Казаки никогда не называли казачек «бабами» - только «жинки». Название «баба» считалось уничижительным, даже рабским. Своих женщин вольный казачий народ не желал называть «терминами крепостничества».
Каждый путешественник или исследователь, встречая “казацкую жинку”, непременно отмечал в своих записях её особенную стать и красоту. Вобрав в себя черты, некогда пленённых персиянок, черкешенок и турчанок, они ласкали взор миловидностью лица, соединённой, по мнению Льва Толстого, с крепким телосложением северянки.
Совершавший в конце 60-х годов XIX века вояж по Кавказу драматург Александр Дюма-старший увидел в смелых казачках «русский овал лица, но стан стройный – стан женщины гористых стран».
В свою очередь изучавший казачество Александр Ригельман воспевал их «румяно-круглые лица», темные густые волосы и большие чёрные очи, которые наряду с «полными жизни щеками» отмечал в своих работах и Василий Сухоруков.
Казачки, в отличие от русских крестьянок, обладали куда большей личной свободой и уважением в обществе. Никто, даже отец или казачий круг, не мог заставить молодую девицу выйти замуж против воли. Кроме того казачкам на выданье не возбранялось на праздниках флиртовать, разговаривать, танцевать, пить вино и даже невинного целоваться со станичниками мужского пола. В некоторых местечках, например, в станице Новомлинской, вести себя подобным образом могли даже замужние казачки, но как первые, так и вторые, никогда не выходили за рамки чести, поскольку потеря оной была сродни общественной смерти.
Хотя официально казачки были лишены права голоса на станичном сходе, поскольку это считалось мужским занятием, её интересы мог представлять отец, супруг или брат. Женщина без семьи и отца могла попросить любого станичника стать её представителем, а сиротинушки или вдовы автоматически попадали под особое покровительство атамана, и более того имели возможность лично присутствовать на казачьем круге.
Этнограф Валентин Шумов, заявляя об особом положении казачки, ссылается на слова немецкого натуралиста Ивана Георги, отмечавшего в XVIII веке, что «у казаков мужья обходятся с женами ласковее, чем обыкновенно в России, и поэтому они веселее, живее, благоразумнее и пригожее».
Каждый уважающий себя казак руководствовался в семейном житье-бытье заветом атамана Платова, который советовал следующее: «Пускай верность и усердие их, а наша за то к ним признательность, взаимное уважение и любовь, послужат в позднейшем потомстве правилом для поведения жён донских».
Задорные казачки, в большинстве своём, отплачивали супругам верностью, растили ребятишек в духе истинного казачества и всячески оберегали родовые обычаи.
Значительную часть жизни казачки проводили в отсутствии мужей, которые либо находились на кордонах, либо участвовали в военных операциях. В эти стадии номинальным главой фамилии был не участвовавший в походах ввиду возраста дед, но в кланах, где он либо погиб, либо был недееспособным, бразды правления в свои руки брали женщины. Такая инициативность и автономность в принятии решения разительным образом отличала русскую крестьянку от эмансипированной, но покорной мужу казачки.
