Впервые мы побеседовали с Дианой Шнайдер в марте, когда ей вот-вот должно было исполниться 20 лет и она совсем недавно выиграла в Таиланде свой первый титул WTA. Очень живая, непосредственная девушка, Диана увлекательно рассказывала о своей индивидуальной «фишке» одежды на корте — косынке, — о том, как обыграла на турнире в Майами легендарную Винус Уильямс, о немецких корнях и годе учебы в американском университете. Для 20 минут общения это было суперсодержательное интервью, и от теннисистки исходило столько позитива, что я всегда улыбался, вспоминая о том разговоре.
А сколько, оказывается, всего интересного ждало Шнайдер буквально в следующие полгода! Она начала работать с тренером Игорем Андреевым, выиграла еще два турнира, став самой юной теннисисткой с 2009 года (тогда это удалось Каролин Возняцки), победившей в одном году на трех разных покрытиях; дошла до третьего круга на Уимблдоне и до четвертого (то есть до 1/8 финала) на US Open, до полуфинала крупных соревнований в Торонто, а в паре с Миррой Андреевой завоевала серебро Олимпиады в Париже — единственные медали для 15 россиян, выступавших в нейтральном статусе. И, наконец, если в марте и до середины мая Диана еще не входила в топ-50 мирового рейтинга, то теперь она уже в двадцатке сильнейших — на 16-м месте.
В общем, тем для нового разговора накопилось более чем достаточно. В среду Шнайдер, уступив в 1/8 финала Открытого чемпионата США пятой ракетке мира — американке Джессике Пегуле, — впервые с апреля прилетела отдохнуть домой, в Москву. Тогда и состоялся наш разговор.
— Расскажите вашу олимпийскую историю. Когда мы с вами разговаривали в марте, вы были десятой из россиянок и еще не входили в топ-50, на Игры же отбираются первые четверо. Тогда о Париже из-за всего этого даже не думали?
— Как раз в конце марта, на Miami Open, меня, как и других девочек, попросили подписать бумаги с согласием играть на Олимпиаде. Сказала: «Вы чего? Я же далеко (в рейтинге), не попаду». — «Подписывай. Мало ли что?» Подписала — без какой-либо надежды, что что-то получится. Предпочитаю радоваться, когда случается хорошее, а не ждать и расстраиваться, когда этого не произошло.
— Эта бумага касалась нейтрального статуса?
— Там много чего было. Приглашение, согласие на определенные правила, правила допинг-контроля... В Майами были игроки, которые сразу не подписали документы и сказали, что не поедут. Я хотела ехать, но не думала, что это станет возможным.
— На Олимпийских играх не присваивают рейтинговых очков. Это вас не смущало?
— Нет, но считаю, что это очень неразумно и даже глупо. Это Олимпиада, а не какой-то рядовой турнир! Мне кажется, что, когда играешь за золотую медаль, должны быть очки. Идет сезон, есть рейтинг, его нужно улучшать, от этого многое в наших карьерах зависит. Не думаю, что большинство отказалось ехать в Париж из-за этого, но некоторые — точно.
— В топ-50 рейтинга WTA вы вошли в середине мая, а к 10 июня, дате определения олимпийского состава, были 47-й, а из россиянок — девятой. Кто и когда обратился к вам уже с конкретным вопросом, хотите ли сыграть на Олимпиаде?
— Ситуация прояснилась на первом турнире травяного сезона. Одна отказалась, другая — и потихоньку ко мне начало приближаться. Игорь Андреев спросил: «Если все откажутся, ты поедешь?» Я ответила: «Если попадаю, еду сто процентов!»
— По словам вице-президента ФТР и многолетнего члена совета директоров ITF Алексея Селиваненко, ваша пара с Миррой Андреевой — это результат чутья Шамиля Тарпищева. А как, в вашем понимании, происходило объединение с нею?
— Когда все уже плюс-минус понимали, кто едет, а кто отказался, первоначальный состав пар предполагался такой: Мирра должна была играть с Вероникой Кудерметовой, а я — с Катей Александровой. Потом Веронику не допустили, ее место заняла Лена Веснина. И, поскольку у Кати на тот момент рейтинг был выше, ее объединили с Леной. Так мы и оказались в паре с Миррой.
Лично я сразу хотела играть с нею. Говорила Игорю (Андрееву), что мы хорошо выступим и мне будет легче: небольшая разница в возрасте, проще общение и на корте, и вне его. Меньше какого-то смущения, которое мешает в игре. Потом, уже после Олимпиады, мы обсуждали всё это с Миррой, и выяснилось, что она тоже писала Игорю и говорила своему тренеру, Кончите Мартинес, что хотела бы сыграть со мною. Я этого не знала.
— До турнира вы с Миррой были хорошо знакомы?
— Да. Она уже не первый день в туре, а еще мы с ее старшей сестрой Эрикой вместе играли по юниорам за сборную. Тогда и познакомились.
— Елена Веснина назвала ваше серебро чудом из чудес, учитывая, что до Парижа вы с Миррой никогда не играли вместе. Вы тоже так считаете?
— Не думаю, что это чудо. Просто всё сложилось хорошо. Я очень расстроилась, когда мы уступили в финале, и только потом пришло осознание того, что мы ни разу не то что не играли, а даже не тренировались вместе. Мы могли вылететь в первом круге просто потому, что не успели найти друг к другу подход. Вероятность этого была большой. Сейчас, уже немножко остыв, понимаю: серебро в таких обстоятельствах — это тоже невероятно здорово.
— Чего всё-таки не хватило для золота, учитывая выигранный первый сет? Так расстроились, отдав первый гейм второго на вашей подаче, ведя 40:0?
— Отвечаю только за себя. Да, мне кажется, что после этого гейма я немножко потеряла фокус и позволила эмоциям взять надо мною контроль. Соперницы воспользовались этим моментом и перевернули ход матча.
— Андрей Чесноков говорил: «Мне непонятно, почему они не использовали «свечки» против двух маленьких девочек, хотя с другими соперницами часто их использовали, и это приносило плоды». Согласны?
— Я матч не пересматривала, но мне кажется, что мы много раз использовали «свечки». Когда есть возможность, мы с Миррой всегда за них. Просто часто получалось, что они обе стояли на задней линии. Через кого тогда их кидать?
— На чемпионском тай-брейке вы проигрывали, но бились до последнего — с 5:8 сделали 7:8. Тот розыгрыш, когда могли сравнять счет, у вас до сих пор перед глазами?
— В тот день мне это точно снилось. Через день-два стало чуть легче, сейчас уже всё хорошо. Не думаю, что от одного розыгрыша зависел исход всего матча. Там было много моментов, которые можно было сделать по-другому. Но сложилось так, как сложилось.
— Сейчас уже оставили эту печаль позади и идете дальше?
— Да.
— А как получилось, что до начала Олимпиады вы с Миррой даже не успели ни разу потренироваться вместе? Это из-за того, что обе выиграли последние турниры — она в Яссах, вы в Будапеште — и прилетели в Париж в последний момент?
— Я была в Париже дней за пять до начала Олимпиады — как сыграла в Будапеште, сразу туда полетела. А потренироваться не получилось, потому что у Мирры в Яссах турнир закончился позже и она прилетела всего за день до первого матча. Катя с Леной (Александрова с Весниной) один день тренировали пару, а Мирра в тот день еще даже не находилась в Париже.
— Можно ли сказать, что усталость на этих турнирах сказалась на ваших с нею выступлениях в личном разряде? А ранний вылет — у нее в первом круге, у вас во втором — помог сосредоточиться на паре?
— То, что вылет помог сосредоточиться на паре, — считаю, безусловно. А на самом деле, возможно, действительно сказалась усталость от предыдущих турниров, да и вообще очень насыщенный сезон. Но еще и то, что это первая Олимпиада — нервы, давление. Так бывает.
— Как многие заметили, вы сосредоточились на игре у сетки, Мирра — на задней линии. Как нащупали это разделение функций?
— Мне кажется, обе понимали, что Мирра стабильна на задней линии, а у меня больше опыта парных матчей, и я чувствую игру у сетки, мне комфортно туда идти и рисковать. Всё сложилось само собой.
— Как вышло, что, с трудом пройдя первый раунд, вы начали просто сметать с корта «сеяные» пары, включая первых в мире по рейтингу Барбору Крейчикову и Катаржину Синякову, которые столько всего выиграли? Что за кнопку вы внутри себя нажали?
— Надо было пройти очень сложный первый круг. Потом возникло ощущение: раз это получилось, значит, можно идти и дальше. Чем больше вместе играешь, тем больше чувствуешь и понимаешь друг друга. И тем больше уверенности друг в друге.
— Селиваненко говорит, что у чешек не было видно команды, ощущалось, что отношения напряженные. А у вас — наоборот. Вы в любой ситуации друг друга поддерживали. Насколько легко вам с Миррой было эту маленькую команду сформировать?
— Очень легко. Что я, что Мирра — две эмоциональные личности, веселые, всегда готовые пошутить и посмеяться, поболтать, несмотря на то что идет матч, как-то разрядить обстановку. Мы нашли с ней какой-то баланс. Что касается чешек, то я с ними раньше не играла, и мне не с чем сравнивать. Не знаю, как всё было, когда у них, может быть, были лучше отношения и они провели больше турниров вместе.
— На пьедестале вы после серебра нашли в себе силы улыбнуться. А слезы в какой-то момент были?
— Отыграли матч, дали интервью. У меня ком в горле стоял. И потом, когда ушли от чужих глаз, я прямо разрыдалась. Мирра держалась молодцом, успокаивала меня: «Нам на награждение идти, на фотографиях плохо получимся, а они — на всю жизнь!» Награждение было минут через 15–20. Более-менее пришла в себя, но на фото, мне кажется, всё равно видно...
— В Лос-Анджелесе, дай бог обеим здоровья, сыграете вместе, как сказали сразу после Парижа? Хотите на ОИ еще?
— Да, конечно! Я — точно!
— Знаете, что российские журналисты пришли на финал в одинаковых майках с принтами «Мирра и Диана» с вашими фотографиями?
— Да, видела. Более того, эти майки у нас тоже есть — они нам подарили.
— А скандирование «Наши! Наши!» во время игр слышали? Удивились?
— Да. Порадовались!
— Журналисты «СЭ» подарили вам и Мирре после финала два билета в Диснейленд, хотя организаторы пытались помешать. Сходили туда в итоге?
— К сожалению, не получилось, потому что мы обе улетали на следующий день. Но мы всё разузнали — билеты действительны год. Так что, надеюсь, мы с Миррой спишемся и договоримся до следующего «Ролан Гаррос» вместе там побывать!
— Мороженое-то поели, о котором так мечтали всю Олимпиаду, но не могли себе позволить?
— Поели, ха-ха! Мирра на следующий день приехала в олимпийскую деревню, и там вознаградили себя за турнир мороженым.
— В каждодневном общении люди открываются по-новому и на корте тоже. Что вы теперь скажете об Андреевой? В 17 лет ее уже можно назвать сформировавшейся личностью?
— Мне кажется, мы обе еще формируемся. Со стороны мне видится, что Мирра еще узнает, в каких ситуациях как нужно себя вести. Чем очень хорошо подошли друг другу — у нас с ней было какое-то ребячество, как будто нам лет по 14 и мы играем по юниорам, веселимся. Такой детский азарт.
— У вас обнаружились какие-то общие интересы, помимо тенниса?
— Сидели с нею до финала, обсуждали породы собак. Ждем, когда Мирра войдет в топ-20, чтобы мама купила ей щенка, ха-ха! У нас дома в Москве есть большая собака. Думала о том, чтобы завести свою, на несколько дней очень сильно загорелась этой идеей. Но поняла, что это безумная ответственность, которую я со всеми своими переездами пока еще не готова нести. И передумала.
— Мирра не очень одобрительно отзывалась об организации Олимпиады, в частности, о питании, которое вообще не соответствовало уровню «Ролан Гаррос», который проводится на тех же кортах. Что скажете вы?
— Выбор действительно очень скудный, да и качество отличалось. Были рис, паста и курица, иногда в меню добавлялась рыба. К пасте даже нет соусов, что всегда есть на «Ролан Гаррос», да и набор блюд там совсем другой.
— Выходили иногда из деревни в ресторан поесть?
— Блин, если бы появилась возможность, я бы сходила! Но ее вообще не было. Возвращалась в деревню в семь-восемь вечера, и время оставалось только на то, чтобы сходить в столовую и поесть там.
— В отличие от Мирры, вы жили в самой деревне. Что скажете об условиях проживания?
— Это моя первая Олимпиада, в этом плане мне не с чем сравнивать. А если брать турниры WTA, кровать в деревне была неудобная, очень узкая, и матрас достаточно жесткий. Еще плохо, что отсутствовал кондиционер, было очень жарко. Какой-то вентилятор имелся, но он только воздух гонял, а прохладнее от него не становилось.
В первые дни в столовой собирались очень большие очереди, и иногда определенных блюд не хватало. Потом, видимо, стали делать закупку больше, и такая проблема больше не возникала.
— Номер был одноместный или делили с кем-то?
— Несколько первых дней — с Катей Александровой. Потом, когда к ней приехал папа, она уехала в отель.
— Приезжали ли на Олимпиаду ваши родители и младший брат?
— Мама побывала.
— На соревнования по другим видам спорта ходили?
— Тоже не было времени. Мирра, по-моему, тоже никуда не ходила. Но первое путешествие в жизни на Олимпиаду всё равно, уверена, навсегда останется в памяти, оно получилось очень волнительным. Тем более еще и с медалью.
— Вы публиковали фото с Рафой Надалем и Карлосом Алькарасом. Как с ними пересеклись, долгим получилось общение?
— Не знаю, весь ли турнир, но они тоже жили в деревне. И так сложилось, что ждали один автобус. Грех было не воспользоваться шансом и не подойти! Просто сфоткались, не разговаривали.
— В марте вы говорили мне, что хотели бы попросить пару советов у Новака Джоковича. В Париже такая возможность была? Вы это сделали?
— Нет. Мне кажется, к Новаку на Олимпиаде никто бы не рискнул подойти, потому что там был такой фокус! Чувстовалось, что для человека там существует только золото и он чуть ли не поставит на себе крест, если его не возьмет.
— За кого болели в мужском финале? И что думаете о победе Новака в 37 лет?
— Мне импонируют оба игрока. Но как человеку мне очень хотелось, чтобы выиграл Новак, потому что это что-то невероятное. Такой труд, столько лет! Мне так хотелось, чтобы с него спал этот груз и он взял это золото. Алькарасу 21 год, у него еще Олимпиады три будет точно, и есть все шансы стать на них первым. А у Джоковича это был последний.
— Из Парижа вы сразу полетели в Торонто, несмотря на усталость и смену покрытия, и здорово там выступили, дошли на крупном турнире до полуфинала, разгромили Коко Гауфф. Тяжело пришлось?
— Сложновато, но справилась. Первые два дня было не очень комфортно играть матчи, потом лучше и лучше.
— На US Open, как я понял из разговора с Селиваненко, вы не могли играть в паре с Миррой, потому что у каждой уже были договоренности: у вас с Линдой Носковой, с которой вы выступали в Цинциннати, у нее — с Анастасией Павлюченковой?
— Да.
— Когда можно ждать первого выступления пары Андреева — Шнайдер на турнирах WTA, Селиваненко говорил, на одном из турниров азиатской серии? И как много турниров в год вы с Миррой планируете играть вместе? Будете ли на ТБШ?
— В Пекине. Сыграем с ней вместе два «тысячника», оставшихся в этом году, и после этого уже будем решать, что дальше.
— Веснина говорила, что в паре сочетание левши и правши очень хорошо. С Миррой это почувствовали?
— У меня всегда так получалось, что играла с правшой. Еще всегда вопрос в том, кто в каком квадрате предпочитает располагаться. Я — во втором, Мирра — в первом. И в этом плане мы хорошо сошлись.
— Вы — левша. Насколько чувствуете, что это помогает, и когда это особенно ярко проявилось?
— Многие говорят, что у левшей огромное преимущество. Не считаю, что это так. Да, нас мало, и у правшей просто меньше практики против левшей. Но о каких-то грандиозных преимуществах говорить не приходится.
— В июне вы начали работать с Андреевым. Как родилось ваше сотрудничество — он ведь до вас тренировал Анастасию Потапову? И что оно вам уже дало, помимо двух титулов в Бад-Хомбурге и Будапеште?
— Всё получилось случайно. Находилась с мамой на «Ролан Гаррос» и заметила, что Настя была без Игоря. Поскольку Андреев также работает с женской сборной России, все контакты у меня есть. Написали ему, поинтересовались, почему он не в Париже. Игорь сказал, что они с Настей перестали сотрудничать, и мы спросили, не хотел бы он поработать со мной: ответил «да», и после «Ролан Гаррос» я полетела на травяной сезон, и там мы уже встретились.
Что касается моей игры, то кардинально мы ничего не меняли, а вносили дополнения. Естественно, Игорь делится со мной своим игровым опытом. Настрой на матч, фокус на нем, какие-то тактические моменты — куда и как лучше сыграть из какой позиции на корте. Казалось бы, нюансы, но на самом деле они многое решают. Теннис во многом и построен на таких весомых деталях.
— Иногда у тренера с игроком хорошо складывается на корте, но не очень — за его пределами, иногда наоборот. Как вы оцените обе составляющие взаимоотношений с Андреевым — теннисную и человеческую?
— Прекрасно, меня всё устраивает — и на корте, и вне его.
— Когда мы с вами разговаривали в марте, у вас был другой тренер, с которым вы начали работать с Таиланда, когда выиграли свой первый турнир. Вы тогда не были уверены, что это для вас правильный выбор, сами говорили, что пробуете. Что не сложилось?
— Мне кажется, он не очень подходил по стилю игры. С трудом складывалось общение и за пределами корта — на многие вещи у нас были разные взгляды.
— Где сейчас тренируетесь между турнирами?
— Давно уже нигде не тренировалась. С апреля, когда в предыдущий раз была в Москве, турниры у меня были беспрерывно, один за другим.
— Уже с Андреевым вы вышли в третий раунд Уимблдона в личном разряде. Это дало вам много уверенности? Всё-таки это был первый реальный успех на турнире Большого шлема.
— Я даже больше была рада не тому, что вышла в третий круг. После победного турнира в Бад-Хомбурге я была очень выжата эмоционально и физически. То, что я смогла это преодолеть, пройти на Уимблдоне два круга и в трех сетах проиграла в третьем, — вот этим больше была довольна.
— Со времен Каролин Возняцки в 2009 году вы — самая молодая теннисистка, выигравшая за год три турнира на разных покрытиях. Какое для вас всё-таки любимое?
— По юниорской карьере точно сказала бы, что грунт. Все лучшие результаты тогда я показывала там. А по взрослым первый титул (в Таиланде) взяла на харде, дальше — на траве и на грунте (соответственно в Бад-Хомбурге и Будапеште). Мне кажется, моя игра подходит под разные покрытия. Всё зависит от адаптации и перестройки от одного покрытия к другому.
В каждом покрытии есть свои плюсы и минусы. На грунте люблю то, что есть побольше времени, можно на паузах поиграть, соперников где-то подловить. На траве получаю удовольствие от самих ощущений игры, передвижений по корту. На харде отскок предсказуемый, не нужно ждать, что, как на траве, мяч может непонятно куда отскочить или, как на грунте, подпрыгнуть.
— Если бы в конце прошлого года вам сказали, что вы выиграете три турнира WTA на разных покрытиях, не считая челленджера, возьмете в паре серебро Олимпиады, дойдете до полуфинала «тысячника» и до второй недели турнира Большого шлема, станете 16-й ракеткой мира, как бы вы отреагировали?
— Понимание, что я могу играть на таком уровне, было. Но не было опыта и уверенности, что это получится.
— Как сами для себя объясняете такой бурный прогресс в этом году?
— Никак не объясняю, ха-ха! Просто получаю удовольствие от того, как провожу свои матчи. Провела в этом году много больших турниров и матчей с высокорейтинговыми игроками. Набрала опыта, улучшила небольшие аспекты — и чисто теннисные, и с точки зрения психологии.
— И теперь понимаете, что нет вообще ничего невозможного?
— Да. Надо просто совершенствоваться, работать и идти вперед. Всегда нужно стремиться к большему. В этом году еще есть куда дойти, что и буду стараться сделать.
— После ваших успехов какая-нибудь крупная компания не пожелала забрендировать вашу косынку? Хотелось бы вам этого?
— Пока никаких предложений не поступало. И никогда об этом сильно не задумывалась.
— Появилась ли у вас в этом году косынка, которую вы считаете самой фартовой?
— Темно-синяя, в которой я выиграла свой первый титул.
— Что вы думаете о допинговом скандале с Янником Синнером? Многие теннисисты, в частности, Симона Халеп, которую, знаю, вы очень цените, считает, что отношение ко всем спортсменам должно быть одинаковым, а тут было иначе.
— Согласна с этим. Почему так получилось, мы никогда не узнаем. Просто хотелось бы более четкого понимания, как происходит весь процесс. И того, что он со всеми одинаковый. А не так, что дело Халеп растянули на полтора года, которые она не могла играть, и в итоге ее оправдали, у Янника же решили всё за несколько месяцев, и он играть мог. Такой разницы не может быть.
— Довольны ли своей игрой и результатом на US Open? Чего не хватило с Пегулой, которой уступили и в Торонто?
— Да, очень довольна своим выступлением. Первый US Open в основной сетке, еще и «сеяная» — немножко больше давления и нервов было, что этот статус обязывает куда-то пройти. Провела три хороших матча. Считаю, что и против Пегулы выглядела хорошо. Просто она сейчас действительно смотрится очень сильно, у нее белая полоса. Человек за последнее время выиграл «тысячник», сыграл в финале еще одного и уже дошел до полуфинала турнира Большого шлема (теперь и до финала, пройдя первую ракетку мира Игу Свентек). Мне некомфортно против нее в быстром темпе. Она играет близко к корту: таких в туре немного, и тут нужен опыт.
— Когда побеждали Сару Эррани, был ли для вас это реванш за финал Олимпиады?
— Нет. Не смешиваю одиночку и пару. Я взяла реванш за Олимпиаду, когда мы в Цинциннати их обыграли (в четвертьфинале Шнайдер и Линда Носкова победили Эррани и Паолини в трех сетах, затем уступив в полуфинале). Вот тогда порадовалась именно по этому поводу!
— По результатам на Больших шлемах последних лет никого нельзя сравнить с Игой Свентек. Что ее делает такой? За счет чего ее можно обыгрывать, и смотрите ли пока на нее снизу вверх?
— Мне кажется, Ига — одна из теннисисток, которые очень хорошо управляются со своей психологической стороной. Она безумно здорово передвигается по корту, мало ошибается. Да, все мы люди, и всякое бывает, но у нее достаточно мало невынужденных ошибок. И держит все свои эмоции под контролем.
— А вы когда-нибудь работали с психологом? И думали ли, что, может, в этом ваш резерв?
— Не буду раскрывать всех карт (улыбается).
— Поздравляют ли вас с успехами тренеры, партнеры, может, даже соседки из кампуса из университета Северной Каролины?
— Да, поздравляют, мы общаемся. При этом хотела бы, чтобы в вашей статье жирным шрифтом было написано: «Диана Шнайдер не живет и больше не учится в Америке! Она живет в Москве». Потому что, на какой сайт ни зайду, «Шнайдер живет в США, она уже вообще не из России...» Это смешно. Откуда люди берут информацию? Моя семья находится в Москве, я по возможности сюда возвращаюсь. В университете отучилась год и потом перешла в профессиональный тур.
— На US Open вы говорили, что Штатам очень благодарны и воспринимаете их как второй дом.
— Да, мне комфортно там играть, потому что год провела в этой стране, живя одна. Я чувствую много поддержки от этих людей. Прекрасно помню, сколько народу следит за университетским теннисом, приходят, болеют. Это же здорово!
— В марте вы говорили, что собираетесь продолжить обучение там, но уже онлайн. Пока до этого дело не дошло? И на кого будете учиться?
— Подумываю взять психологию, но пока еще не принимала никакого решения.
— Вам в карьере довелось пройти через множество небольших турниров, прежде чем вы сделали скачок. Никогда не возникало отчаяние, не думали: стою на месте, может, надо со всем этим заканчивать? А если были, что помогло эти мысли преодолеть?
— Мне кажется, у всех в определенные периоды бывают такие мысли — что не получается и вообще не надо это делать. Особенно в подростковое время. Два года, когда у меня был переходный возраст, мне немножко сносило крышу. Страшное, потерянное время, когда ты не помнишь, что говоришь и делаешь. Очень плохо реагировала на всё, что говорили родители.
Всё делала им назло. Не тренировалась, чтобы прогрессировать, а просто приходила, и не сказать, что что-то там делала. Результата от этих тренировок было ноль. Но чтобы прямо бросить — был один момент, и всё. А потом просто что-то щелкнуло, и отношение стало другим. Оп — и ты опять нормальный человек.
— Есть ли уже задача на следующий год? Топ-10, топ-5?
— О следующем годе пока не думаю. Надо сначала этот закончить.
— Весной вы говорили мне, что хотите выиграть каждый из турниров Большого шлема. А задача стать первой ракеткой мира перед вами четко стоит? И каковы они вообще, ваши задачи в карьере?
— Если ты победишь на всех турнирах Большого шлема, то, наверное, в какой-то момент станешь первой ракеткой мира, ха-ха. Мне хотелось бы выиграть весь Шлем в одиночке и в паре, стать первой и там, и там. И взять золото Олимпиады.
