Новая Газета: «Протестовать – это нормально»
После разгона митинга против пенсионной реформы 9 сентября несколько молодых людей остались ночевать на Страстном бульваре у памятника Твардовскому. Они объявили бессрочный протест против действующей власти и выдвинули ей ряд требований: отмена пенсионной реформы, отставка президента и правительства, отмена 282 статьи УК, роспуск «Роскомнадзора».
С тех пор протестующие (большая часть из которых — подростки) каждую ночь группами спят на улице — в разных точках Москвы. Ночью спят, а днем читают политический рэп в центре столицы, клеят листовки, стоят на Никольской с плакатом «Свободу политзаключенным».
Их состав постоянно меняется, у них нет лидера, есть сайт, координационный канал в Telegram и номер биткойн-кошелька для пожертвований. Их регулярно задерживают, выписывают им штрафы и читают лекции в отделении под гербом России. Но «бессрочка» растет. На сегодняшний момент на улице ночуют уже и питерские «бессрочники», а Telegram-чаты протеста есть в 33 городах страны.
Я решил выяснить, как молодые романтики с анимешными аватарками в Telegram и цитатами из треков Оксимирона в статусах в «ВКонтакте» на наших глазах становятся героями российской оппозиции.
19:05. Cтою в центре Новопушкинского сквера. Я пришел сюда, потому что на канале бессрочного протеста прочитал, что сквер — это «перманентное место сбора». Тут пусто, только на одной из лавок оживленно беседуют две девушки из Средней Азии в кожаных куртках. На оппозиционерок не похожи, поэтому звоню:
— Алле, Артур, я вот тут щас в сквере.
— Хорошо. «Грабли». Третий этаж, — отвечает мне парень с интонацией иностранного шпиона, и я бегу в здание «Известий», в ресторан. Раньше ребята проводили собрания в «Макдоналдсе», через дорогу, но потом решили, что связывать в глазах людей протест с «Макдоналдсом» — не круто.
На третьем этаже шумно и душно.
За двумя маленькими столами, в куртках, джинсовках и пальто, жмутся друг к другу «бессрочники». Их пока чуть больше десяти. Когда ребята, перебивая друг друга, рассказывают что-то своими высокими и звонкими голосами, на них кидают недоуменные взгляды обычные посетители «Граблей».
За столом в окружении ребят сидит мужчина лет сорока в расстегнутой куртке. Он говорит, как важно сформировать группу людей, которая будет принимать решения в московском протесте, который является «лицом протеста всероссийского».
— Где гарантия, что ты, например, не «эшник»? — перебивает его молодой лысый «бессрочник»-националист Алексей, стреляя пальцем в спикера. — Или где гарантия, что у нее щас диктофон на телефоне не включен? — тычет он в сидящую напротив кудрявую девочку.
Ребята начинают спорить. Со всех сторон стола раздается: «Да не, никакой централизации, только чатики и интернет!» Мужчина, не застегивая куртку, выходит покурить.
Его зовут Дмитрий Романов, он говорит, что в Татарстане был «членом КПРФ, одним из двухсот членов, которые планомерно выходили на протесты в Челнах», в Москве — занимается «бизнесом по видеонаблюдению».
— Да, я не спал всю ночь. Все о России думаю. Ха-ха, — отвечает он на мой вопрос о мешках под глазами и продолжает, затягиваясь дешевой сигаретой.— «Бессрочка», как появилась, заставила меня таки выйти на улицу. Впервые, можно сказать. Пока нас было меньше, я более четко давал им свою точку зрения. И вот сегодня в очередной раз у меня не получилось донести ничего. Консенсус — это, блин, тяжело очень.
В восемь часов революционеры направляются сначала в сторону ТАСС, а потом вниз по Тверскому бульвару, чтобы перекрыть там дорогу.
«Бессрочники» идут давно изученным маршрутом, не все вместе, а небольшими группами. Я шагаю с двумя пацанами, которые представляются Никитой и Левоном. Они знакомы с того самого митинга против пенсионной реформы 9 сентября. У Никиты по-детски пухлые алые губы, но когда он спрашивает, сколько лет я дам ему на вид, я говорю, что 18. Шестнадцатилетний мальчик радостно улыбается: Левону я дал меньше, хотя он и старше Никиты на год. Просто у Никиты жесткий взгляд.
Никита примкнул к «бессрочке» неделю назад, до этого ходил на митинги Навального («тупо»), был на митинге либертарианцев («скучно») и КПРФ («цирк»).
— В детстве я мечтал работать в Вооруженных силах Российской Федерации. Но чё-то мечта пропала, как пришел разум, — серьезно говорит Никита, отвечая на мой вопрос о том, почему он протестует.
Нас обгоняет парень с гитарой, он по-отечески спрашивает Никиту и Левона, смогут ли их, если что, забрать родители из отделения. После невнятного ответа советует:
— Вообще ничего не говорите при задержании. Скажи: 51 статья Конституции. Они тебя подержат немножко и отпустят.
А задерживают их обычно так. Подъезжает белая «Газель» Next без опознавательных знаков, с заклеенными номерами. В этот же момент из-за угла выбегает несколько «эшников», которые начинают вязать ребят и заталкивать их в машину. Вечером на Немцовом мосту задержали 10 человек, а до этого, днем,— 16. Это было рекордное задержание — 26 человек за день».
На нечетной стороне Тверского бульвара толпятся ребята. Визуально их стало больше раза в три, чем в «Граблях».
Артур инструктирует людей, как нужно будет вести себя на пешеходном переходе при перекрытии дороги:
— Главное, чтобы шел непрерывный поток людей. Особо неадекватных водителей пропускаем — никто не хочет, чтобы кого-то ранили или ударили. Разбегаемся только в крайнем случае. Есть вторая геолокация, до нее идти 7 минут.
Я обращаю внимание на человека в очках, облизывающего самокрутку. Рядом с ним — девочка с синими волосами в теплых разноцветных носках поверх узких джинсов. Оказывается, они пара, вместе участвуют в «бессрочном протесте», но ни разу не ночевали, потому что считают ночевку «красивой идеей, но необязательной». Парня зовут Александр Гуд, он дизайнер-проектировщик интерфейсов, ему 26 лет, девочку — София Зиненко, ей 22, и она модель. Александр, «еще живя в Тюмени лет 6 назад, пикетировал за защиту прав животных и пропаганду вегетарианства». А София после учебы в Австрии поняла, что там «даже в деревнях лучше», а россияне «на выходе не получают того, что должны иметь». Им обидно, что «бессрочники» для большинства людей «как бы outcast» (София произносит это слово с акцентом), поэтому сейчас они стараются привлечь внимание блогеров и СМИ. Чтобы донести до людей, что «протестовать — это правильно, это нормально, и протестуют не только школьники и бездельники.
Передо мной стоит блондинка Ника, ей 19 лет. У нее каре средней длины и томный, мечтательный взгляд. Я спрашиваю Нику, чем она занимается.
— Я только «бессрочкой» занимаюсь, больше ничем не занимаюсь. А, ну еще работаю детским анима-а-атором, учусь в Литературном институте на прозе, да-а-а! И я очень круто прогуливала пары — я такая здесь в «Маке» сижу на собрании, знаю, что па-а-ары через дорогу идут… — отвечает Ника, лениво растягивая слова. И вдруг серьезно и резко бросает «бессрочникам»: «Господа, мы начинаем, поехали».
Левон и Никита натягивают капюшоны. Один коренастый парень прячет лицо за рокерской банданой. Протестующие начинают ходить кругами по пешеходному переходу и синхронно хлопать в ладоши. Кто-то в это время ходит между машин и раздает автомобилистам листовки — некоторым прямо в руки, а кому-то кладет на стекло. На листовках «Бессрочного мирного протеста» (слово мирный подчеркнуто) написаны всего три требования к власти: отмена пенсионной реформы, отставка Медведева («Все доказательства его коррупционной деятельности можно найти в расследовании «Он вам не Димон»), отмена статьи 282 УК.
Через минуту после начала акции водители начинают раздраженно сигналить. Потом рев клаксонов разной высоты сливается в одно бесконечное «ну-у-у».
Так проходит еще три минуты.
Уличный информатор «бессрочников» сообщает о приближающихся автозаках.
— Все, все, автозаки! — кричат ребята со всех сторон. Они уходят «на вторую геолокацию», разбившись на пары-тройки, чтобы не палиться: парень с гитарой идет так, как будто из перехода только вышел, некоторые парни идут под ручку с девочками, будто у них романтическая прогулка.
Мы сворачиваем с Левоном на Малую Бронную — автозаки тут не проедут, потому что движение одностороннее.
— Чувствовал себя дебилом. Ну я в глазах людей видел, что на меня как на дурака смотрят. Но ваще понравилось! — эмоционально рассказывает мальчик, сегодня впервые примкнувший к «бессрочникам».
Мимо нас проходит женщина с девочкой лет шести.
— Эх, хорошо быть беззаботным ребенком, — задумчиво говорит семнадцатилетний Левон.
«Вторая геолокация» — переход на Большой Никитской, 44. Я остаюсь на тротуаре, Левон — идет протестовать.
Здесь происходит примерно то же самое: «бессрочники» перекрывают дорогу, хлопают в ладоши и кричат: «Бес-сроч-ка, бес-сроч-ка». Похоже на отрядную кричалку в лагере — из-за высоких голосов девчонок. Кто-то все время сбивается с маршевого ритма и хлопает раньше остальных.
В пробке стоит много таксистов, один из них выходит из машины:
— *** отсюда! Вы чё, ублюдки, тут митинги устраиваете? Я против пенсионной реформы, но почему я должен тут стоять?
Акция продолжается 6 минут.
Потом протестующие снова разделяются и направляются на третью геолокацию — к флагманскому re: Store на Маяковской.
Впереди меня не спеша идет мужчина, который только что перекрывал дорогу, он разговаривает по телефону:
— Ну движуха, дискотека, танцы. Сейчас мы на айфоны пойдем смотреть, в очереди стоять. Все хорошо у меня, мам, короче. Я сытый, довольный. Не переживай, в общем.
Я стою на переходе с коренастым парнем с банданой на лице и в спортивных штанах. Мы ждем зеленого сигнала светофора, чтобы перейти дорогу. Мимо нас проезжают два автобуса 2-го оперативного полка полиции.
Парень говорит, что учится в МГУ, свое имя называть отказывается, фотографировать себя тоже запрещает, потому что «эшники» его узнают по куртке». От него я узнаю, что нельзя в одежде с символикой «Вышки» ходить на митинги, а вот МГУ своим студентам делать этого не запрещает.
Наконец-то доходим до «Маяковской». Тут расположен re: Store — флагманский магазин сети, специализирующейся на продаже техники Apple.
Завтра в магазине начнут продавать новую модель iPhone, впервые в России, поэтому сейчас у дверей «Рестора» толпятся около 100 человек. Они несколько дней назад заняли места в очереди на покупку гаджета, а теперь эти места пытаются продать. Доходит до абсурда: у «Азбуки вкуса» двое подростков-«айфонщиков» развернули палатку. И хотя некоторые уже не верят, что смогут до утра продать свое место, никто не спешит расходиться, потому что «тут уже как семья мы».
На тротуаре сидят два «айфонщика». В руках — картонки: «Продам 12 место. Договоримся», «9 место за 200 000». К ним подсаживаются трое «бессрочников». В руках у них картонки: «Продам 63 год пенсии», «Куплю совесть», «Продам второе место в автозаке». «Айфонщики» косятся на «бессрочников», потом переходят со своими картонками на другое место.
Активисты раздают листовки с требованиями к власти. Только тогда «айфонщики» начинают понимать, что происходит.
Парень в черных спортивных штанах «Адидас», активно жестикулируя, пытается вразумить активистов:
— Ребят, уйдите отсюда, вы нам мешаете, сейчас приедут и запакуют вас. Власть сменится. Это я вам сам лично гарантирую. Вэри гуд и вэри вэлл.
Активисты кричат пионерскими голосами: «Бессрочный протест, бессрочный протест». Напротив выстраиваются продавцы очереди, скандируют хором «Первое место, продам первое место». Они смеются, «бессрочники» обвиняют их в аполитичности.
Всех примиряет промоутер из соседней пиццерии в надувном костюме повара. В громкоговоритель он голосом провинциального тамады предлагает всем ребятам бесплатную пиццу. «Бессрочники» встают в очередь за пиццей вместе с «айфонщиками».
Обработав «айфонщиков», активисты уезжают на ночевку в лагерь перед приездом двух полицейских «пазиков» 2-го оперативного полка полиции:
— Уважаемые граждане. Плакаты убираем, ваша акция не согласована. Это агитация. Независимо айфоны или тому подобное, — раздается голос в громкоговорителе из одного автобуса.
Протестующие разбили лагерь в лесу недалеко от Яузы, в районе «Лосиного острова». С дороги их не видно, поэтому меня встречают у автобусной остановки. Перед тем как свернуть в ночной лес, один из юных активистов сосредоточенно вертит головой и, кажется, даже принюхивается. Его зовут Ярослав, ему 14 лет, завтра ему в школу, поэтому в палатке лежит портфель с учебниками. Родители его поддерживают — они уже забирали сына из отделения.
В палатке без дна, купленной сегодня в «Спортмастере» на пожертвования сочувствующих, сидят человек десять. Темноту разрезает свет телефонных фонариков. По всей палатке разбросаны кроссовки, в углу лежит маленькая газовая плита. Внутри очень холодно, прямо на мокрую траву ребята кинули одеяла и пенки, а теперь сидят вплотную, чтобы не замерзнуть. Шутят, что так выглядит русская оппозиция.
Ребята вспоминают серьезное предложение своего товарища программиста-фрилансера Влада Попова «совершить акт самосожжения во имя протеста» и смеются.
Владу 21, он приехал из Иванова, чтобы поддержать протестующих. Парня задерживали уже 3 раза, один раз даже побили, — он ночевал больше всех остальных «бессрочников». Его мать сначала говорила: «У Родины героев много, а сын у меня один», — а потом привыкла. Сейчас Влад играет на гитаре и тихим голосом поет песню собственного сочинения.
Все ждут еду. Вскоре несколько парней приносят воду, «Дошираки», колбасу и хлеб. В палатке посреди ночного леса слышен детский смех.