Было мне тогда лет двадцать, что ли...
И был у меня тогда один приятель — балагур, каких поискать. Что называется — язык без костей.
Как-то раз подсели мы с ним в каком-то скверике на скамейку к двум очень симатичным девушкам с целью познакомиться. Меня он, молодец этакий (или, всё-таки — скотина?!) сразу же представил им как чемпиона города по "самбо", так что пришлось мне принять самый суровый вид и сидеть, напрягая бицепцы и трицепцы и надеясь, что красавицы не заметят мои очки -"минус шесть", между прочим. Впрочем, себя он тоже не забыл — тут же принялся "заливать" им о своей личной суперменистости. Он тушил пожары, спасал утопающих и загонял одним движением мизинца обратно в горы посмевшие высунуться лавины и сели. Врал он так, в общем, врал, пока не заврался до того, что начал рассказывать, как он, будучи разведчиком и выполняя какую-то секретную миссию, попал в Северной Африке в плен и рабство к диким берберам.
И ранили-то его, и пытали-то его кочевники первобытными методами (в доказательство он задирал рубашку и показывал действительно страшные шрамы ны боку — когда ему было лет десять, сорвался, перелезая через школьный забор, и сильно поранился). И таскался-то он с берберами этими по пустыням, пожирая всех встречных змей и скорпионов и, в целях сохранения жизни, обучая берберских боевых верблюдов точному плеванию в цель, выдавая это за секретные разработки оборонщиков нашего Среднеазиатского Военного Округа...
В общем, заврался он так, что уже и мне стало интересно, как же он будет из этой ситуации выпутываться.
А девушки хохотали до упада. И тут одна из них спрашивает:
— А как же тебе удалось из плена освободиться?
Тут он нахмурился немного и грустно так отвечает:
— Ну, как... Разжились как-то эти чалмоголовые где-то мешком риса и надумали плов сварить. А костёр развести нечем, дров-то нет — кругом пустыня. Ну, они меня в нашем тамошнем посольстве на телеграфный столб и обменяли...
