Порох, изобретённый в Китае в I тысячелетии нашей эры, оказал глубочайшее влияние на
историю войн. Изначально его использовали для фейерверков и как взрывчатое вещество в бомбах, запускаемых катапультами. В Европу порох попал в середине XIII века через Ближний Восток, где арабы применяли его подобно китайцам. Однако европейцы увидели в нём потенциал как в основном метательном взрывчатом веществе для огнестрельного
оружия и снарядов.
Стоит отметить, что не только европейцы добились успеха в развитии пороха. К середине XVI века ведущие державы Дальнего Востока – Китай и Япония – а также Османская империя разработали и усовершенствовали производство пороха для использования в военном деле. Дымный порох получил широкое географическое распространение и применялся в военных технологиях по всему миру вплоть до конца XIX века, когда его постепенно вытеснил кордит.
Порох, представлявший собой смесь древесного угля, серы и селитры (нитрата калия), был медленно горящим и не самым мощным взрывчатым веществом. Селитра обычно преобладала в смеси, но пропорции трёх компонентов варьировались в зависимости от страны и рецепта, как, например, в рецептах сирийского химика Хасана ар-Раммаха и европейских монахов Роджера Бэкона и Альберта Великого.
Технология производства пороха совершенствовалась с течением времени. В XV веке, а затем в XVIII и XIX веке в ней произошли значительные изменения. Из влажной пасты стали формировать зёрна пороха разного размера, которые после высыхания обеспечивали различную взрывную способность. Зернистая структура пороха обеспечивала более быстрое сгорание, решала проблему маломощности мушкетов и облегчала использование в компактном ручном огнестрельном оружии.
Несмотря на эти усовершенствования, главная проблема пороха – его чувствительность к влаге – так и не была решена. Использование вощёных мешков (в основном на кораблях) и пороховых рожков с пружинным дозатором для пехотинцев XVIII века были лишь частичным решением. Сухой порох был крайне нестабилен, и его хранение требовало особой осторожности. Меры безопасности варьировались от здравого смысла (исключительная осторожность при использовании свечей) до нелепости (охранников артиллерийских обозов вооружали кремнёвыми, а не фитильными мушкетами, однако искра могла столь же легко вызвать взрыв, как и горящий фитиль).
Географическое распространение пороха имело различное историческое значение вплоть до XIX века. В случае с главными восточными империями раннего Нового времени – Московией, Османской империей, Цинской империей и империей Великих Моголов – использование пушек наряду с их стандартными военными силами (в основном кавалерией) способствовало их экспансии. Однако не везде осознали полезность пороха для геостратегического роста, и его интеграция в военные системы мира не была мгновенной. Некоторые общества изначально относились к его применению весьма скептически.
Например, в Африке пушки и огнестрельное оружие не оказывали существенного влияния на политику и войну вплоть до XIX века. С конца XVI века, на протяжении всего своего присутствия в Анголе, португальцы, несмотря на превосходство в вооружении, сталкивались как с успехами, так и с неудачами. Несмотря на то, что огнестрельное оружие и артиллерия сыграли решающую роль в ключевых победах, таких как разгром армии короля Конго Антонио I в битве при Мбвиле, всё больше историков склоняются к мысли, что западные источники преувеличивают потери африканцев. В 1684 году в битве при Махунгве войска Чангамире Домбо I, вооруженные копьями и луками, нанесли поражение португальцам, а к 1690 году практически остановили их продвижение вглубь континента.
Теория о революционном влиянии пороха на военное дело в основном сосредоточена на его развитии и распространении в западных военных системах. Историк Майкл Робертс назвал этот процесс «Военной революцией», которая происходила с 1560 по 1660-е годы и привела к кардинальным изменениям в стратегии и тактике ведения войны в ранней современной Европе.
Появление пороха на поле боя сместило акцент с рукопашного боя на огневую мощь, что в конечном итоге привело к исчезновению пикинеров как отдельного рода войск (их участь окончательно решилась с появлением в XVIII веке подствольного штыка с трубкой, который объединил функции мушкетера и пикинера) и значительному растягиванию линии фронта.
Порох также повысил эффективность и значение артиллерии, что ускорило упадок средневековых крепостей с прямыми стенами и способствовало появлению в XVI веке новой концепции фортификационных сооружений, основанной на итальянской системе – угловом бастионе. Эта военная архитектура значительно повысила обороноспособность крепостей против артиллерийского огня и привела к её распространению по всей Европе. Ярким примером этой тенденции является создание французским маршалом Себастьяном Ле Престром де Вобаном в середине – конце XVII века системы укреплений «железный пояс» на восточной и северо-восточной границе Франции.
И удлинение линии фронта, и возросшая роль крепостей потребовали значительного увеличения численности армий. Например, с конца XV до конца XVII века французская армия увеличилась с примерно 45 000 до 400 000 человек – почти на порядок. В рамках «Военной революции» эти изменения в тактике сопровождались и изменениями в стратегии. С конца XV века правительства становились всё более смелыми и амбициозными в своих стратегических целях, так что шведский король Густав Адольф, как и многие другие, считал, что европейские театры военных действий сливаются в один.
Влияние войны на общество
С расширением стратегических амбиций правителей росло и влияние войны на общество. Увеличение численности и мощи армий, а также продолжительности военных кампаний, вынуждало социум не только обеспечивать их всем необходимым на местах, но и развивать государственные структуры и бюрократию. Таким образом, можно утверждать, что возникновение современного государства было исторически обусловлено появлением пороха.
Конечно, тезис о «военной революции» не был безоговорочно принят всеми историками. Некоторые продолжают настаивать на том, что никакой революции не было, а был лишь поступательный процесс технологического развития с закономерными результатами.
Например, Джеффри Паркер утверждает, что изменения, отмеченные Робертсом, начались гораздо раньше, в середине XV века, и продолжались до начала XIX века. Таким образом, влияние пороха и оружейных технологий следует рассматривать скорее как эволюционное, чем революционное.
Паркер также справедливо заметил, что в «Революции» Робертса ничего не говорится о применении пороха в морских сражениях. В этом отношении галера, на носу которой неэффективно размещалась артиллерия, в XVI веке уступила место парусным судам с прямым парусным вооружением, несущим бортовые орудия. Именно эти вооружённые флоты основных европейских держав раннего Нового времени, таких как Испания, Соединённые провинции и Великобритания, сыграли решающую роль в создании империй, что имело гораздо большее значение, чем изменения, вызванные порохом в сухопутных войнах.
Жозеф Парросель, «Битва у мельницы», XVII век
К дискуссии о хронологии «военной революции» присоединился и Джереми Блэк, который отнёс ключевые изменения, вызванные порохом, к более ранним и более поздним периодам. По мнению Блэка, имели место две «военные революции» – одна состоялась в Средние века, другая – в Новое время.
Филипп Боббит развил идею о том, что порох и военные технологии разных эпох порождали свои революции в военном деле. По мнению Боббита, эволюция государственного устройства – от ранних княжеств до королевств и, наконец, национальных государств – была связана с изменениями, обусловленными военными технологиями, не напрямую, а опосредованно, через сложную систему «полевых взаимодействий». Иными словами, временные и пространственные факторы играли более значимую роль, чем простое развитие технологий.
Опровержение главного тезиса Робертса о «военной революции» – что военные преобразования вызвали изменения в обществе, приведшие к появлению бюрократии и административного аппарата современного государства – не было чем-то новым. Выделяя военные революции XIII и XVI века, Блэк утверждал, что в обоих случаях изменения в обществе предшествовали военным переменам. В частности, он указывал на то, что рост населения и урбанизация в Европе XIII века привели к появлению более многочисленного и, следовательно, более боеспособного пехотного ополчения, что подорвало военную гегемонию конницы и привело к появлению пикинеров.
Более того, Блэк утверждал, что именно экономический рост в Европе XVI века, а не военные инновации как таковые, позволил правительствам содержать более крупные армии и вести более продолжительные войны. Этот аргумент получил дальнейшее развитие в более поздних исследованиях, которые показали, что европейские государства раннего Нового времени имели гораздо больше ресурсов для финансирования войн, чем их средневековые предшественники.
В целом можно сделать вывод, что порох оказал глубочайшее влияние на историю войн и человеческой цивилизации. Хотя точный характер и хронология «Военной революции» остаются предметом дискуссий, нет никаких сомнений в том, что порох сыграл ключевую роль в преобразовании военного дела и способствовал возникновению современного государства.
Важно отметить, что влияние пороха не ограничивалось Европой. Он также сыграл важную роль в истории Азии, Африки и Америки. В одних случаях порох способствовал созданию могущественных империй, в то время как в других – приводил к разрушительным конфликтам.
Подводя итог, можно сказать, что порох является одним из важнейших изобретений в истории человечества. Его влияние на войны, общество и культуру ощущается и по сей день.
Для более подробного знакомства с темой смотрите следующие источники:
Michael Roberts. Gustavus Adolphus: A History of Sweden, 1611–1632. London: Longman, 1953.
Geoffrey Parker. The Military Revolution: Military Innovation and the Rise of the West, 1500–1800. Cambridge: Cambridge University Press, 1988.
Jeremy Black. War and the World: Military Power and the Fate of Continents, 1450–2000. New Haven: Yale University Press, 1998.
Philip Bobbitt. The Shield of Achilles: War, Peace, and the Course of History. New York: Knopf, 2002.