Германия с «пацифистской конституцией» редко ввязывается в боевые операции за рубежом. Исключение составляет участие в югославском конфликте в составе натовских сил KFOR (1999 г.) иISAF в Афганистане (2001 г.). Более привычный вариант для Берлина — «гуманитарные интервенции» под флагом ООН. Но как сказал Гераклит: «Все течет, все меняется». 4 декабря Бундестаг таки одобрил отправку 4−6 истребителей «Торнадо» на борьбу с «Исламским государством». Голосовавшая против Левая партия критикует решение из-за его зыбкой правовой базы. Министр обороны Урсула фон дер Ляйен, как и глава МИД Вальтер Штайнмайер, опираются на 51 статью устава ООН («индивидуальная или коллективная самооборона») и резолюцию 2249 СБ ООН. Последняя разрешает «принять все необходимые меры в соответствии с международным правом» для искоренения ИГИЛ и «Джебхат ан-Нусры». В резолюции нет указания на статью 7 устава ООН, легитимирующую применение насилия. Так что, она — такое же легальное обоснование для интервенции, как и резолюция 1973 по Ливии (о «бесполетной зоне») для свержения Каддафи в 2011 г. Бундесправительство ссылается еще на активированную Франсуа Олландом Ст. 42.7 договора о ЕС («О солидарности»), ставя тем самым европейское право выше международного.
Каковы причины, побудившие правящую коалицию Бундестага примкнуть к союзникам? По мнению эксперта Stiftung Wissenschaft und Politik (SWP) Гидо Штайнберга, христианские демократы (ХДС) хотят укрепить пошатнувшийся из-за волн миграции и террора авторитет Олланда. Если мотив состоял лишь в этом, то это явный просчет. 7 декабря «правая» партия Марин ле Пен провела репетицию парламентских и президентских выборов, победив на региональных. Более «приземленное» объяснение дает депутат от ХДС Хеннинг Отте: «Если мы не готовы к поддержке в кризисных зонах, тогда эти кризисы придут к нам домой». Оппозиционеры считают, что атаки на террористов только укрепят их, т.к. «за смерть одного боевика в ИГИЛ вербуются шесть новых». Намерение защитить немецкое общество целесообразно, но при двух предпосылках: эффективность операций и последующее политическое урегулирование в Сирии. Эксперт SWP по безопасности Маркус Кайм сомневается во втором пункте: «Я не наблюдаю никакого консенсуса … в антиигиловской коалиции». Кайм видит большую опасность — не в самом «Исламском государстве», а быстрой победе над ним.
Безусловно, есть и геостратегический расчет. Германия имеет в регионе двух союзников — Турцию (член НАТО) и Израиль. Еще в 2012 г. в ответ на просьбу Реджепа Эрдогана в юго-восточной Турции (Кахраманмараш) разместили немецкие системы ПРО Patriot. Их скоро выведут, но цель защиты натовских границ остается актуальной. Ведь именно через сирийско-турецкий коридор в Джераблусе в Европу прорываются экстремисты. Об израильском факторе можно судить по докладу Федерального агентства по политическому образованию (BPB) от 2013 г.: «Поддерживаемая Сирией Хезболла подозревалась в приобретении оружия из Ирана, которое было бы использовано против Израиля». Далее: «прямое иранское вмешательство с возможной поддержкой Хезболлы нетерпимо для Израиля ни при каких условиях». Тегеран с 2011 г. планомерно наращивает военный потенциал на сирийско-иракском театре военных действий. Так что, присутствие Бундесвера в регионе отчасти вписывается в гарантии ФРГ по безопасности еврейского государства.
В геоэкономическом разрезе Сирия — потенциальный транзитер энергоносителей, в которых нуждается экспортоориентированная немецкая экономика. Но здесь конкурируют два газопроекта: катарский (через КСА, Иорданию и Сирию в Турцию) и иранский (Иран-Ирак-Сирия). Германии в условиях шиитско-суннитских «разборок» непросто сделать выбор. Катар и Саудовская Аравия — постоянные клиенты немецкого оборонкомплекса, но потворствуют ИГИЛ. А Иран — «энергетическое эльдорадо» для германского бизнеса — поддерживает отвергаемый Берлином сирийский режим.
Действия Берлина можно трактовать и как попытку разделить бремя «глобальной ответственности», к чему давно призывают заокеанские стратеги. В 2013 году по заказу МИД ведущие «фабрики мысли» страны, SWP и Фонд Маршалла, подготовили стратегический документ, именуемый «Новая сила — новая ответственность». Политический журнал Telepolis указывает на то, что представители исполнительной власти в своих речах буквально цитируют прописанные в нем установки: «…США сигнализируют — с учетом сокращения их материальных ресурсов — четко, что американская вовлеченность в мире в будущем будет избирательной, а их ожидания от партнеров будут расти. Прежде всего, для Европы и Германии это значит ощутимое увеличение обязанностей и ответственности». А вот аналогии в обращении президента Йоахима Гаука: «Именно тогда, когда США не могут постоянно выполнять больше, Германия и ее европейские партнеры должны все больше брать ответственность за свою безопасность сами». Подготовленная экспертами эта негласно стратегия национальной безопасности — по сути повторение идеи Збигнева Бжезинского о «стратегии разделенной ответственности», изложенной в книге «Мировое господство или глобальное лидерство» (2005 г.).
Из списка доводов, варьирующих от «выручай Францию!» до «глобальных амбиций», видно, что решение ФРГ не безосновательно. Хотя подавляющее большинство экспертов обвиняют немецкую кампанию в бесцельности. Вопрос о применении сил в Сирии вызвал прямо-таки панику в германском политическом дискурсе. Критики, как и адепты силового метода, явно преувеличивают германский вклад. Задача немецких самолетов — не бомбежка, а наблюдение, подготовка развединформации и дозаправка французских машин. Бундесвер выступает в составе 1200 солдат, обслуживающих немецкий фрегат (200) и авиацию. Штайнберг считает, что меры не окажут влияния, т.к. дублируют американские. Военная акция — символический жест, полагает он. Так или иначе, при всей ограниченности миссии присутствие Бундесвера в Сирии — «маленькая революция» в германской внешнеполитической истории. Берлин действует в обход ООН и не в формате НАТО. Что дальше?
