Валерий Соловей: Фейсбук в России тоже запретят через какое-то время
― У меня вопрос сразу про мессенджер Telegram. Зачем его заблокировали? Мы же понимаем, что есть большое количество других мессенджеров, которыми могут пользоваться террористы, от которых никто не просит ключей. Почему Telegram?
― Ну, во-первых. чтобы преподать урок показательный: «Вот смотрите, что бывает с теми, кто не идет на сотрудничество с государственной властью». Во-вторых, аудитория Telegram’а, даже если он устраивает там разного рода возможности обхода, как правило в таких случаях сокращается всё равно. И в-третьих (и третье – это самое главное), это всего лишь проба пера. Поскольку, насколько я знаю, политика в этом направлении будет совершенствоваться и развиваться, и должна приобрести всеобъемлющий характер. Всеобъемлющий характер этой политики состоит в том, чтобы вообще выделить русский сегмент всемирной паутины из, собственно, глобального пространства. Это должно произойти где-то к 2020 году, но технические возможности для этого к 2020 году должны быть подготовлены. Так что это всего лишь не больше, чем тестирование.
― То есть Telegram – это такой первый? Первому игроку приготовиться?
― Да, это не очень даже важно с точки зрения власти – важно, что будет потом. Вот, она сейчас наблюдает за реакцией. Вот там люди радуются тому: «А! Мы будем обходить». Так радуйтесь, пожалуйста. Но просто придет время, когда вы вообще ничего не сможете сделать, вы будете, вот, в русском сегменте находиться всемирной паутины только исключительно. Железный занавес в информационной сфере опустится.
― Но если идет тестирование и если большое количество пользователей… Хорошо, чиновники уйдут. Но так скажем, рядовые пользователи будут пользоваться возможностью обойти блокировку. Что покажет этот тест? Что это неэффективная мера. И дальше что?
― Совершенно верно. Вот это и будет стимулировать. Если это не эффективная мера, мы, значит, должны предпринимать более жесткие шаги, которые окажутся эффективными. И в конечном счете мы придем к тому, с чего я начал, что надо просто выделить наш отечественный сектор и ограничить его. И отграничить, и ограничить по образцу китайского файрволла. Это обсуждается уже в течение нескольких лет, и технические возможности должны быть где-то к концу 2019-го, началу 2020-го готовы.
― А не боятся каких-то протестов со стороны пользователей? Достаточно активная часть общества, молодая.
― У нас сейчас кто-то протестует?
― Сейчас есть возможность обойти этот запрет. А если бы его не было, может быть, реакция была другая.
― Ну, если вы варите лягушку постепенно, и протестов никаких не будет.
― Она не замечает этого?
― Конечно.
― То есть постепенно поле будет сужаться-сужаться?
― Да, готовится, насколько я представляю (и логика событий в этом направлении движется), ряд мер по расширению цензуры вообще и цензуры в интернет-пространстве тоже, в цифровом пространстве.
― Может быть, Дуров не прав? Может быть, все-таки, нужно было разговаривать, там не знаю, с прокуратурой, с Госдумой? Как Цукерберг пошел в Конгресс, объяснялся там. А он даже в суд не пришел. Или это ни на что бы не повлияло?
― Ну, пошел бы он, так сказать, в суд явился бы, пришли бы его адвокаты. Всё равно бы вопрос стоял: «Нам нужны ключи». Хорошо, предоставлены ключи. Это не отменяет движения политики в том направлении, которое я вам обрисовал. Совершенно не важно, соглашается он или нет, потому что решение принято, цели определены, за работу, товарищи.
― А если бы он предоставил ключи?
― Ну и что? Всё равно движение бы в этом направлении продолжалось. Ну, как вы можете остановить асфальтовый каток, который набирает скорость?
― И никакого способа остановить эту тенденцию нет?
― Ну, если только у государственной власти не изменятся представления об угрозах и вызовах. С его точки зрения, там, неподконтрольное цифровое пространство и мессенджер, в частности, Telegram – это возможность общения для политически не лояльных слоев общества, для координации их действий и для очень быстрой, практически мгновенной в течение нескольких часов, а то и нескольких десятков минут мобилизации. В этом и опасность.
― То есть в глобальном смысле нужно ожидать, что через несколько лет интернет для нас прикроют?
― Не интернет прикроют, а ограничат возможности выходить в пространство, отличное от российского.
― Какие-то попытки в судебном порядке это опротестовать? Заявить о нарушении конституционных прав, пожаловаться в ЕСПЧ? Тоже ни на что не повлияет?
― Нет. Я думаю, при нынешнем характере и, опять же, тенденциях развития российской судебной системы совершенно бессмысленное занятие.
― Хорошо. Безнадежная история.
― Нет, я просто склонен полагать, что реакция окажется непредвиденной как всегда. Нельзя всё запланировать, нельзя всё предусмотреть. Мусорные свалки могут вызвать и вызывают очень сильную реакцию. А попытки ограничить пространство интернета, я думаю, вызовут тоже очень сильную.
― То есть возможны, все-таки, какие-то массовые протесты?
― У меня в этом нет никаких сомнений. Но это будет еще зависеть от контекста, то есть какой контекст, в котором всё это происходит. Потому что эти же шаги – они хотя и готовятся, это не означает, что их автоматически запускают. Их запускают в определенном контексте. Проще это сделать, когда возникает некая, скажем, внешняя угроза. Вот сейчас ситуация. Ну, очень условно мы ее можем назвать «военной угрозой», да? Может быть, она преувеличенная, даже скорее всего преувеличенная. Под таким соусом любые ограничительные меры проходят всегда лучше.
― Я думаю, что это не на ту аудиторию рассчитана такая аргументация, потому что все прекрасно понимают, когда наши власти говорят о мерах безопасности применительно к Telegram, что… Ну, это бред какой-то. <...>
― Ну, по телевизору те, кто слышат, те верят. А 70-80% людей черпают, все-таки, информацию из телевидения и, в общем, они ей доверяют. Кстати, именно потому, что пространство интернета расширяется, он становится альтернативой (социальные сети), поэтому они и представляют собой угрозу. В том числе и даже в первую очередь политическую угрозу. Поэтому, значит, надо их взять под контроль. Ну, поскольку понятно, что будет принят закон там… Я не помню его формулировку. ...об информации, защите репутации в социальных сетях, да? То под угрозой окажется Facebook, допустим. То есть его, скорее всего, тоже не будет там по истечению какого-то времени в России.
― В итоге что у нас останется? Какие-то внутренние сети…
― Вконтакте, Одноклассники – прекрасные социальные сети.
― ...полностью подконтрольные?
― Да, полностью подконтрольные. Кстати, у них очень большая аудитория. Вконтакте, Одноклассники. Facebook исчезнет. Как говорит молодежь, «выпилят». Instagram, наверное, останется, и то не факт. И то не факт. Я думаю, что даже если он пойдет на сотрудничество, это вам ничего не гарантирует уже.
― А вот интересно. Хорошо, насколько велика вероятность, что спецслужбы, даже имея ключи от этих подконтрольных сетей, будут читать всю эту переписку? Они что, действительно, будут изучать, кто там что, кому пишет, о чем общается, что говорит? Зачем тогда всё это?
― Да нет, конечно. Это невозможно технически. Ну, если там слежка идет, это слежка за ограниченным числом, конечно, персонажей. Тогда, да, это представляет интерес. Они ж поэтому и требуют хранить там информацию за какой-то срок.
― То есть вдруг ты попадешь в поле зрения, и тогда будет легко найти компромат?
― Ты попал в поле зрения, и тогда можно будет, да, твою историю восстановить. Ну, компромат можно обнаружить таким образом, а можно его просто, я бы сказал, сконструировать.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky