...Офицеры медицинской службы на ВСП были далеки от военных настоящих офицеров. Вот, например, начальник аптеки Екатерина Семеновна Галкина. Пожалуй, самая красивая из наших девчат. Представьте только высокую тонкую блондинку с нежным овалом лица, прямым носиком, светло-желтыми от природы мягкими волосами, серо-голубые глаза в черных ресницах. Грациозная осанка... Война и Катя никак несовместимы, так же как нежность и красота с жестокостью и безобразностью. Идет она, бывало, мимо состава, и если рядом воинский эшелон, солдаты и офицеры замолкают, и все взгляды устремляются на нее. Комиссии, проверявшие лечебную и санитарную работу, всегда отмечали:«.. .Начальник аптеки Галкина Е.С. дело знает хорошо, бережно относится к имуществу, своевременно приготавливает лекарства...»
По натуре своей эта девушка была очень скромна и сдержанна. Было у нее однажды увлечение, чистое, романтическое - молодой офицер с другого санпоезда, убывший с фронта по ранению. Имени не помню. Внешностью своей под стать Кате. Любовь эта заранее была обречена на разрыв, ибо поезда меняли направления постоянно, менялись и адреса. С письмами - проблема, а свидеться и вообще не удавалось в этом океане беспрестанного движения.
Поскольку мы с Катей-не один год жили в одном купе, то и дружили крепко, делились самыми сокровенными девичьими мечтами. Не обходилось и без шалостей.
Однажды Катя на пайку хлеба выменяла в парикмахерской какого-то города краску для ресниц и бровей. И почти все девчонки враз предстали черноокими. Я, конечно, в первую очередь - сама себя не узнаю. Стою в задумчивости у окна против своего купе. Майор Бурдэ тоже наблюдает пробегавшие навстречу пейзажи (едем на запад). Потом неожиданно подходит ко мне и задает явно провокационный вопрос:
- Скажите, Седункова, кто это у нас портит лица всем сестрам и санитаркам?
Мигом вспомнился строжайший наказ Кати ни в коем случае не выдавать ее, я подняла свои крашеные зенки на него, вытянув руки по швам, и отрапортовала:
- Не знаю, товарищ, начальник!
В глазах его забегали лукавые искорки, махнув на меня рукой, он ушел в свое купе. Мне же стало неловко от вранья, но желание выглядеть красивой - превыше всего.
* * *
...Заехали мы как-то с ранеными аж в Ташкент - город хлебный. После разгрузки встали на профилактический ремонт. Жарища невыносимая. Разрешено гимнастерку заменить кофточкой, на ногах - тапочки. Наконец-то поставили эшелон на вторую линию - скоро поедем, значит. Но почему-то задерживаемся.
- Анечка, сбегаем на привокзальный рынок за яблоками, - предлагает Галкина.
- Что ты, что ты, Катя, начальник не отпустит, сама знаешь, как строг он сейчас, ведь если останемся в Ташкенте, не догоним. Нет, без его разрешения я не пойду, -ответила длинной тирадой.
- А я что тебе, не офицер? Скажешь, разрешил лейтенант медслужбы. Вот и весь сказ.
Захватив рублевки (крупных купюр в глаза не видывали в то время, так как отдавали их в Фонд обороны), мы побежали. Рынок у самого вокзала, яблок - кучи. На этой же ноге возвращаемся с тяжелыми авоськами. Забегаем в вестибюль вокзала и видим: эшелона нет. Екнули наши сердца, ведь ни документов у нас, ни денег, и даже не в военной форме. В волнении кидаемся на перрон, но, точно мухи, упираемся в стекло. Мы в другое место - опять стекло. Оказалось, вся стена стеклянная. Пассажиры наблюдают за рехнутыми, раскрасневшимися от жары и паники странными гражданками. На счастье наше погодился железнодорожник:
- Что с вами?
- Санпоезд наш ушел! Ушел! Не догнать! - почти кричим мы в отчаянии.
- Напрасно волнуетесь. Его увели на товарную. Идемте со мной, - Вывел нас на перрон и показал рукой в сторону, где искать. Минут через 15 быстрой ходьбы по шпалам и рельсам увидели у вагон-склада нашего старенького, как мы считали, невысокого санитара в ботинках с обмотками, в больших очках, с обязательной лупой в руке и непременной металлической фляжкой у ремня и, разумеется, с винтовкой через плечо - нашего часового Николая Сергеевича Кудрякова, свердловчанина.
Слеповатый и глуховатый, по мирной профессии он вроде бы парикмахер. Мы обычно снисходительно подсмеивались над его чудачествами. Например, загадочной
была фляжка: что в ней? Судя по слегка красненькому кончику носа ее владельца - горячительное. Но он всегда трезв, дисциплинирован и скромен. А тут так обрадовались ему. Чмокаем в щеки, он недоумевает, за что это ему вдруг такие почести? Через очки и лупу смотрит на нас.
- Милый Кудрявчик, скажи, не искал ли нас кто-нибудь?
Нет, он не в курсе. Тогда умоляем его не выдавать нас начальнику. В штабном встретила тишина, в коридоре -ни души. Начальство, как узнали позднее, ушло принимать душ... Ох, опять пронесло! Слава тебе, Господи!
На профилактический ремонт подвижного состава поставили нас однажды в Москве. Отпросилась я в Кунцево, чтобы свидеться с подружкой по учебе в Свердловском техникуме советской торговли Аней Стариковой. Она служила в войсках ПВО.
Молодой бухгалтер, Аня нисколечко не изменилась. По-прежнему румянощекая, спокойная и рассудительная. Военная форма на высокой ладной фигуре смотрелась совсем недурно. Запечатлелись мне тот летний солнечный денек, радостная встреча и то, как в хороводе молодых веселых березок на зеленой траве уплетали мы кашу из ее ефрейторского котелка. Оживленному разговору, воспоминаниям, кажется, не будет конца, ведь дружили мы с ней с 37-го года.
Но время пролетело мигом, и я поспешила на электричку. Расставшись с подругой, подумала: «Служить здесь, в тылу, наверное, скучно, у меня же есть преимущество -мой дом с красными крестами помчит меня опять далеко на запад». Что ни говори, а каждый раз эвакуация раненых сопряжена с определенным риском и непредсказуемостью.
( продолжение следует.)
Анна СЕДУНКОВА-ПОПОВА.
Поезд милосердия. Асбест, 2003 г.
