Месть за жестокие обиды, нанесенные в детстве, ― непродуктивное чувство. Оно возникает как компенсация боли и дает иллюзорную надежду, что после отмщения боль наконец исчезнет. Но от созерцания страданий обидчика легче не становится. Боль от нанесенного ущерба уходит совсем другими путями.
И прощение тоже в этом смысле помогает далеко не всегда. Да, ты можешь отказаться от мести, от желания зла обидчику даже в мыслях. Это и будет христианским прощением. Но боль... она ведь от этого отказа тоже не исчезает.
Хотя люди часто считают признаком окончательного прощения именно исчезновение боли, причиненной обидчиком. Но эта боль может не утихнуть вообще никогда. И человек будет думать, что он не простил. Если это христианин, то будет винить себя за такое «непрощение». А вины-то никакой нет.
Потому что прощение ― отказ от мести, осознанное волевое решение не мстить, не желать зла по заповеди «...не мстите за себя, возлюбленные» (Рим 12:19).
Исцеление же ― отдельный процесс, который может вообще никогда не завершиться в этой, земной жизни. Волевым усилием тут ничего не решишь. Боль нужно лечить.
А еще в жестоких обидах из детства бывает много стыда и вины за то, что допустил такое, не смог себя защитить. Особенно, когда родители или другие значимые взрослые когда-то в трудных ситуациях вместо поддержки ругали за слабость-распущенность-глупость и тому подобное. Это их голоса, оставшиеся в эмоциональной памяти, десятилетиями продолжают так же обвинять тебя вопреки всякой очевидности.
И ты сам тоже присоединяешься к ним. И начинаешь стыдиться себя тогдашнего, слабого и нерешительного, сломавшегося под чужой злой волей. А иногда начинаешь даже ненавидеть себя.
Тогда ты словно бы отвергаешь этого ребенка, который не смог когда-то достойно противостоять насилию. Отворачиваешься от него со смесью отвращения и страха. И как будто бы говоришь ему: «Ты ― это не я. Уж со мной-то такого бы никогда не случилось. Не приближайся ко мне, опозоренное ничтожество!»
Но вся твоя боль именно здесь, вся твоя невыраженная злость на того, кто эту боль когда-то причинил именно тут, в этом отвергнутом, претерпевшем насилие ребенке.
И сколько ни пытайся простить и оправдать обидчика, пусть даже из самых высоких христианских побуждений, а ребенку, который живет в твоей эмоциональной памяти, по-прежнему будет больно и обидно.
И чем больше ты пытаешься подавлять эту боль и обиду, чем больше вытесняешь из памяти этого травмированного ребенка, тем сильнее он напоминает о себе, пытаясь достучаться до тебя уже через психосоматику, фобии и панические атаки.
Единственный путь к реальному избавлению от такой боли ― переключить внимание с обидчика на этого ребенка, перестать от него прятаться, стыдиться его. Дать ему сочувствие и поддержку, сказать, что больше не осуждаешь его за слабость и страх, что любишь и принимаешь его любым, даже таким вот: беспомощным, уязвимым, униженным и опозоренным. Потому что именно так принимает нас Бог.
Лишь отсюда, из этой точки встречи с собой, начинается исцеление и свобода от терзающих призраков прошлого. Потому что так ты восстанавливаешь свою целостность, возвращаешь себе свою отвергнутую часть. Потому что исцеление ― это восстановление целостности.