Что наша экономика развивается, мягко говоря, не торопясь, при наличии целого Министерства экономического развития его шеф Алексей Улюкаев не раз самокритично признавал и сам. Зато он признанный мастер находить или пропагандировать новые образы, характеризующие состояние нашей экономики. Именно Улюкаев активно вводит в российский эконом-политический оборот появившееся в США выражение «новая нормальность», по которой, стоит повторить, экономика не растет темпами выше 2–2,5%, притом что традиционные методы ее регулирования не срабатывают. Речь идет о мировой экономике и о российской как ее части. Что не помешало министру представить доклад на недавнем заседании Экономического совета при президенте страны, целью которого (заседания) было найти маршрут выхода как минимум на 4%-ный годовой рост ВВП.
Улюкаев уже без обращения к заокеанскому опыту изобрел «хрупкое дно» как характеристику текущего места пребывания российской экономики. С одной стороны, вот оно, дно, а с другой — дно такое, что от него никак не оттолкнешься.
Этот образ уже отыграли мои коллеги и прежде всего Ирина Ясина в Газете. Ру, но я хочу отдать Улюкаеву должное. Он как поэт сформулировал то, что понял как экономист: «хрупкое дно» — это надолго, это признание длительного погружения в стагнацию.
После Улюкаева образ «хрупкого дна» использовали не одни журналисты. В апреле 2016 г. его развернул инвестиционный директор BGP Litigation (фирмы, специализирующейся на реструктуризации бизнеса и возникающих при этом спорах) Михаил Славков. Он считает, что нынешний кризис не похож на кризис 2008 г., из которого российская экономика выходила через рост потребительских расходов, накопленных за предыдущие «богатые» годы. «Сейчас такие сбережения, скорее всего, истощены. Нынешняя ситуация напоминает кризис 1998 г., из которого мы выходили через бурный рост экспорта, в том числе из-за эффекта девальвации», — отмечает Славков. И делает вывод: «В целом можно говорить, что российская экономика достигла хрупкого дна. Однако ждать полного перелома негативного тренда в текущем году пока, увы, рано. Рост за 2016 г. также будет негативным».
Любое сравнение, однако, хромает. Кризис — это каждый раз то несчастье, которое приходится переживать по-новому. Да, девальвация рубля сегодня, как в 1998 г., дает стимулы роста, но разница существенная. После сокрушительного августа 1998 г. российская экономика начала расти уже весной 1999 г. Тогда мы разом оказались на почти гранитном дне, от которого, опираясь на девальвацию, быстро оттолкнулись. Сегодня экономика падает уже второй год. Если в конце концов мы и оказались на дне, то именно на хрупком. И девальвация 2014—2015 гг. позволяет не проваливаться глубже. В 1998 г. и девальвация была резче, и свободных производственных мощностей было больше, и свободных рабочих рук, да и вообще трава была зеленее.
Что же ждет нас сейчас? Прогнозы-флюгеры недолговечны как насморк. Вот что им надул апрель. Аналитики Райффайзенбанка интерпретируют апрельскую статистику Росстата именно в русле, проложенном Михаилом Славковым. Но оптимизма у них больше. Единственный негативный фактор, проявившийся в апреле: «возобновление падения в строительстве (-5,9% г./г. в апреле после -1,4% г./г. в марте). Остальные экономические показатели за первые четыре месяца 2016 г. либо демонстрируют улучшение (рост с исключением сезонных и календарных факторов), либо, как в случае с розничными продажами, стабилизацию темпов падения». Главный драйвер восстановления — «чистый экспорт, позитивная динамика которого связана с отложенным эффектом девальвации 2014—2015 гг. Ослабление курса рубля привело к сокращению спроса на импортные товары с частичным переключением на отечественную продукцию, а также к впечатляющему росту рентабельности экспорта (прежде всего не связанного с нефтепродуктами). В подобных условиях промышленное производство начало достаточно быстро восстанавливаться после умеренного падения в 2015 г.».
Все вроде хорошо. Да не тут-то было: внутренний спрос (инвестиции + потребление) продолжает падать.
А раз так, то, учитывая выветриваемость эффекта девальвации и укрепление и стабилизацию рубля, опор для длительного восстановления нет. Правда, сами аналитики Райффайзенбанка прогнозируют, что уже в 2016 г. ВВП РФ вырастет на 1%.
Любопытно, что аналитики швейцарского банка Credit Suisse, начиная почти в унисон с коллегами из Райффайзенбанка: «Мы считаем, что экономическая активность в I квартале была обусловлена относительно хорошим потребительским спросом, сильным экспортом, связанным с энергетикой», в дальнейшем подчеркивают ненадежность экспорта как драйвера. Они пишут: «Мы также считаем, что вклад чистого экспорта в рост реального ВВП будет значительно ниже, чем в последние несколько лет, в связи с восстановлением импорта, которое будет зависеть от стабильного курса рубля и спроса на инвестиционный импорт».
Инвестиционный импорт — это инвестиции. Credit Suisse рассчитывает на их рост, что и должно обеспечить рост экономики России на 1,7% в 2017 г., в этом году (в предыдущем прогнозе значился 1%), продолжится падение, но оно составит всего 0,3% (в предыдущем варианте прогноза значилось сокращение российского ВВП на 1,5%).
Есть, как же без них, и прогнозисты-пессимисты. В ОЭСР последний июньский прогноз российской экономики выглядит так: снижение ВВП в 2016 г. на 1,7%, а в 2017 г. рост на 0,5%.
Различия во всех этих прогнозах, конечно, налицо. Но есть и общее. Разброс в оценках непринципиален. Все они именно «околоноля». И убедительных ныряльщиков-драйверов, которые могли бы решительно поднять экономику, никто не назвал. Экспорт связан лишь с девальвационным эффектом, который свое уже практически отыграл. Инвестиции пока не растут. Потребительский спрос — тем более.
Стагнация.
Николай Вардуль
