Поговорить с Михаилом Тройником лично — нам в этот раз не удалось: актер был занят в Петербурге, мы общались по телефону. Давно знаю и люблю Мишу, наблюдаю за ним пристально. В последние годы у него много новых интересных ролей — разнообразных и нетипичных. Диапазон (как это принято считать) для артиста — это чуть ли не самое важное. У Миши отлично получается сыграть как простого парня, так и аристократа, офицера царской армии (очень рекомендую поклонникам Михаила спектакль «последнее леТо» в Театре Наций). И нигде он не соврет, и везде он будет на своем месте…
Миша, я знаю, что сейчас ты в Питере. Съемки?
Нет, я в Питере на интенсиве с Московской школой нового кино.
То есть ты учишься?
Вообще, я уже закончил, но тут можно учиться всю жизнь. Педагог у нас — Алексей Викторович Гусев, он проводит восьмидневные интенсивы с ежедневной занятостью. Так что да, можно сказать, что я студент. Женя, я вечный студент. (Смеется.)
А зачем тебе учиться вечно, чего-то не хватает? Это постоянное сомнение в себе, характерное для всех творческих людей, или что?
Для меня это какая-то прикладная штука, я пропустил очень много в обучении из-за съемок и репетиций. Алексей Викторович — педагог скрупулезный, он дает базу киноязыка, теории монтажа. Показывает нам фильмы 20-х, 50-х годов. Я бы никогда о них не узнал без него. Он дает нам базу, как изучать кино, как понимать его. Первое — это, конечно, киноязык, второе — это как формулировать мысли, потому что это тоже большая задача. Раньше я думал, что то, как я думаю и формулирую, воспринимается именно так, как это сложилось в моей голове. Но это же не всегда так. Собственно говоря, Алексей Викторович хорошо обучает тому, как выражать свои мысли: это нужно и в ролях, и на репетициях — где нет возможности делать много ошибок, где надо четко сформулировать если не решение, то хотя бы вопрос, например режиссеру. Многие режиссеры снимают кино интуитивно. Я чувствую какое-то продвижение, когда могу точнее сформулировать предложение для режиссера, когда вокруг чуть заряженная атмосфера, иногда заряженная нервно. (Улыбается.)
Мы недавно встречались с тобой на дорожке ММКФ. О чем тебя обычно спрашивают репортеры? Многие актрисы жалуются, что вопросы всегда одни и те же — из серии «откуда ваше платье?».
Не догадываешься, о чем меня спрашивают и о ком? (Смеется.) Спрашивают, слава богу, и о чем кино, как отношусь в своему герою или почему это может быть интересно зрителю. И обычно ты же с теплотой относишься к проекту, режиссеру, партнерам, тебе хочется максимально много рассказать в короткий промежуток времени. Алексей Викторович мне в том числе как раз для этого: с одной стороны, не отвечать «на отстаньте», а с другой стороны — так, чтобы это не было, будто ты пытаешься какую-то огромную воронку вместить. Как точно формулировать какую-то одну особенность, которую можно быстро подметить и емко сказать. Это ведь тоже часть профессии — объяснить, про что твое кино. Журналисты имеют право на такие вопросы, но другое дело, что на них нужно отвечать несколько часов.
Один из моих самых «любимых» ответов твоих коллег: «Я всё сказал своей работой, смотрите кино».
По сути, я тоже так часто отвечаю.
Ну Миш, у каждого же свое мнение и впечатление, у каждого свое кино.
А я не вижу в этом ничего плохого, у каждого должно быть свое видение. И у актеров тоже. Иначе зачем ты там нужен вообще? Ты же не робот и не функция какая-то, тебя же для чего-то туда берут, конкретно тебя, с твоими особенностями, с твоими мыслями. Мне кажется, что очень важно иметь свое видение. Другое дело, что нужно понимать, что это часть процесса — твое видение. И оно не должно перекрывать всё остальное, ты не должен говорить за других. Вернусь, опять же, к тому, с чего начал: очень важно уметь формулировать свои мысли, уметь высказывать и доносить их. Не залезать на чужие территории, но при этом четко и ясно доносить свою идею. Я не вижу в этом проблем.
Давай вернемся в Питер, где ты снимался в фильме «В баню». Вот про что это кино, про что ты там рассказываешь?
(Смеется.) Теперь продемонстрируй свои умения, да?
Я прочитала в синопсисе, что герой — вечный «терпила», всю жизнь терпит-терпит, и в какой-то момент Мироздание его за это вознаграждает. А что играл в этом фильме ты? Откуда взял этого «терпилу»? Как мне кажется, ты сам — довольно терпеливый парень.
Это комедия лишь отчасти. Изначально да, фильм задумывался как комедия, но по ходу съемок оказалось, что не всё так однозначно. Посмотрим, как это воспримется зрителем. Там есть ряд сцен, которые, как мне кажется, больше драматичные, чем комичные. Да, мой герой — терпила, мужик, на котором все ездят, даже до абсурда доведено немного. Искал ли я его в себе? Скорее обращался к воспоминаниям, к моему опыту работы на стройках, на заводах. Это больше про простого человека. Тут я не искал внутри себя кого-то, а обращал внимание на этого персонажа, на таких людей. Мне вообще эта тема интересна — такие простые истории, простые люди. Причем не все простые мужики — обязательно терпилы. Он терпила и простой мужик, но это не связано друг с другом. Что я искал в себе для этой роли... Наверное, как он открывает в себе очень странный талант — и это не совсем про терпеть. С виду он такой мужик-мужик, а внутри у него ребенок, который любит созерцать, наслаждаться жизнью... Это кино стало для меня каким-то реальным испытанием, было ощущение, что я прошел принудительную чистку в этих банях. (Смеется.)
До младенческого состояния?
Да-да, если говорить про героя, именно так.
Это по сколько часов тебе надо было в банях сниматься?
Было несколько видов бань. Мы, конечно, не весь фильм снимали в бане, первая часть была бытовая, где всё было хорошо, но потом мы снимали чемпионат России по баням и подготовку к нему еще. Где-то дней двадцать это заняло.
Работа мечты!
Не говори. (Улыбается.) У меня был даже консультант по парению. Я тоже сначала думал, как это круто. Мы же снимали не в реальной бане. Часть съемок была в «декорациях», в специально выстроенном для этого помещении. После этих съемок я больше не хожу в баню — решил сделать перерыв. (Смеется.) Слово «баня» вызывает у меня сейчас смешанные чувства. Я смотрел на своего консультанта Андрея, как он работает, у него около четырех часов парения выходит каждый день, он находится в парной. Очень трудная работа. Но что-то в ней такое есть, в этой бане. Повторюсь, я реально отношусь к этому как к настоящей чистке. Не знаю, почему это в моей жизни возникло, но это реально странный проект с этой точки зрения. Режиссер мне говорит: «Нужен еще дубль, надо еще потерпеть, полезай опять в бочку», — и я понимаю, что мне уже некую внутреннюю работу нужно проделать, чтобы туда полезть. Хотя с каждым разом, преодолев первое напряжение, начинаешь реально кайфовать. (Смеется.)
А у тебя самого бывает время для созерцания прекрасного или твой вид гедонизма — заказать в ресторане вкусную еду и просто наслаждаться ею? Вот какой твой способ наслаждения, и вообще, есть ли у тебя сейчас на это время?
Вот это обучение, уехать на восемь дней.
Это смена деятельности, а я сейчас про другое.
Раньше у меня такое было. Я мог раз в два месяца куда-нибудь выехать, например на Алтай, на море, за границу куда-то один, чтобы меня никто не трогал, но сейчас такого у меня уже нет, к сожалению. Раньше это была неотъемлемая часть жизни, я это очень любил и использовал. Сейчас этого гораздо меньше.
Ты уже привык к большому количеству внимания?
Да я не могу сказать, что оно особо большое, его просто стало больше. Когда узнают на улице — пока не привык. К хейту до конца не привык — подключаюсь эмоционально, когда где-то что-то пишут. Не могу сказать, что это меня смущает, но это неожиданно происходит: ты просто идешь, и вдруг тебя кто-то останавливает и что-то говорит.
Хотела поговорить с тобой о «Последнем лете». Спектакль вроде бы грустный, трагичный, но эта грусть какая-то светлая... Насколько тебе важно в материале то, что ты транслируешь — тьму или свет? И вообще, давай поговорим подробнее про театр. Потому что кино — это понятно, но всегда видно, есть у актера театр или нет.
По поводу насколько важно, что транслировать... Практика показывает: ты не до конца понимаешь, как это работает. Ты можешь очень хотеть нести свет, но в итоге принести тьму. Но даже если ты играешь самого отрицательного персонажа, ты можешь нести свет. Тут скорее важны собственные взаимоотношения с этой темой. Я не могу до конца понимать, как это влияет на людей. До сих пор не понимаю, фильмы Балабанова, в том числе мой любимый «Груз 200», — это тьма или не тьма. Условно говоря, в фильме это тьма. Но какое влияние она окажет на зрителя, я не знаю. По поводу тьмы... меня каждый раз очень сильно пугает, если надо играть такое. Всегда есть какой-то момент стресса, негативные энергии. Другое дело, что актерски это более сложная задача, но она тебя всегда манит. На самом деле, как правило, тебе дают роль, и ты играешь, просто берешь и делаешь, а уже потом по ходу разбираешься, там тьма или не тьма. Как учил Константин Аркадьевич Райкин, «надо увлечься ролью — и всё будет». Это правда крутой навык, за который я ему очень благодарен: берешь и делаешь. А что касается театра... У меня не так много спектаклей — один в месяц, максимум два. Не могу сказать, что это очень сильная нагрузка. Да, мне, конечно, важно, что он у меня есть. До «Последнего лета» года три где-то ничего нового я не выпускал.
Кайфанул?
Да, кайфанул. Это как в спортзал возвращаться после долгого перерыва, но мышцы помнят. Это очень круто — быть в состоянии актерского азарта. Кстати, сейчас у меня еще на Малой Бронной вышел спектакль «Гордая» по «Униженным и оскорбленным». Мы с Кириллом Вытоптовым давно знакомы, делали когда-то спектакль «Большая руда». И вот сейчас сделали, у меня получился такой камбэк театральный после «Последнего лета». Теперь у меня два театра, и внутри стало спокойнее от этого. Согласен с тобой по поводу театральных актеров, я тоже их подмечаю всегда. У нас сейчас был проект с Женей Крегжде «Свинья и мышь», практически фильм на двоих. Она очень крутая актриса, в первую очередь театральная. Я дико кайфовал. Когда есть театральный актер на площадке, это всегда чувствуется, всегда видно. Ты можешь импровизировать, предлагать. Чувствуешь какую-то волну: ты даешь пас, а тебя там встречают. С Женей у нас это было. Сериал «Библиотекарь» снимался в ярком, фарсовым жанре, и поэтому там было очень много театральных актеров, что очень помогало съемочному процессу. Другое дело, что театр тебя физически очень высасывает. Нужно уметь находить баланс. Если ты всё время в театре, то сил не будет. Как мастерство, как опыт. И всё же ты должен иметь какую-то обычную жизнь. Должен где-то черпать, питаться.
Как некая секта и закрытое комьюнити, правильно я понимаю?
Да. Поэтому тут так важен баланс во всем. Без театра ты как актер не развиваешься, а если ты только в театре... Не знаю, наверное, мой мастер Константин Аркадьевич не похвалит за эти слова. (Смеется.) Это только мое мнение, я не настаиваю, но когда я был в труппе... кстати, возможно, как раз именно поэтому, мне хотелось быть более свободным актером. Мне важен какой-то баланс, который, к счастью, в моей жизни намечается. «Гордая», «Последнее лето», мне еще бы спектакля три-четыре — и было бы совсем круто. Пять-шесть-семь спектаклей в месяц — и я бы был совсем счастлив. Наверное, к этому я и иду.
Миша, а в одном спектакле с Юлей Пересильд — это сложно или, наоборот, проще?
Я, честно говоря, никогда не думал об этом. Просто Юля — очень крутой партнер. Она очень фанатичная в своей профессии. То, что мы вместе, дает еще такой момент, когда нет какой-то притирки, не надо на это тратить время. Ты занимаешься только делом, есть доверие в этом большое. Спектакли с Юлей — это радость, каждый раз что-то новое. Ты играешь с очень крутым партнером. Бывает, что у тебя партнеры, с которыми не всегда ладится, а бывает, что вы чувствуете, что вы на одной волне, — вот с Юлей у меня так. Связано ли это с тем, что мы — пара, я не знаю.
Я слышала, что у проекта «Я знаю, кто тебя убил» хорошие рейтинги. Это другой жанр — триллер. И опять же вопрос: кого ты играешь?
Играю героя нулевых, но не бандита. Триллер ли это, не знаю. В трейлере заявлена тема похищения ребенка, но не совсем на нее делается упор. Смысл в другом. Там тема мещанства нулевых, жития городских жителей, стиснутых в своих квартирах, история не про ярких каких-то героев, а то ли бизнесменов, то ли тусовщиков — обычных людей, которые вызывают омерзение оттого, что они такие малодушные, со своими страстишками. Мне это было очень интересно, потому что для настоящего времени, для нашей страны герои не совсем типичные. Обычные люди, как все мы. Первое желание — всех их сжечь, они все раздражают (Смеется.), но потом ты понимаешь, что в нас всех есть такое же малодушие. Это про всех нас. И, повторюсь, это не триллер. Для меня было круто, что это достаточно психологическая роль и проект. И еще вот эта тема, что начинаются мужско-женские роли в моей биографии, их всё больше. Это тоже факт для меня чего-то нового, до этого так не было.
Как ты думаешь, с чем это связано?
Ну мне кастинг-директора говорили в возрасте 33 лет где-то, что непонятно, кто я — мужчина или подросток. Есть у актеров переход на какой-то возраст. К счастью, так оно и произошло, я чувствую, что произошел какой-то сдвиг.
Ты заматерел.
Ну, наверное, можно и так сказать. (Улыбается.) Не знаю, но для меня это что-то новое, интересное. Я никогда не смотрел в эту сторону в актерских работах. И вот сейчас это появилось в ряде последних работ». Например, «Первый класс» — такая «скандинавская» драма про социальное. Хотя заявлено это как комедия, для меня это именно драма про семейность, про детей, про школу, но с элементами комедии. От моей партнерши Лены Лядовой я был под большим впечатлением. Она могла произнести текст совершенно не так, как ты ожидал. Был момент, когда мой герой признается в предательстве, и она должна спросить: «Зачем ты это сделал?». Ты предполагаешь, что она задаст этот вопрос с одной интонацией — истерикой какой-то, с надрывом, а она произносит совершенно иначе — равнодушно, буднично, словно ей всё равно, зачем ее предал любимый человек. Она такая смелая, она может делать парадоксальные ходы. Может доверять себе, сказать фразу так, как она чувствует, а не как написано. Это для меня самое главное под большим впечатлением. Она могла произнести текст совершенно не так, как ты ожидал. Был момент, когда мой герой признается в предательстве, и она должна спросить: «Зачем ты это сделал?». Ты предполагаешь, что она задаст этот вопрос с одной интонацией — истерикой какой-то, с надрывом, а она произносит совершенно иначе — равнодушно, буднично, словно ей всё равно, зачем ее предал любимый человек. Она такая смелая, она может делать парадоксальные ходы. Может доверять себе, сказать фразу так, как она чувствует, а не как написано. Это для меня самое главное Одна школа. Когда одна мастерская, свои люди — это всегда приятно.
Это как прийти в школу на день встречи выпускников?
Помимо этого, с точки зрения работы ты понимаешь, чего ожидать. Ты можешь сразу с этими людьми заниматься делом. Знаешь все ходы, вы на одном языке разговариваете. Иногда, конечно, круто, когда ты с незнакомым человеком работаешь, другой театральной школы, открываешь что-то новое. Но и тут, когда такая твоя команда с разных выпусков, ты знаешь, что вас что-то объединяет.
