Финал нового «Тихого Дона» — чистая эсхатология, знамя пост-секулярного опыта. Наконец — тенденция, которая есть в философии и в богословии личности, в культуре, разочаровавшейся в собственном искривленном антропоцентризме и историзме. Здесь полностью снята шолоховская витальность с его запахами земли и женщин, не осталось места плоти, ветхозаветным родовым связям, кровному единству: не будет никакого продолжения здесь, в этой, земной истории — нет больше никакой истории. Черную дыру ни бытом, ни семейственностью, ни трудом не прикроешь. Встреча с умершими родными — не идиллия, а страшный и грозный восьмой день, вопль ветхозаветного пророка: вот, грядет. В процессе всего повествования Григорий множился, дробился, распадался, «счищал» с себя, по формулировке Кьеркегора, весь человеческий состав. Остался голый и одинокий человек на голой и одинокой земле: без плоти, костей и крови, созданный ex nihilo, в это самое ничто вернувшийся. И камера отъехала по-тарковски. Круто, по-моему. «Человек в своем добром пределе — чистое место, пригодное для того, чтобы впустить в себя уж конечно не снова то, что он только что с себя счистил, а Того, ради Кого счищал», — пишет философ В. Бибихин о страшной минутке, которую, наверное, всем придется пережить, когда окажемся один на один с неизбежным — как в тот, девятый, «покинутый» час. Не удивляет, что именно в наше время эта история завершилась указанием на это самое «чистое место», когда мы все что-то особенно предчувствуем, чего-то особенно опасаемся, когда мы особенно не доверяем (и правильно делаем). Отличный фильм. Но хотелось бы больше подтекста. *Орфография и пунктуация автора сохранены Екатерина Рачкова
Запись Новый Шолохов впервые появилась Городской репортер – новости Ростова-на-Дону.
