20 августа скончался Лев Дуров (1931 – 2015), чья жизнь и судьба оказалась плотно связана с режиссером Анатолием Эфросом (1925 – 1987).
Как сказал Дуров: «Мы с Эфросом проработали вместе двадцать семь лет. И почти не было такого спектакля, который он сделал бы без меня».
Почему же вдова Эфроса Наталья Крымова в буквальном смысле слова прогнала Дурова от гроба мужа? Почему за актером до самых последних дней тянулся шлейф предательства Учителя?
Что случилось?
Выпускник Школы-студии МХАТ Лев Дуров в 1954 пришел работать в Центральный детский театр, где и встретил Эфроса. Уже в 1959 году Эфрос делает любимого актера ассистентом режиссера. Вместе они выпускают такой хит как «Друг мой, Колька!».
При этом, Дуров акцентирует: «Мы никогда с ним друзьями не были. Я всегда относился к нему как ученик к учителю, как к мэтру».
Ряд источников пишет, что Эфрос, уходя из Центрального детского театра в «Ленком», забрал с собой Дурова. Однако, все было прямо наоборот, это Дуров ушел в «Ленком» и продавил приход туда Эфроса. В «Ленкоме» пара проработала с 1963 по 1967 годы.
Из «Ленкома» Эфроса выжили и здесь надо послушать не только людей сюсюкающих о его таланте.
Ибо даже ученики режиссера, смотрящие ему в рот, признают, что «Эфрос был никаким худруком» (Александр Ширвиндт). Он не умел соблюдать баланс поверхностного дружелюбия, конфликтуя с актерами (даже нужными ему) вплоть до разрыва. Был мнительным, не терпел конкуренции. В отличие от Юрия Любимова, плохо разбирался в политике министерства культуры. Единственное, что Эфрос усвоил, - за современный материал лучше не браться, но даже «Три сестры» поставил, не учитывая интересы государственного театра МХАТа, отчего его, собственно, и попросили из «Ленкома».
Эфроса перевели в театр на Малой Бронной рядовым режиссером. Он попал под начало главрежа Бориса Дунаева и пусть не сразу, но нашел с ним компромисс.
Из «Ленкома» Эфросу разрешили забрать десять актеров. Среди прочих он забрал Дурова, Геннадия Сайфулина, Александра Ширвиндта, Михаила Державина, Ольгу Яковлеву, Валентина Гафта.
Работа на Бронной стала звездным часом Эфроса и периодом истинного расцвета Льва Дурова. В спектаклях Эфроса Дуров играл Тибальда («Ромео и Джульетта)», Сганареля («Дон Жуан» Мольера), Яго («Отелло»), Лепорелло («Продолжение Дон Жуана» Радзинского — "Вот в чем для меня заключен основной момент раздражения к Эфросу..." Олег Даль vs. Анатолий Эфрос).
Параллельно Дуров заканчивает режиссерские курсы и начинает ставить спектакли независимо от Эфроса (тот ведь не главреж, мы помним, да). И хотя спектакли Дурова и Эфроса идут как бы параллельно (ученик берет материал современный, выпуская «Обвинительное заключение» Думбадзе, «Занавески» Ворфоломеева, «Жестокие игры» Арбузова), у учителя все равно проскальзывает недовольство.
Дуров говорил:
«А как только я стал самостоятельно ставить спектакли, самым строгим оппонентом по режиссуре стал Анатолий Васильевич Эфрос. Мой первый самостоятельный спектакль «Занавески» почему-то Анатолию Васильевичу не понравился, хотя, поверьте мне, спектакль был неплохой и шел в течение десяти лет».
Не терпящий конкуренции Эфрос вполне простодушно удивлялся:
«Я понимаю Михаила Александровича Ульянова, он ставит спектакли в Вахтанговском, потому что его не устраивает режиссура его главного режиссера. Но зачем ставит спектакли Лева? Его что, моя режиссура не устраивает?».
Доходило и до прямых столкновений. Дуров вспоминал, что мольеровского «Дон Жуана» репетировали два состава: Михаил Козаков и Николай Волков шли на главную роль, а Каневский с Дуровым претендовали на роль слуги Дон Жуана. Эфрос склонялся к версиям Козакова и Дурова, сам же Дуров видел своим партнером Волкова. Он пригласил того к совместной репетиции.
«Эфрос тут же понял, что Колю привел я. И понял, что сейчас опять начнется мучительный процесс. Дальше — мы с Колей репетируем, Эфрос кричит: «Стоп. В гримуборную». После очередного «стоп» я за кулисы не пошел и сказал: «Вы нам не даете с Колей пройти ничего, но мы должны же пройти хотя бы акт». — «Значит, я виноват, что вы не можете...» И вдруг он побежал к сцене, кулаком стал бить и закричал: «Самостоятельности захотел!». Я ему: «Анатолий Васильевич, ну зачем же вы так? Вы сами прекрасно понимаете, когда вы в зале, а я на сцене — вы маэстро, я щенок. Но мы тоже люди, и дайте нам возможность пройти». — «Все! Перерыв!» — и выскочил».
По общему мнению, в конце 1970-ых Эфрос начинает терять связь со зрителями, выпустив неудачные версии «Мертвых душ» (инсценировка называлась «Дорога») и новую версию «Трех сестер». Внутри труппы нарастает напряжение. Все чаще Эфрос ставит в других театрах.
На фоне этого напряжения на Бронную приходит новый директор Илья Коган, бывший МУРовец, служивший под началом Ильи Шейнина (АВТОР "ЗАПИСОК СЛЕДОВАТЕЛЯ"). Этот Коган досидит в своем кресле до 2007 года, переиграв в интригах таких главрежей как Сергей Женовач, Андрей Житинкин, Леонид Трушкин, да и сам Лев Дуров.
Но первой его жертвой стал Эфрос.
Здесь надо сказать, что основной удар Коган готовил против главрежа Бориса Дунаева, просто Эфрос взял сторону последнего. Скооперировавшись с Дунаевым он пошел в Управление культуры, где выдвинул ультиматум невозможности совместной работы с Коганом. Коган же сделал ставку на актеров и в Управление полетело встречное письмо, где говорилось, что невозможно работать с Дунаевым. В письме том сверкали подписями два весомых имени: Лев Дуров и Леонид Броневой.
Но почему Дуров пошел против учителя?
Ведь Эфрос недвусмысленно давал понять, - вслед за Дунаевым уйдет и он?
По мнению Ольги Яковлевой: «Дурову была обещана режиссура в театре, Броневому - еще более звездные роли».
Екатерина Дурова и Геннадий Сайфулин выводят обиду Дурова из-за неполучения главной роли в спектакле «Наполеон Первый». Дуров претендовал на роль Наполеона, а Эфрос пригласил на нее из чужого театра Михаила Ульянова.
Сайфулин говорил: «Когда случилась история с Эфросом, делили одну гримерную. Я ему все высказал и перешел в другую гримерную. Лева ответил: «Не думай, что ты уколол меня в самое сердце». Тем не менее мы перестали здороваться».
Сам Дуров так оценивал происходящую вокруг этой пьесы возню:
«В это время у меня была некая инерция, так скажем, ведущих ролей. В это время он ставит «Наполеона». И подходит ко мне Ольга Яковлева: «Только ты не вздумай от чего-то отказываться». — «В каком смысле?» — не понял я. «От маленькой роли, не будь дураком». — «А почему вы мне это говорите? Еще нет распределения». А в это время я уже начал репетировать «Обвинительное заключение». И я написал заявление: «Прошу не занимать меня как актера, потому что я ставлю такой-то спектакль». А Эфрос это принял как мое нежелание работать с ним. И хотя это только совпадение: мое нежелание играть и эпизод с просьбой не занимать меня. Я не имел права это делать. Вот это моя вина. Если бы меня Эфрос позвал и сказал: «Мне нужно, чтобы ты сыграл», — тогда я бы играл. А когда кто-то со стороны... Меня еще это вздрючило. И я после этого моментально, дурак, написал заявление. Конечно, я не имел права это делать».
А вообще позиция Дурова по поводу ухода Эфроса совпадает с версией директора Когана.
Коган говорил:
«После неудач с последними спектаклями он (Эфрос, - прим. авт.) озлился на всех - из-за того, что у него что-то не выходило, а кто-то вел себя неправильно... В Вильнюсе построили новый театр и хотели, чтоб он открылся нашими спектаклями. И перед самым началом гастролей в одной из литовских газет выходит интервью Эфроса - он поносит театр и называет труппу расстроенной балалайкой».
А вот Дуров:
«Мне кажется, что произошла некая путаница и глупость. Ведь недаром он в интервью, кажется, последнем, говорил: «Я бы с удовольствием вернулся на Малую Бронную, помирился бы с ребятами». Никто с ним и не ссорился. Если вы посмотрите стенограммы всех собраний, то увидите, что это все легенды, в адрес Эфроса не было сказано ни одного дурного слова. Ни одного! (Формально верно, костерили Дунаева. Но ведь сознавая, что за ним уйдет Эфрос! - прим. авт.)
Там, я так думаю, произошла такая штука: у него были неудачные вторые «Три сестры» и «Дорога». И у меня такое впечатление, что Анатолий Васильевич стал немножко нервничать. И еще он сделал одну вещь: мы приехали в Вильнюс на гастроли, меня встретил артист Масюлис. Он говорит: «Зачем Анатолий Васильевич дал интервью к вашим гастролям, где сказал: «У меня труппа состоит или из возомнивших себя гениями, или из расстроенных балалаек»? Я жутко расстроился. Я не мог это принять на свой счет, потому что я никогда не мнил себя гением, никогда не был расстроенной балалайкой»
Конец известен.
Эфрос получил предложение возглавить театр на Таганке и принял его.
К чему это привело мы уже говорили ("И ГДЕ ВСЯ МОЯ ПРАВОТА?", — ЗА ЧТО СЧИТАЛ СЕБЯ НАКАЗАННЫМ БОЛЕЗНЬЮ ЛЕОНИД ФИЛАТОВ).
