Не так давно президент Белоруссии Александр Лукашенко сделал поистине сенсационное заявление: «Мы на фронте. Не выдержим эти годы, провалимся – значит, надо будет в состав какого-то государства идти, или о нас просто будут вытирать ноги. А не дай бог, развяжут еще войну, как в Украине». О том, что оно означает на самом деле и стоит ли по этому поводу паниковать гражданам соседней страны, на сайте Московского Центра Карнеги пишет белорусский политический обозреватель Артем Шрайбман. Следует учесть, что свое заявление Лукашенко сделал не перед солдатами, отправляя их в окопы, а перед чиновниками Могилевской области, причем темой выступления была экономика. Тем более, что такого рода мобилизационные риторические ходы белорусский президент использует очень часто, так что в самой Белоруссии это никого не удивляет такой стиль общения Лукашенко с подчиненными. Раньше к примеру, пугалом в заявлениях Лукашенко был Запад и его малочисленные союзники внутри Белоруссии. Аргумент про российскую угрозу Минск стал использовать недавно в непубличных беседах с западными дипломатами: накануне какого-нибудь очередного большого оппозиционного митинга белорусский МИД превентивно объясняет возможную жесткость силовиков к протестующим желанием предотвратить провокации с Востока. Но если прежде она была тезисом в первую очередь для внешнего потребления, то теперь ее начали использовать на внутреннем рынке. Эксперт приводит два возможных объяснения. Первое: Лукашенко проговорился о своих реальных страхах и действительно всерьез опасается того, что Россия может поглотить Белоруссию. Второе: в оккупацию Белоруссии он не верит, а просто посчитал это убедительным аргументом для своей аудитории. Истина же где-то посередине: не похоже, чтобы Минск считал российскую угрозу достаточно серьезной, но у Лукашенко и его элит заметна некая нервозность и ощущение, что именно Москва сегодня – главный слон в посудной лавке региона. Насколько же серьезно этой угрозой озабочены в Минске на самом деле? Негласным правилом белорусской политики всегда было не допускать появления в стране более пророссийской силы, чем сам Лукашенко. Даже в моменты самых острых ссор поддержка Лукашенко должна выглядеть в глазах Москвы меньшим злом по сравнению со всеми доступными альтернативами. Однако с началом украинского кризиса в Минске решили, что пора защищаться еще и от наиболее агрессивных элементов идеологии, которую Россия транслирует вовне, поскольку имперско-патриотический дискурс Москвы плохо совместим с образом балансирующей Белоруссии, которая хочет дружить со всеми своими соседями. Первым элементом этой защиты стала мягкая белорусизация – выросшая лояльность белорусских властей к национальной повестке, неформальный тактический альянс по этим вопросам со своими вчерашними оппонентами внутри страны. Вторым – борьба с активистами-русофилами, которые демонстрируют больше лояльности и симпатии к российскому курсу, чем к белорусскому. Например, тюремные сроки вернувшимся с Украины белорусским добровольцам, воевавшим против Киева. Наконец, третья и, пожалуй, самая интересная часть этого тренда – плавное вытеснение российского влияния из области исторической памяти. К примеру, оппозиции разрешили многотысячный митинг-концерт в центре Минска на столетие объявления независимости антибольшевистской Белорусской народной республики (1918). Или открытие первого в стране памятника вождю антироссийского восстания конца XVIII века Тадеушу Костюшко. А на официальных мероприятиях 9 Мая георгиевскую ленту уже несколько лет как заменили на свою, красно-зеленую. Власть берет в свои руки акцию «Бессмертный полк», назвав ее «Беларусь помнит». По этой же схеме – перехват инициативы – работают с казачьими военно-патриотическими детскими лагерями. Однако, при этом эксперт считает, что пока что в Минске не слишком серьезно озабочены перспективой поглощения со стороны России. Все эти меры и шаги остаются на поверхностном, символическом уровне, нисколько не уменьшая структурную зависимость Белоруссии от России. Минск пока не сближается с Западом настолько, как это было бы нужно, если бы он считал зависимость от Москвы чем-то угрожающим. А доля России во внешней торговле Белоруссии остается доминирующей и колеблется на одном уровне с начала 2010-х. И хотя Лукашенко просил Евросоюз облегчить доступ белорусским товарам на рынок ЕС, он не торопится реформировать хоть что-то в своей государственной, заточенной на Россию экономике. Не берется он и выполнять западные рекомендации по свободе СМИ, собраний и выборов. Даже не идет на снятие самого давнего раздражителя – смертной казни, шаг, который показал бы открыл бы новые двери в Брюсселе. Да и внутри государство не хочет расширять использование белорусского языка в системе образования или выделять деньги на издание законов на обоих языках, а не только на русском. То же касается и доминирования российского ТВ. На словах Лукашенко призывает делать больше белорусского контента, но на деле новый закон о СМИ ограничивается скромной квотой 30% для национальных передач, потому что на большее у телеканалов ресурсов нет. Словом, белорусская власть не предпринимает даже относительно безопасных, но при этом значимых мер, чтобы снизить реальную зависимость от России и сопутствующие риски. Если бы Лукашенко считал, что суверенитет страны на волоске и поглощение не за горами, логично было бы ждать более решительных шагов по снижению такой угрозы. Пока что белорусская власть на разных уровнях точечно реагирует на отдельные внешние раздражители, без осознания цели этих усилий или какой-то проработанной стратегии. «Поэтому громкое заявление Лукашенко рано трактовать как симптом страха перед грядущей оккупацией, хоть оно и отражает накопленную нервозность из-за непредсказуемой и меняющейся роли России в регионе. Намеки на потерю независимости и войну «как в Украине» из-за экономического кризиса скорее говорят о том, что в окружающей Белоруссию внешней среде Лукашенко не смог найти более актуальной страшилки...», - заключает эксперт. Полностью здесь
