражаюсь: так всё просто и так глубоко! Ещё — Гайдн, Моцарт, Мусоргский. Сейчас открываю для себя Римского-Корсакова. Теперь его мало исполняют, забывают. Но он — выдающийся композитор. И, конечно, Стравинский: не только оперы, но и балеты. Отдельный пласт — немецкая и австрийская музыка: Моцарт, Бах. Шуман, Шуберт. Ни на что не похоже. Величайшая музыка! Чайковский — гениальный, но мне не близок. Мои — Скрябин, Равель, Стравинский.
Признаюсь: сейчас слушаю музыку мало. Некогда. Хочу успеть: многое нужно закончить.
... Когда начинал работать над первыми номерами мессы, прежде всего меня интересовала фонетика латыни. Совершенно необычная. Другой язык! Не могу сказать, что слишком певучий, как английский или итальянский. Но в нём какая-то тайна. Латынь можно не понимать, но ощущать. Сначала я слушал текст без перевода. Придумывал, что это может быть. А потом, когда познакомился с содержанием, понял: текст намолен поколениями. Латынь даёт откровение, связь с богом. На русском это невозможно написать, если, конечно, не появится гений, который совладает со словом.
... «Девять шагов к Преображению» — интерпретация канонической мессы. Некоторые вещи я опустил, переставил части.
Мне недостаточно было написать мессу только для хора, как это делали церковные композиторы Архангельский, Кастальский. И симфонического оркестра было мало. Нужен был «саунд» — сияющий, могучий. Мой любимый саунд — синтезаторов и рок-группы. И, конечно, интонация. Для меня это болезненный вопрос. У Хора Минина интонация безупречная. Начинают в тональности и заканчивают в ней же. В a’capella это редкий случай. Московский камерный хор звучит идеально!
Безупречный ход Владимира Николаевича — приглашение солистки Вероники Джиоевой. Я её раньше не знал. Услышал на репетиции, как она взяла две первые ноты — точно!
... Музыка для меня — это колебания. Резонанс — с тем, что происходит вокруг. Увы, ощущение такое, что мир катится в бездну. Удивительное желание всем погибнуть! У кого-то осознанное, у кого-то безотчетное.
Что мы творим? Не понимаем знаков, которые даёт нам Господь. Ведь всё написано в Библии. Раздоры, религиозные войны — этого просто не может быть! Неужели нам Господь уготовил такой путь?
Остаётся надеяться. Мы идём от одной жизни к другой. Величие смерти в том, что она ведёт к преображению. В мессе я поставил в финал Sanctus. Евангелие описывает, как народ приветствовал Христа во время Входа Господня в Иерусалим возгласами «Осанна!» и «Благословен Грядущий во имя Господне!». Слава Господу! Я так ощущаю.
Владимир Николаевич Минин:
— Обретение веры — путь витиеватый. У меня первое понимание — от бабушки. Она было истинно верующим человеком. Молилась каждый вечер и каждое утро. Это никак не совмещалось с антирелигиозным воспитанием подрастающего поколения, бытовавшим в то время.
Я начал интересоваться духовными сочинениями ещё на студенческой скамье. Глубоко возмущало, что какой-то секретарь по идеологии может запретить слушать национальное достояние. Ну, как так можно? Протест подвигнул меня к изучению этого жанра. Чем дольше постигал, тем глубже понимал смысл этих песнопений.
... К вере пришёл в зрелом возрасте. Когда жизнь подводит тебя к краю и небо совсем куцее, волей-неволей обращаешься к вере. Тут уж уповаешь на то, чтобы ангел-хранитель или судьба, или господь Бог помог. По крайней мере обращаешься в эти инстанции.
Блаженной памяти Елена Васильевна Образцова познакомила меня с владыкой Антонием, он был тогда архиеписком Ленинградским. Потом я встретился почти со всеми членами Священного синода и с Патриархом. Но самый близкие отношения у меня были с владыкой Феодосием, который в то время был архиеписком Смоленским.
... В семидесятые годы, когда мы начали исполнять духовную музыку, у слушателей было любопытство запретного плода. Некий восторг. Но не везде и не в открытую. Например, в Ленинграде, городе, который был напуган убийством Кирова, делом Попова, Кузнецова и др., было настороженное восприятие. Возможно, слушатель и чувствовал восторг. Но внешне старался не выражать его, держался сдержанно. Сегодня духовную музыку можно послушать в любой церкви. Это, как бы сказать, приятный десерт за обедом. Может быть, я ошибаюсь. Это моё личное восприятие.
И всё же надежда — на ищущих людей. Тех, кто стремится ввысь. Многое зависит от степени духовной разбуженности личности. Не случайно сочинение Э.Н. Артемьева венчает осанна Всевышнему. Вначале боль, слёзы, отчаяние, эфемерные иллюзии. И в финале — надежда. Как, знаете, на картине Питера Брейгеля: греховное человечество покрывает огромное бездонное небо.
... Для меня большая честь — музыкальное посвящение Эдуарда Николаевича Артемьева. Настоящая музыка. Необыкновенная! Посвящение композитора — признание того, что ты — его единомышленник, собрат, человек, которого он считает духовно близким.
Премьера мессы «Девять шагов к преображению» Э.Н. Артемьева с успехом прошла в Москве в Концертном зале имени П.И. Чайковского. Впереди — представление сочинения в других российских городах. В планах композитора и В.Н. Минина — запись произведения на диск.