Вы будете смеяться, но поэзия тоже умерла…
Продолжение, начало здесь
Считается, что трагическая смерть Александра Блока и Николая Гумилева совершенно естественно завершила Серебряный век русской поэзии, зародившийся в смутное время смены эпох, предреволюционного брожения умов, предчувствия войны, кризиса власти…
Известно, что в последние годы жизни Блок запрашивал разрешение на выезд на оздоровление в Финляндию, но партийные лидеры не торопились его давать. Хотя медики настаивали на квалифицированном лечении в зарубежных санаториях.
«Блок натура поэтическая; произведет на него дурное впечатление какая-нибудь история, и он совершенно естественно будет писать стихи против нас. По-моему, выпускать не стоит, а устроить Блоку хорошие условия где-нибудь в санатории» — писал об этом руководитель особого отдела ВЧК Вячеслав Менжинский самому Ленину.
О сегодняшнем времени — времени безвременья в российской поэзии, беседуем с челябинскими поэтами Светланой Симовской, Янисом Грантсом и русско-беларусской поэтессой Еленой Володько.
Владимир Филичкин:
— Ну что братцы, после ушедших гигантов Серебряного века кругом остались сплошь одни пигмеи (улыбаюсь). Куда мы катимся…
Умерла так умерла — больше теряли
Светлана Симовская:
— Не могу сказать, что я зачитывалась в свое время поэтами Серебряного века, но были их стихи, которые, прочитав один раз, не можешь уже забыть никогда. Они складываются в твою личную сокровищницу мыслей и чувств, как дар, который теперь навсегда с тобой. Вот у меня как-то так (улыбается)… Не думала, что когда-то кому-то буду говорить об этом.
Когда уходят поэты —
они не уходят,
они остаются где-то
рядышком, на подходе
к самому сердцу, словно
созвучие состояний —
то вспышкой, то светом ровным,
поэты, как достояние,
как горизонты, как звезды,
как маяки,
как пролитые слезы —
всему вопреки.
Поэты, они остаются,
даже когда умирают,
волною о камни бьются,
нечаянно согревают,
воспевая, воспеты
во времени и пространстве.
Поэты…
они пламенеют,
не требуя постоянства.
— Владимир Васильевич, я не стала бы так драматично констатировать конец русской поэзии как таковой и тем более датировать его окончанием Золотого и Серебряного веков, просто потому что со смертью поэтов того времени их поэзия не теряется, не умаляется, она просто продолжает быть: для всех людей — потенциально, для читающих — как реальность. Думаю, можно, философствуя, сказать: Серебряный век русской поэзии — это данность, которая вне времени. Заходите. Читайте. Пребывайте в веке том — Золотом/Серебряном — сколько хотите, сколько сможете.
Светлана Симовская
Владимир Филичкин:
— И это все? Как-то радостно у вас все получается. То есть — никаких проблем?
Мелко копаете, господа!
Янис Грантс:
— Однажды я услышал, как на подобный вопрос ответила Белла Ахмадулина. Что-то типа: «Да, никаких. Уж на бумагу и ручку у поэта всегда найдется копейка».
Я помню, как (заочно) закипел: какая еще бумага? Автора, допустим, не публикуют. Это первая проблема. Ему не на что издать свою книгу. Это — вторая. А есть еще внутренние проблемы, вызванные внешними: кризис идей или среднего возраста, или вопрос непризнания. И так далее.
Но вскоре до меня дошло: Белла говорила о творчестве, а не о мишуре, налипающей на поэта. Книги, признание, премии, почет и уважение не стоят твоей ручки и твоего блокнота. Ты должен думать о том, о чем пишешь, а не о том, что можешь за это отхватить. Потому что в противном случае сначала ты развалишься как автор, а потом и как человек…
Елена Володько:
— Я думаю, что теперь уже всем становится ясно, чем именно должна стать современная русская поэзия. Поэзия всегда — отражение своего времени. Наши годы глубочайшим образом отличаются от предшествующих лет: мы живем в новом социальном укладе, мы создаем новый быт, мы исполнены новых надежд, ставим себе новые цели; руководящим стал новый, иной класс общества, который постепенно и в пределах возможного приобщает все другие к своей идеологии.
С одной стороны, в нашей жизни возникают явления, раньше невозможные, с другой — многое, что было в прошлом привычным и считалось значительным, отходит в историю, исчезает. Наконец, видоизменяется на наших глазах язык — основной материал поэта. Поэзии предстоит так или иначе воплотить переживания этого момента истории, уловить вопросы и дать на них свой художественный ответ. Истинно современной поэзией будет та поэзия, которая выразит то новое, чем мы живем сегодня…
Елена Володько
Владимир Филичкин:
— Но при этом ведь получается, что уровень поэзии со временем явно снижается: за золотом идет серебро, а дальше что будет, олово? Как вы говорите: «Современной поэзией будет та поэзия, которая…». Так непонятно ведь будет она все-таки или не будет…
Янис Грантс:
— Я, кстати, как-то уже отвечал на подобный вопрос для сайта одного из челябинских институтов. Тогда я предложил называть современную поэзию полипропиленовой. И это не усмешка. Трубы из полипропилена недорогие и практически вечные, простые и безвредные для пользователя. Отличная характеристика и для поэзии, не так ли?
А уровень поэзии всегда один и тот же — недосягаемый. Потому что в каждой эпохе можно найти непревзойденные образцы творчества. В этом смысле поэзия не развивается, а всегда стоит на месте. А вот отдельно взятый художник, да, растет, у него может прослеживаться путь от неумелых ученических работ до самых вершин…
Короче говоря, дело было так…
Светлана Симовская:
— И все же, Янис, ощущение, что со смертью Гумилева и Блока ушла целая эпоха, думаю, оправдано, потому что написанное ими не просто осталось в виде книг, но и (как мы видим) стало достоянием многих времен.
В общественном понимании их поэтическое творчество как бы кристаллизовалось в четких формулировках: этот век поэзии — Золотой, а этот — Серебряный. На мой взгляд, такие названия — это все-таки итоги исторического осмысления личностей поэтов и того, что ими написано, а отчасти — мистифицированный (или даже сакральный) образ понимания того, что поэтический талант невозможно купить на базаре (утрирую, конечно) или получить как вознаграждение за какие-то личные заслуги.
Сокровищем (в чем бы оно ни выражалось) всегда дорожат, поэтому, согласитесь и вы, Владимир Васильевич, поэзия, как сокровенная возможность выразить поэтическим слогом самое дорогое, нужна не только пишущему, но и слушающему-читающему, причем без привязки ко времени написания и времени прочтения. Возможно, я рассуждаю, как идеалист, но если мы пытаемся осмыслить века поэзии, то можем согласиться с теми, кто уже до нас осмыслил этот «океан» и даже как-то его обозначил: Золотой и Серебряный, например.
Владимир Филичкин:
— Светлана, согласитесь, что Янис при всей его милой эпатажности — человек удивительный. Он известный мастер парадоксов, умеющий излагать свои мысли бритвенно остро. И мне нравится его идея считать современную поэзию пропиленовой (смеюсь). Ведь такая она и есть, я бы сказал — гибкая, прогибающаяся… Браво, Янис, нужно иметь смелость называть вещи своими именами…
Елена Володько:
— Друзья мои, если в конце XIX и начале XX века издания символистов были литературным событием, то творчество сегодня — книжная новинка, порой, увы, весьма напоминающая нечто уже прочитанное нами раньше.
Да, поэзию сегодня можно назвать поэзией парадоксов. Тщательно обтачивая свои стихи по традициям символистов, с небольшими вольностями в отношении ритма и рифмы, поэты стремятся к тому, чтобы высказать нечто неожиданное неожиданным образом.
И все же Серебряный век — удивительно емкое название, точно определившее целый период развития русского стиха. Возвращение романтизма? Очевидно, в какой-то мере и так. В целом же — зарождение нового поколения стихотворцев, многие из которых покинули отринувшую их Родину, многие погибли под жерновами гражданской войны и сталинского безумия. Но как права была Цветаева, воскликнувшая: «Моим стихам, как драгоценным винам, // Настанет свой черед!»
И он настал. Многие сейчас все пристальнее смотрят на эти страницы, открывая для себя великие истины, зорко охранявшиеся десятилетиями от постороннего глаза.
Владимир, задумывалась ли об этом Марина Цветаева? Возможно. А кто сказал, что нашему поэтическому миру сегодня запрещено думать об этом? Возможно, впереди нас ждет красивый век, но, думаю, иной пробы — и это не золото и не серебро. Давайте думать, что это все же будет металл самой чистой пробы. У нас для этого есть все…
Окончание следует.