Игорь Федорович Летов (псевдоним музыкант взял себе, поскольку посчитал, что «Егор» звучит круче) — натура комплексная и противоречивая. Артист так часто представал перед аудиторией в разных обличьях, так резко менял тон и суть высказываний — и в песнях, и в интервью, — что «слепить» из него единый образ не представляется возможным.
Подобно Дэвиду Боуи, Егор каждый раз примерял маски — являл себя публике не таким, каким его ожидали увидеть. Но, в отличие от Боуи, Летов не играл в шоу-бизнес: напротив, всю свою жизнь он посвятил тому, чтобы выскальзывать из его цепких, потных лап. Об этом написано и сказано немало («Культура» это тоже делала неоднократно). А для того, чтобы попытаться нарисовать целостный портрет этого незаурядного артиста, следует пойти от противного — «разобрать» его на составные части и вспомнить о главных сферах творческого приложения колоритного омича.
Прежде всего, конечно же, это слово — в случае с Егором именно оно было вначале, поскольку Летов позиционировал себя как поэта. Было немало литературоведческих и околофилософских попыток осмыслить суть лирики Егора Летова, выходили и книжки на эту тему. Насколько это оправданно — большой вопрос, поскольку Летов вовсе не философствовал и не умничал — он просто самозабвенно играл словами, рождая невиданные до того тексты и образы.
Приведем лишь один дивный стихотворный пассаж. В песне «Вечная весна» с альбома 1993 года «Сто лет одиночества» (который сам автор, без ложной скромности, считал «лучшим альбомом всех времен и народов») есть звучащие многократным рефреном строки: «Воробьиная, кромешная, пронзительная, хищная, отчаянная стая голосит во мне...» Жуткая, сюрреалистичная, опасная, при этом неуловимо притягательная картина возникает в голове… Егор обожал экспериментировать с эпитетами — это был его литературный «конек».
Но причудливая система образов в его лирике не имела бы столь ошеломляющего эффекта, если бы не мелодико-гармоническая основа, на которую слова были положены. И здесь уместно сказать пару слов о Летове-песеннике. Он не умел сочинял незапоминающиеся песни. Пусть с точки зрения построения аккордовой последовательности они были не столь виртуозны, пусть мелодии не блещут изысканностью, но практически все песни, вышедшие из-под пера Егора, мгновенно запоминаются. Вспомним хотя бы несколько: «Русское поле экспериментов», «Солдатами не рождаются», «Система», «Свобода», «Вселенская большая любовь», «Беспонтовый пирожок»...
Однако песни надо еще уметь донести до адресата. А Егору это удавалось на диво, и тут перед нами возникает еще одна творческая ипостась Летова — хорошего певца. Летов действительно умел петь. Лидер «ГрОб» не ставил задачи стать великим вокалистом, но осознавал важность грамотной голосовой подачи, хотя, казалось бы, зачем запевале панк-рок-коллектива думать о таких бренных и скучных вещах, как хорошее пение? В каких-то вещах Егор неистово орет, где-то нарочито атонально форсирует глотку, нередко прибегает к речитативу, но там, где мотив требует прочувствованного прочтения (у Летова масса трогательных, лирических мелодий), он поет четко, аккуратно и чисто. У нашего героя чуткий и проникновенный тембр. И, опять же, бесконечно индивидуальный.
Летов и «Гражданская оборона» — понятия взаимозаменяемые. О чем это говорит? О том, что если на концертах Егору требовался аккомпанирующий состав, то в студии (за исключением нескольких последних альбомов в дискографии группы) музыкант партии всех инструментов записывал сам. То есть мы имеем дело с очередным творческим «я» Игоря Федоровича. Летов-мультиинструменталист и Летов-продюсер — этими гранями своего таланта Егор особенно гордился. В беседах с журналистами неоднократно подчеркивал, что проект «Гражданская оборона» соткан по принципу: если хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам. Летов все и делал сам: последовательно, трек за треком, наложение за наложением прописывал партии барабанов, баса, гитар, иногда синтезатора, — а поверх всего этого наслаивал вокальные дубли. У него было отменное гармоническое чутье: достаточно послушать вещицу «Про дурачка» (с альбома 1990 года «Прыг-скок: детские песенки»), где он демонстрирует недюжинные способности к многоголосию, чтобы в этом убедиться.
Егор не стремился к тому, чтобы его записи отличались кристально чистым саунд-продюсом. В отношении некоторых своих альбомов он шутил, что, мол, работой остался не очень доволен, потому что она звучит «недостаточно грязно». Но подобные заявления — «самолюбование наоборот» (Егор, несмотря на отчаянно демонстрируемый нигилизм, относился к себе очень серьезно): Летов всегда старался сделать так, чтобы то, что он делает, звучало уникально. Дискография летовского наследия (а оно, помимо «Гражданской обороны», включает работу в таких группах, как «Посев», «Коммунизм», и многочисленных сторонних проектах) не похожа ни на что.
Егор Летов — из тех рано ушедших людей, применительно к которым неизбежен извечный вопрос: «А о чем бы он пел сейчас, если бы был жив?» Особенно сегодня, в сложившейся противоречивой ситуации.
Скорее всего, Игорь Федорович повел бы себя так, как привык по жизни, а именно: делать то, чего никто от него не ожидает. Летов с самого первого трека и до последнего вздоха отстаивал собственную «самость»: ему ни с кем не было по пути, но и оппонентов он себе специально не искал. Если бы кто-то ждал от него каких-то остросоциальных выпадов, реакционного поведения или прочих «открове» (как поется в одной песенке Летова), то едва ли бы дождался.
Думается, что Егор попросту ушел бы в так называемую «внутреннюю эмиграцию». Туда, где воспевается «Слава психонавтам», где открывается «Потрясающий вид из окна», где можно бродить «Снаружи всех измерений» и где царит вечное «Сияние»... По крайней мере, последний студийный альбом «Гражданской обороны» («Зачем снятся сны?», 2007) на это намекает.
Фотографии: Григорий Сысов / ТАСС и Photoxpress.
