«Бомба взорвалась на высоте 580 метров. Всего за долю секунды там сформировался пузырь раскаленного газа диаметром в 400 метров и с мощнейшим излучением. За считанные мгновения температура поднялась до 4 тысяч градусов. По земле уже пошел огонь. Взрывная волна распылила все в округе, породив ветер скоростью 800 км/ч. Затем в небо на высоту в несколько километров поднялся гриб из пыли и всевозможных обломков», – историк Дидье Ле Фюр.
«Я увидела в чистом голубом небе сияние. Мне было интересно, что это такое. Чем мощнее становился свет, тем больше становилось и сияние. А затем была вспышка, причем гораздо более мощная, чем те, которые используют фотографы… Мои уши пронзил ужасный шум, а здания вокруг меня начали рушиться», – вспоминала Тэко Терамаэ, которая находилась в 500 метрах от эпицентра взрыва.
«Недалеко от места разрыва стоит обгорелый остов трамвая. Если смотреть издали, то внутри трамвая стоят люди. Если подойти поближе, то можно видеть, что это трупы. Луч новой бомбы попал на трамвай и вместе со взрывной волной сделал свое дело.
Те, кто сидел на лавочках, остались в том же виде, те, кто стоял – повисли на ремешках, за которые держались во время хода трамвая», – писал журналист японской газеты, приехавший на место трагедии.
Бомба была сброшена на Хиросиму 6 августа в 8:15 утра. Стрелки почти всех часов в городе остановились в этот момент. 9 августа ядерной атаке подвергся другой японский город – Нагасаки. В Хиросиме погибли 140 тысяч человек, в Нагасаки – 74 тысячи. Подавляющее большинство жертв были мирными жителями.
Программа по разработке ядерного оружия вошла в историю как «Манхэттенский проект». Руководил ею физик Роберт Оппенгеймер. Первый экспериментальный взрыв провели в пустыне штата Нью-Мексико 16 июля 1945 года. После этого были утверждены объекты для бомбардировки в Японии.
Одним из критериев отбора была «зрелищность», «чтобы мощность оружия получила международное признание, когда материалы о нем поступят в прессу».
По словам историков, причины бомбардировки были прежде всего политическими. Япония уже не была способна сопротивляться. Но США любой ценой хотели добиться ее капитуляции до вступления СССР в войну на Дальнем Востоке. Кроме того, им нужен был повод продемонстрировать всему миру, каким оружием они обладают.
Хиросима и Нагасаки не имели большого значения с военной точки зрения, отмечает востоковед Анатолий Иванько. В Хиросиме находился пункт сбора новобранцев и резервистов, а в Нагасаки была дополнительная верфь для ремонта кораблей.
«Результаты бомбардировки превосходят все ожидания», – передал на базу пилот самолета, спросившего бомбу. Как позднее показала аэрофотосъемка, после взрыва на площади около 12 кв. км 60% зданий было превращено в пыль, остальные разрушены.
«Когда я очнулась, было темно. Мне показалось, что наступила ночь. Город после взрыва был раздавлен. Казалось, что чья-то огромная нога наступила на него и раздавила. Потом начали вспыхивать пожары на развалинах. Чтобы спастись от пожара, приходилось бежать по трупам – некоторые улицы были заполнены трупами», – вспоминает Кэйко Огура, которой в августе 1945 года было 8 лет.
«После ожогов у людей облезала кожа вместе с мясом, – продолжает она. – Им было больно опустить руки, и люди ходили, вытянув их вперед, как призраки, а с рук свисали лохмотья кожи.
Везде стоял запах горелых волос. У многих были видны внутренности. Казалось, что человек что-то держит у живота, а это были внутренности».
«На мосту Минеки я увидел толпу израненных, истерзанных людей. Волосы их были опалены, кожа на руках и лицах стекала, словно оплавленная. Одежда их сгорела и, несмотря на немыслимые страдания, они старались прикрыть свои обгоревшие обнаженные тела. Несколько полицейских и солдат пытались оказать пострадавшим первую помощь, смазывая их раны растительным маслом.
Я понимал, что как фотограф-профессионал должен снимать все это. Я нацелил объектив на людей и не мог нажать кнопку <…> Моя редакция была полностью сожжена. В городском бассейне вода от взрыва испарилась, на дне лежали шесть обугленных тел. Я не мог работать, не мог снимать. Только к пяти вечера я пришел в себя и сделал еще несколько кадров», – вспоминает журналист, работавший в газете «Тюгоку сембун».
«Пострадавшие, пившие воду, или обмывавшиеся водой в районе падения бомбы в день ее разрыва, моментально умирали. В течение 10 дней после разрыва бомбы там опасно было работать», – рассказывал японский врач.
Жажда была сильнее боли, вспоминает другой врач, Мичихико Хачия. Он отдыхал дома после ночной смены, когда увидел мощную вспышку света. Выбравшись в сад из разрушенного дома, он обнаружил, что «абсолютно гол» и покрыт ранами. «В шею попал большой осколок стекла. Я вытащил его и с отстраненным видом оказавшегося в шоковом состоянии человека рассматривал свою окровавленную руку», – вспоминает он.
Добираясь до больницы, он дважды терял сознание. Его прооперировали. Вскоре больница тоже сгорела.
«Восходящие потоки горячего воздуха стали так сильны, что сорванные с крыш цинковые листы начали крутиться и свистеть», – пишет врач.
Несмотря на свое тяжелое состояние, Мичихико Хачия руководил организацией медицинского центра под открытым небом.
«Мы провели одну ночь в бамбуковой роще. Многие приходили туда, чтоб укрыться. Их всех тошнило, – рассказывает женщина, которой во время бомбардировки было 15 лет. – Они все хотели выпить воды.
Но, поскольку говорилось, что вода может убить раненых, я не давала им никакой воды, что было безжалостно с моей стороны. Мне было очень горько. Когда я обнаружила их мертвыми, я раскаялась – я должна была дать им немного воды».
«Хиросима стал районом, в котором отныне 75 лет не смогут жить ни люди, ни животные. Такие действия, как посылка экспертов в этот район, равносильны самоубийству», – объявляло американское радио.
Японские врачи пытались осмыслить данные своих наблюдений: «Лица, находившиеся за стеклянными окнами, были ранены от действия взрывной волны, однако ожогов не получили <…> Одежда белого цвета не сгорела, однако у лиц, одетых в платье черного цвета или защитного цвета, эта одежда сгорела. На станции сгорели черные буквы расписания поездов, в то время как белая бумага не пострадала.
Три человека, которые находились в железобетонном здании, расположенном в месте взрыва, и держали в руках алюминиевые тарелки, получили очень сильные ожоги рук, в то время как никаких повреждений других частей тела не было».
«Большинство раненых пострадало от ожогов, тем не менее, эти ожоги не являются обычными: от них разрушаются кровяные шарики из-за особого действия урана. Люди, получившие такого рода ожоги, постепенно умирают», – писала японская газета.
«В реке с чистой водой у рыб были сожжены спины», «погибают даже кроты и черви в земле», рассказывали другие СМИ.
«Мы разговорились с двумя японскими студентами, – сообщали сотрудники советского посольства. – Они нам рассказали, что одна девушка, родственница одного из них, через несколько дней после разрыва бомбы поехала в Хиросиму узнать о своих близких… 25 августа она заболела, а через два дня умерла».
Шестнадцатилетний Сумитэру Танигути развозил почту на велосипеде. Взрывной волной его сбросило на землю, он получил тяжелые ожоги. «Мне удалось дойти до завода по производству боеприпасов, который располагался в подземном тоннеле. Там я встретил женщину, и она помогла отрезать мне куски кожи на руках и кое-как перебинтоваться, – вспоминал он. <…>
В первые годы после бомбардировки я не мог даже пошевелиться. Боль была невыносимой. Я часто кричал: «Убейте меня!»
Врачи же делали все, чтобы я мог жить. Я помню, как они каждый день повторяли, что я жив». Он перенес 10 операций, а лечение продолжалось до 1960 года.
«Больная была очень здоровой женщиной лет около 30. <…> При обвале дома она получила легкое ранение в спину, ни ожогов, ни переломов. После ранения больная сама села в поезд и возвратилась в Токио, – пишет врач, который не смог спасти молодую артистку. – После прибытия в Токио слабость с каждым днем увеличивалась».
Исследование крови показало «недостаток белых кровяных телец», у пациентки начали выпадать волосы, а ссадина на спине воспалилась. Ей было сделано переливание крови, тем не менее, она умерла на 19 день после ранения. Вскрытие показало значительные повреждения костного мозга, печени, селезенки, почек и лимфатических сосудов.
Когда стало известно о результатах применения ядерного оружия, Роберт Оппенгеймер сказал Гарри Трумэну, что после бомбардировки он и его коллеги по «Манхэттенскому проекту» ощущают «кровь на своих руках». Президент ответил: «Ничего, это легко смывается водой».
Трумэн до конца жизни был уверен в правильности решения бомбить Хиросиму и Нагасаки.
Об этом рассказывал его внук, Клифтон Трумэн Дэниел. Он тоже считал, что дедушка действовал «из лучших побуждений».
Пилотом бомбардировщика Boeing B-29, сбросившего атомную бомбу на Хиросиму, был полковник Пол Тиббетс. Он командовал 509 авиагруппой, базировавшейся на острове Тиниан в Тихом океане. Свой самолет полковник назвал в честь матери – «Энола Гэй».
Пол Тиббетс никогда не сожалел о нанесении ядерного удара по городу, он заявлял о готовности сделать это еще раз, если потребуется.
Правительству США однажды пришлось приносить извинения Японии за организованное Тиббетсом авиашоу: постановку бомбардировки Хиросимы в Техасе.
Всего в составе экипажа «Энолы Гэй» были 12 человек, кроме того, в операции участвовали еще шесть самолетов сопровождения.
Психика пострадала только у члена экипажа одного из вспомогательных самолетов. Летчик Клод Роберт Изерли сошел с ума.
Заболевание, связанное с применением оружия массового поражения, было названо в его честь – «комплекс Изерли».
«Железнодорожная станция и город уничтожены в такой степени, что негде даже было укрыться от дождя. Начальник станции и его сотрудники приютились в наскоро сколоченном сарае. Город представляет собой выжженную равнину с возвышающимися 15-20 остовами железобетонных зданий», – говорилось в сообщении работников советского посольства, посетивших Хиросиму 14 сентября.
«На станции Хиросима, считавшейся одной из лучших станций района Цюгоку, нет ничего, только рельсы блестят в лунном свете. Пришлось переночевать в поле перед станцией; ночь была жаркая и душная, но ни одного комара не было заметно. На следующее утро осматривали картофельное поле… На поле нет ни листа, ни травки.
В центре города остались только остовы крупных железобетонных зданий универмага Фукуя, отделений банков – Ниппон Гинко, Сумитомо Гинко, редакция газеты «Тюгоку Симбун». Остальные дома превратились в груды черепицы», – писал японский журналист.
Офицер, которого отправили из Токио выяснить ситуацию в Хиросиме в первые дни после взрыва, вспоминал : «В то время я уже привык к виду последствий воздушных бомбардировок, но увиденное мною в тот день не имело с этим ничего общего.
Первым поразившим меня было то, что в простиравшихся перед моими глазами развалинах уже больше не было улиц. При обычных налетах после бомбардировки всегда можно было различить улицы, но в Хиросиме все было снесено, и засыпанные обломками улицы уже ничем не выделялись среди развалин».
«Ненависти не было. Страх, ужас и шок были самыми сильными чувствами, они вытесняли все остальное. А потом самым главным стало просто выжить. Просто найти еду и одежду», – вспоминает Кэйко Огура.
На фоне такой трагедии были невозможны мысли о мести, «мы столкнулись с силой, против которой были бессильны», – говорит о случившемся Сунао Цубои, в 1945 году он был студентом.
«То, что я наблюдала десятилетиями после бомбардировки – это ужасно. Я видела людей, чьи лица были изуродованы, я видела, как мои родственники мучились и умирали», – говорит Амиоке Гэто, ей было 4 года во время взрыва.
Людей, пострадавших от атомной бомбардировки, в Японии называют «хибакуся». В первые годы государство не оказывало им никакой помощи.
«Была жестокая дискриминация. Те, у кого остались келоидные рубцы от ожогов, не могли пойти в общественную баню, чтобы не выдать себя. Сколько было случаев, когда родители жениха или невесты расторгали помолвку из-за того, что будущий супруг был облученный», – рассказывает Кэйко Огура.
«Хибакуся» было трудно найти работу, так как все знали, что у пострадавших высокая утомляемость и в любой момент может развиться какое-нибудь тяжелое заболевание.
«Первой послевоенной весной в нашем школьном дворе посадили сладкий картофель. Но когда стали убирать урожай, вдруг то тут, то там стали раздаваться вопли: вместе с картофелинами из земли появлялись человеческие кости. Я так и не смогла есть тот картофель, несмотря на голод», – рассказывает Рейко Ямада, которой в момент взрыва было 11 лет.
«Вся Хиросима – большое кладбище, – продолжает она. – Я давно переехала в Токио, но до сих пор, когда приезжаю в Хиросиму, не могу спокойно ступать по ее земле, думая: а не лежит ли здесь, под моей ногой, еще одно мертвое незахороненное тело?»
Сейчас в районе эпицентра взрыва расположен мемориальный комплекс – Парк мира и музей, в котором хранятся документы, фотографии, личные вещи жертв, различные материальные свидетельства, связанные с атомной бомбардировкой Хиросимы. Среди экспонатов – видеозаписи рассказов очевидцев трагедии. Сто «хибакуся» подробно описали журналистам тот день, когда их мир был полностью разрушен.
В 2012 году в городе началось особое волонтерское движение: добровольцы долго лично общаются с людьми, пережившими бомбардировку, и «впитывают» их опыт.
Запись «Город был раздавлен». Бомбардировка Хиросимы в 10 фотографиях впервые появилась Милосердие.ru.
