Религиозная жизнь Латинской Америки издавна славилась своей оригинальностью. В этом регионе католичество так и не смогло до конца вытеснить индейское язычество, причем само католичество, принесенное испанскими конкистадорами и иезуитами, часто несло на себе отпечаток европейских дохристианских верований. Местами к этой и без того гремучей смеси добавились элементы африканской культуры, в результате чего и возник тот причудливый синкретизм, которым пропитана вся латиноамериканская культура. Однако распределился этот синкретизм неодинаково: если в Мексике или Перу он наложился на мощную религиозную традицию доколумбовых империй инков и ацтеков, то в Южном конусе (Аргентина, Чили, Парагвай, Уругвай и юг Бразилии), где аборигенное население находилось на более низком уровне развития, а местам и вовсе было истреблено, вдохновение пришлось черпать в иных образах. Демоны и духи гуарани, благородные разбойники-гаучо, трогательные примеры материнской любви и самоотверженности — эти и многие другие образы составили своеобразный пантеон «народных святых» Южного конуса.
Сейчас уже многие из тех, кто интересуется историей и культурой Латинской Америки, знает о мексиканском культе Santa Muerte, «Святой Смерти», посвященном одноименному синкретическому божеству. Считается, что этот образ сформировался в реузультате синтеза ацтекских божеств смерти с традиционным европейским представлением о смерти как о «Мрачном Жнеце» — скелете в балахоне с косой. Данный культ, несмотря на его категорическое неприятие официальной католической церковью, получил достаточно широкое распространение как в самой Мексике, так и за ее пределами — в первую очередь в США. Но не все знают, что у «Святой Смерти» есть своего рода двойник на другом краю латиноамериканской ойкумены — в северной Аргентине, Парагвае и на юге Бразилии. Он именуется почти также, как и мексиканская «Святая Смерть», — Сан Ла Муэрте, — но в отличие от северного божества является сугубо мужским образом. Его именуют также Сеньор Де Ла Муэрте (Повелитель Смерти), Сеньор Де Ла Буэна Муэрте (Повелитель Доброй Смерти) и Сан-Эскелето (Святой Скелет), правда, последнее именование распространено в основном в Парагвае.
Фигуры могут вырезаться из кости, дерева или металла, причем предпочтение отдается таким особенным материалам, как свинец для пуль, кость последней фаланги пальца, кость умершего ребенка, дерево с надгробного распятия или с гроба недавно умершего человека.
Достоверного объяснения происхождения этого культа нет, хотя есть предположения, что он возник из почитания предков индейцев гуарани, включавшего в себя определенные ритуальные действия с костями мертвых. Предполагается и связь данного персонажа с инкскими божествами, такими как Супай, повелитель царства мертвых, и с европейским «Мрачным Жнецом». Как и мексиканская «Святая Смерть», аргентинский дух смерти почитается в общем контексте католической веры и рассматривается, как один из архангелов, хотя, как и в Мексике, официальная католическая церковь не признает этого «святого». Тем не менее у Сеньора Муэрте сложился определенный круг почитателей, которые возносят к нему молитвы и подношения: жгут свечи, подносят ценные предметы, алкоголь, сигареты, а порой даруют даже собственную кровь. Взамен поклонники ждут от Сан Ла Муэрте исполнения широкого спектра желаний: его просят о возвращении здоровья, удачи, помощи в любовных делах и азартных играх, снятия сглаза и защиты от колдовства. Как и мексиканская «Святая Смерть», Сеньор де ла Муэрте пользуется немалой популярностью в криминальных кругах: считается, что он может принести смерть врагам своих почитателей, защитить их от тюрьмы или, по крайней мере, сократить срок пребывания в ней. Также его просят о возвращении украденных вещей.
«В Парагвае насчитается около 40 тысяч поклонников Сан Ла Муэрте, — считает Николас Бенитес, основатель часовни Святой Смерти в парагвайском городе Ита. — Каждый кто приходит сюда оставляет ликеры, вина, виски, красные и белые свечи и прочие дары, а взамен находит любовь и понимание».
Хотя культ Сан Ла Муэрте не имеет особых «канонических дней», его поклонники считают особенными Страстную пятницу и День поминовения душ (или день мертвых). В Аргентине главным праздником скелетного святого считаются 14 или 15 августа. Другие же направления культа Сан ла Муэрте куда меньше связаны с христианством: на юге Бразилии, например, «Сеньора Смерть» обычно отождествляют с кем-то из ориша или эшу афробразильских культов, таких как кимбанда или макумба. Существуют и более радикальные интерпретации, связанные с тем, что принято именовать «Путем Левой Руки», связывающие «Сеньора Смерть» не только с индейскими богами смерти, но и с библейским Каином.
«Некоторые предания утверждают, что после совершения убийства, Каин направлялся черным вороном (А’араб Зарак — Ворон Рассеяния и Смерти), чтобы вырывать могилу, в которой Он посеял труп Его слабого брата Авеля, таким образом первый Жнец и Убийца также стал Первым Могильщиком и Богом Первого Могильного Холма (Первая Голгофа). Через это деяние было сформировано кровавое соглашение между Каином, флорой, которую Он оросил пролитой кровью Авеля, и почвой, в которой Он похоронил труп Его брата. Это проясняет, почему гвоздики и розы являются священными для Бога Смерти в Каинической линии практики. Согласно знаниям традиции, они — белые цветы невинности и невежества, которые Каин окрашивал красным, когда орошал их кровью Авеля. Также в этом контексте роль Каина как Первого Жнеца и Сеятеля Левой Стороны обретает свое истинное значение…» (L I B E R F A L X I F E R. Книга Жнеца Левой Стороны)
При всем своем региональном своеобразии культ Сан ла Муэрте, по сути, является не более чем местной вариацией куда более широкого образа — как мексиканской Санта Муэрте, так и иных схожих персонажей в разных частях Латинской Америки. Однако другие «народные святые» Южного конуса порождены уже чисто аргентинскими (и отчасти бразильскими и уругвайскими) реалиями. Одним из неотъемлемых элементов аргентинского общества еще на заре его становления стали гаучо — своего рода южноамериканские «ковбои», особая субэтническая группа, сложившаяся в результате браков испанских и португальских колонистов с индейскими женщинами. Основным занятием гаучо было пастушество и охота, но, учитывая вольную, полукочевую жизнь, которую вели эти пастухи, нередко им приписывали и менее благовидные занятия. В записях испанских колониальных властей XVIII века гаучо представлялись как скотокрады, грабители и контрабандисты. Как выразилась в своей работе «Исторический гаучо» американский культуролог Мэделин Уоллис Николс: «По сути гаучо того времени был колониальным бутлегером, чьим бизнесом была контрабандная торговля шкурами крупного рогатого скота. Его работа была в высшей степени незаконной; его характер прискорбно предосудительным; его социальное положение чрезвычайно низким».
Однако, как часто бывает с подобными общностями, образ гаучо как «благородного разбойника» со временем стал романтизироваться. Особенно сильно это проявилось в годы аргентинских и в целом латиноамериканских войн за независимость, в которых активно участвовали гаучо. Испанский генерал Гарсиа Гамба, сражавшийся против одного из героев аргентинской войны за независимость Мартина Гуэмеса, так отозвался об этих «пастухах-разбойниках»:
«Гаучо были людьми, хорошо знавшими страну, конными и вооруженными. <…> Они приближались к отряду с такой уверенностью, расслабленностью и хладнокровием, что вызывали большое восхищение у европейских военных, которые впервые видели этих необыкновенных всадников».
Поскольку само слово «гаучо» считалось оскорблением, испанские роялисты пренебрежительно именовали так всех борцов за независимость. Однако это возымело лишь обратный эффект: тот же Мартин Гуэмес с гордостью называл своих солдат «моими гаучо». На заре становления независимой Аргентины образ гаучо стал неотъемлемой частью национальной идентичности, что впоследствии отразилось во многих произведениях культуры. Неудивительно, что иные из этих «пастухов-разбойников» стали стихийно «канонизироваться», превращаясь в «народных святых», не признанных католической церковью, но почитаемых в той или иной местности.
Одним из таких персонажей стал Гаучито Хиль, «святой бедняков». Предполагается, что его образ вдохновлен реальным гаучо Антонио Плутарко Крус Мамерто Хиль Нуньесо, существование которого достоверно не задокументировано. По легенде, «Маленький гаучо Хиль» родился в 1840-х годах недалеко от нынешнего города Мерседес в провинции Корриентес. Версии его дальнейшего жизненного пути расходятся: по одним легендам, он поссорился с командиром местного гарнизона из-за любви к его дочери, за которой ухаживал начальник местной полиции. В итоге Хиль покинул город и подался в гаучо. По другой версии, он был призван на Парагвайскую войну, где Тройственный союз Аргентины, Бразилии и Уругвая сражался против парагвайского диктатора Франциско Лопеса. Однако вскоре Хиль дезертировал, так как ночью ему приснился Бог, запретивший ему убивать невинных людей. Еще одна версия также называет Хиля дезертиром, но не с Парагвайской войны, а с последовавшими за ней аргентинскими междоусобицами «унитаристов» и «федералистов».
Перед смертью Хиль заявил своему палачу, что придя домой тот обнаружит сына очень больным, но его можно будет спасти, если палач помолиться о заступничестве Хиля. После того как это предсказание сбылось, благодарный палач вернулся на место казни, похоронил Хиля и воздвиг крест из того самого дерева на котором повесили «маленького гаучо». Так было положено начало культу этого «народного святого».
Как и прочие «народные святые» Гаучито Хиль получил широкий спектр «обязанностей»: его просят о здоровье, удачи в делах и любви, часто к нему обращаются за помощью преступники и, конечно же, гаучо. Обычно Гаучито изображается стоящим перед красным крестом (красный — символ федералистов), одетым в синюю рубашку и красную бандану, с болас в руке. Долгое время он почитался в основном в родной провинции Карриентос, оставаясь «местночтимым святым», однако в 1990-е годы его культ стал распространятся по всей стране, включая и столичный регион, когда в Буэнос-Айрес в поисках работы прибыло множество людей из провинции. В те годы в Аргентине президентом был Карлос Менем, проводивший неолиберальную экономическую политику, которая вызывала неприязнь у многих аргентинцев, так что рост популярности культа «благородного разбойника» мог быть своеобразной формой протеста. Распространению культа по всей стране в немалой степени способствовали водители-дальнобойщики, установившие множество придорожных святынь, украшенных красными тряпками.
Главное же святилище Гаучито Хиля расположено в восьми километрах от города Мерседес, на месте предполагаемой смерти «святого». Там расположен пустой мавзолей, украшенный 50 тысячами мемориальных досок, здесь зажигаются свечи в его честь, совершаются подношения в виде цветов, красных лент, плащов-пончо, четок, сигар и алкоголя. Всего святилище принимает более 250 тысяч паломников в год, а главным праздником Гаучито Хиля считается 8 января.
По данным на 2019 год, около 23% аргентинцев считали себя приверженцами Гаучито Хиля. Его святилища распространены по всей стране и за ее пределами — в Чили, Боливии, Парагвае, Уругвае и даже в Испании. И хотя Гаучито Хиль не был канонизирован католической церковью, широкое распространение его культа заставляет иных священнослужителей более внимательно относиться к этому «народному святому». Священники церкви в Мерседесе проводят мессу в день Гаучито Хиля в местной церкви Богоматери Милосердия, его почитание было признано в аргентинской епархии Гойя. Как выразился епископ Гойи Рикардо Файфер в своем послании 2012 года:
«Прежде всего, Крест Хиля — это место и событие, куда тысячи крещеных людей приходят помолиться. Я хочу быть с вами, я сопровождаю вас и благословляю усилия и жертвы, которые вы приносите, чтобы так выразить свою веру. В этой преданности мы продолжаем культ, который христианская традиция с древних времен воздавала своим верным умершим. Также не забывайте, что каждый раз, когда христианин крестится, возлагая крест на свое тело, или когда он прикасается к кресту, принимая благодать, он исповедует свою веру в распятого и воскресшего Иисуса Христа. То же происходит, когда мы зажигаем свечу будь то у семейного алтаря, на кладбище или у Креста Хиля».
Гаучито Хиль — не единственный «благородный разбойник», ставший «народным святым» в Аргентине и близлежащих странах. Кроме него посмертного почитания удостоился, например, Хосе де лос Сантос Гуаяма — «человек, который умирал девять раз». Он был одним из лидеров так называемого восстания Лагунеро, произошедшего в труднодоступной болотистой местности в западной части Аргентины. Как и Гаучито Хиль, Сантос Гуаяма славился как «благородный разбойник», что «отбирал деньги у богатых и дарил бедным». Согласно легендам, враги Гуаямы неоднократно заявляли о его смерти, но всякий раз эти слухи оказывались ложными, откуда и пошло прозвище о «человеке, умиравшем девять раз». Когда же в 1879 году Гуаяма был убит окончательно, оставшиеся последователи посчитали его святым, приписывая неугомонному гаучо посмертные явления и чудеса, причем в некоторых местах его почитание сохраняется до сих пор. Ему также приписывали дружбу с Хосе Габриэлем Брочеро, которого также называют «священником-гаучо», официально канонизированным папой Франциском в 2016 году.
Имелись в Аргентине и другие «благородные разбойники», ставшие после смерти «народными святыми»: Базан Фриас, Хуан Баутиста Байролетто, Мате Косидо и другие. Все они якобы грабили только богатых и помогали бедным, за что и удостаивались посмертного почитания. Иные из этих «аргентинских Робин Гудов» при жизни увлекались анархизмом, что добавляло в их биографию социальности. Так, почитатели Хуана Байролетто (на самом деле Байролетти — он имел итальянские корни) по сей день возносят на кладбище, где похоронен этот «герой», молитву следующего содержания: «Друг Байролето, верный товарищ, не забывай нас, помоги нам, таково желание тех бедняков, которым ты отдал свое сердце».
Еще один «народный герой» XIX века — гаучо Антонио Мария, особенно почитаемый 3 мая. Как и в случае с другими подобными персонажами, легенда о нем включает в себя контрастные версии, представляя Антонию Марию то как просветленного человека, творившего чудеса, то как опасного бандита с мистическими заблуждениями. Жизнь Антонио буквально перевернулась с ног на голову, когда лодка, которой он управлял на реке Парана, опрокинулась посреди шторма. Гаучо вышел из этого происшествия живым и с убеждением, что Бог спас его, чтобы он мог посвятить себя добрым делам. Именно так гаучо Антонио Мария в позитивных версиях своей истории начал лечить и помогать бедным. Его недоброжелатели, напротив, утверждают, что он решил поселиться на островке в устье реки, чтобы уберечься от полицейских преследований. Согласно иным версиям легенды, на этом острове Антонио Мария убил свою беременную подругу, что вызвало негодование населения, а впоследствии привело его к смерти от рук полиции в 1840 году. Тем не менее вполне себе действующим остается святилище Гаучо Марии: здесь даже сохранилось дерево, под которым, как полагают, будущий «народный святой» произносил молитвы и испытывал мистические озарения. Голубой цвет, с которым его ассоциируют, отсылает к традиционным цветам либеральной партии Корриентеса.
Гаучо чилийского происхождения Хуан Франсиско Кубильос (1868–1895) смог избежать полицейских преследований с помощью бедняков провинции Мендоса, но был убит полицейским агентом во время сна. У него есть два святилища: в руинах шахты Парамиллос в деревне Успалльята, где он был убит, и на кладбище в Мендосе, где находится его могила. А в городе Роусон, в Сан-Хуане, находится могила еще одного гаучо, Хосе Долорес Кордовы, куда приходят паломники, ищущие его благосклонности. Гаучо Хосе Долорес еще при жизни был известен своими целительными способностями. Полицейские обвинили Хосе Долорес в краже и убили его 2 ноября 1858 года на том самом месте, где сегодня собираются его почитатели.
Среди «святых разбойников» нашлось место и женщине. Мартина Чапанай была дочерью индейского вождя Амбросио Чапаная и креолки Мерседес Гонсалес. Еще в подростковом возрасте Мартина отличилась как великолепная наездница и охотница, а также умелый пловец. Вскоре она сбежала из дома, разбойничала вместе с главарями разных банд и, как водится, «отнимала деньги у богатых и раздавала их бедным». Она же приняла участие и в Аргентинской войне за независимость и в последовавших за ней гражданских войнах. Мартина прославилась как непревзойденный следопыт с «орлиным зрением, необыкновенной памятью и слухом». После поражения федералистов под командованием губернатора Факундо Кироги, за которого воевала Мартина, она получила помилование и чин сержант-майора, после чего вернулась в родную провинцию, где и умерла около 1874 года. О ее смерти ходят разные версии, но чаще всего ее связывают с местным животным миром: от укуса змеи или нападения пумы. Местный священник Эласио Бустильос установил белое надгробие без каких-либо надписей, «поскольку все знают, кто там». Скромная гробница Мартины стала центром ее культа в городе Могна, аргентинского департамента Хачаль. Сообщалось, что земляки искали у легендарной воительницы помощи и совета, приписывали Мартине таинственные дарования и дар прорицания. И по сей день местные жители обращаются к ней с разными просьбами, например помочь разыскать заблудившуюся скотину.
Гражданские войны в Аргентине породили множество легенд, в том числе и связанных с «народными святыми». Об этом говорит и история Деолинды Корреа, ставшей ярким примером материнской любви, преодолевшей смерть. Согласно этой легенде, в 1840 году муж Деолинды был насильно завербован на войну одной из враждующих сторон. Во время боев он заболел и его бросили собственные товарищи. Деолинда, пытаясь добраться до больного мужа, взяла новорожденного ребенка и отправилась на поиски, которые привели ее в пустыню в провинции Сан-Хуан. Когда у нее закончились вода и припасы, женщина скончалась, а через несколько дней ее тело нашли гаучо, перегонявшие скот. Пораженные пастухи увидели, что ребенок Деолинды все еще жив, питаясь неиссякаемым молоком из ее груди. Гаучо похоронили женщину в современном городе Вальесито в штате Сан-Хуан и забрали с собой ее ребенка.
Вскоре после того, как история Деолинды Корреа стала широко известна, жители близлежащих районов стали посещать ее могилу, возле которой со временем сформировалось святилище «народной святой». Умершая получила прозвание Дифунта Корреа («Покойница Корреа»). Утверждалось, что она способна творить чудеса, первым из которых стало спасение ее ребенка. Считается, что первую глинобитную часовню построил некий Зебаллос, погонщик мулов, у которого разбежался скот во время перегонки в Чили. Воззвав к Корреа, погонщик снова смог собрать животных. Дальнейшему распространению культа способствовали сначала скотоводы-гаучо, а потом и водители-дальнобойщики, создававшие придорожные святыни на дорогах по всей стране. У этих святилищ часто оставляют бутылки с водой, чтобы утолить вечную жажду Дифунты Корреа. Как и большинство «народных святых», культ «Покойницы Корреа» зародился в северных провинциях Аргентины, однако со временем он распространился на юг вместе с переселенцами-северянами
В самой главной часовне на вершине холма находится статуя Дифунты Корреа, лежащей лицом к небу с ребенком на руках. Почитатели святой посещают святилище круглый год, однако особенно много их приходится на Пасху или в День поминовения душ (2 ноября), когда возле святилища может собираться до 200 тысяч поклонников.
Схожая история привела к появлению и еще одного «народного святого»: Мигель Анхель Гайтан, также известный как «Эль Анджелито Милагросо» ( «Маленький ангел — Чудо-ребенок»), был аргентинским мальчиком, который в 1967 году умер от менингита не прожив и года. После смерти его тело оставалось нетленным, что выяснилось спустя семь лет, после того, как его могилу разрушила буря. После неоднократных неудачных попыток похоронить его вновь, было решено, что гроб «маленького ангела» должен всегда оставаться на виду.
К тому времени уже распространились истории о чудесах близ могилы «Чудо-ребенка» и его поместили в гроб со стеклянной крышкой, ставший объектом почитания в очередном культе. Вокруг гроба сформировался небольшой пантеон, полный игрушек, ученических папок, машинок, велосипедов, пластиковых цветов, мишек, металлических и керамических тарелок в форме сердца или с изображением ангелочков, голубых и белых ленточек, фотографий, значков. Временами, как утверждается, ночью игрушки оказываются разбросаны по полу, потому что маленький святой играл с ними. Здесь же оставляются и надписи от благодарных почитателей: «Спасибо, что сделал меня чемпионом по каратэ»; «За то, что я получил 10 баллов на экзамене» и так далее.
Среди «народных святых» встречаются и более традиционные для христианства образы: такие как Сан-Бальтазар, почитаемый в северо-восточной Аргентине, южной Бразилии, Парагвае и Уругвае. Этот образ, восходящий корнями к вполне каноничному Бальтазару, одному из волхвов, пришедших поклониться новорожденному Иисусу, в местных условиях впитал в себя ритуальные практики как индейцев гуарани, так и афробразильского населения, потомков чернокожих рабов. Собственно, и сам Сан-Бальтазар изображается чернокожим. Почитание его включает ритуальные танцы и игру на барабанах в чисто африканском стиле. День святого Бальтазара отмечается 6 января и включает разного рода религиозные действа, ритуальные подношения и музыкальные фестивали с песнями и танцами.
Мир «народных святых» в странах Южного конуса широк и многообразен: от совершенно рядовых жителей до видных деятелей политики или культуры этих стран. В Аргентине, например, народными святыми считались популярная певица Джильда, Эвита Перон, жена президента Хуана Перона, знаменитый революционер Эрнесто Че Гевара, футболист Диего Марадонна. Культ «народных святых» часто становился ответом на социальные и политические вызовы, которыми так богата история Аргентины и соседних стран, так что есть все основания полагать, что подобные персонажи и дальше останутся важной частью духовной жизни региона.
