Концерт музыкантов Театра Олонхо анонсировался как необычный. «Каждому из нас в повседневной суете необходимо остановиться, прислушаться к себе, и в этом вам помогут голоса наших музыкальных инструментов, — сказал его режиссер Павел Колесов. — У каждого из них свой характер, свой голос, своя история. Звучание каждого задает сюжет, из которого вы создаете собственное повествование. Это новое направление, и оно будет продолжено».
…Шесть музыкантов и сам Павел Колесов сидят на крошечной сцене Театра коренных малочисленных народов Севера с закрытыми глазами – слово сами впали в транс, став проводниками космических энергий.
Пение кырымпы и гитары сливается в унисон с человеческим голосом, ударные задают ритм, и глаза сами собой закрываются, но тут темп убыстряется, и под яростный бой барабанов перед мысленным взором возникает летящий во весь опор табун – гривы по ветру, пыль столбом, дрожь земли, и тебя уносит этот живой поток…
Внезапно все стихает, и женский голос под пение кырымпы, гитары и хомуса снова погружает тебя в состояние транса. Сами музыканты по-прежнему не открывают глаз, и «убаюканный» в том числе и этим зритель даже не замечает, в какой момент кырымпа сменяется в руках исполнителя на лук.
Лук — это тоже музыкальный инструмент, именуемый «ох кыл», от слов «ох саа» — по-якутски «лук», и «кыл» — конский волос. Резкие движения рук музыканта заставляют его петь так, как и положено орудию войны и охоты, и при этих грозных звуках душа рвется на части…
Тем временем женщина в центре сцены берет в руки огромную трубу, а пока ты удивляешься, как ее нежные руки столь непринужденно удерживают такой вес, из темного жерла раздается рев вызывающего соперника на поединок быка, вой поднявшего морду к ночному небу волка и заполошный лай испуганных собак. Сердце стучит все чаще – в такт ударным на сцене, ох кыл продолжает рвать душу, переходя то в хихиканье старухи, то в затихающий плач младенца…
Кстати, на концерте была молодая пара с малышом, который в самом начале громко гулил и лопотал, но при первых звуках музыки то ли заснул, то ли погрузился в медитацию вместе со взрослыми.
А протяжная мелодия переносит в заснеженный алас, где у камелька человек поет о далекой покинутой прародине, где ветер гнет к земле степной ковыль.
В песнь кырымпы вплетается песнь хомуса, и студеная зима исчезает, уступая поре звенящего зноя, где люди на ысыахе движутся в кругу осуохая по ходу солнца, которое славят, где косари идут по полю, и под свист их кос срезанная трава ложится им под ноги…
Но темп снова изменяется, ускоряется, будто из леса вылетел напуганный чем-то табун, и от бешеного топота копыт снова дрожит земля. Меняется освещение, и когда красноватый отблеск ложится на лица музыкантов, видишь кузнеца, колдующего над расплавленным железом. Какую форму обретет оно — орудия ли труда, орудия ли войны…
Затихает все. Слышен лишь скрип распахнувшейся от ветра двери в давно заброшенном етехе, скрип одинокого высохшего дерева. Клонится к земле трава, зеленые волны идут до самого горизонта.
Под вечную песнь земли и неба солнце встает над аласами, лесами и реками. Начинается новый день, тугие молочные струйки бьют в дно подойника, и в такт им – тихий звон колокольчика и женский голос, поющий о том, что высшее счастье на этой земле – быть человеком. Быть…
Как только умолкает музыка, зал взрывается аплодисментами и криками «браво» – и сразу же начинает громко гукать на руках у папы молчавший весь концерт кроха.
Когда Павел Колесов предложил зрителям высказаться, друг за другом пошли признания:
«Когда зазвучали кырымпы, я словно отключилась. Но игра на хомусе меня, хомусиста, пробудила и «включила» в это действо. А поначалу я настраивалась на расслабляющий отдых, на медитацию».
«Я так волнуюсь. Вы же слышите, как у меня голос дрожит. Честно признаюсь – я плакала. Слезы бежали безостановочно, и я ничего не могла с этим поделать. Мне хотелось вскочить, кричать, рыдать навзрыд… Только хомусы меня успокоили. И кырымпы. А сейчас мне так хорошо! От всего сердца благодарю вас за этот концерт. Вам нужно обязательно записать его, чтобы как можно больше людей услышали это. Ваша музыка и правда очищает, облегчает душу, помогает упорядочить свои мысли».
«Я сама музыкант — Марианна Макарова-Барахсаана, и когда я шла сюда, мне в первую очередь было интересно, как будут сочетаться гитара и народные инструменты. Все прошло на высочайшем уровне! Вы нас всех взволновали, восхитили, достучались до каждого.
А этот инструмент – ох кыл — я слышу впервые. Он прямо в бездны Нижнего мира переносит, и он создан для того, чтобы исполнять под него олонхо. А что за песня завершила концерт? На стихи, которые написал Борис Павлов-Кэм? Я их сразу узнала. Чья это музыка? Иваниды Бугуловой? И это премьера песни? Так мы еще и первое исполнение услышали!»
Вслед за Марианной Макаровой высказалась ее подруга – поэтесса Ирен Дрозд: «Меня переполняют чувства. Это шедевр. В самом начале видишь такую красивую планету Земля, всю в цвету. Вы поете, а у меня слезы, еле сдержала. А когда началось кровавое месиво, я не выдержала – сидящие рядом слышали: «Давай, давай, добьем их, давай победим!» Мне так хотелось, чтобы это поскорей закончилось…
А когда все страшное осталось позади, я ожидала, что вернутся краски, но остался темный цвет – и огромная белая птица во весь горизонт, а когда я пригляделась, увидела, что она из белых-белых стерхов, закрывших все, а внизу – очень много людей, за которыми березы, и все тянулись к небу, к свету. И опять вы запели, и опять слезы.
Это удивительный проект. Ничего подобного я раньше не слышала. Такую музыку вы создали! Насколько все гармонично! Я вас поздравляю. И конечно, нужно, чтобы вы поскорее переехали в Олонхоленд, и чтобы туда грянули люди и все это увидели и услышали. И еще я желаю, чтобы вы повезли это свое детище по всему миру».
