100 лет назад умер Франц Кафка. Он вошёл в нашу жизнь как писатель, создавший образ управляющей обществом бюрократической машины, внутри которой человека по крупице покидает всё человеческое. В советскую эпоху интеллигенты шутили: «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью». А перечитывающим его сочинения сегодня уже не до смеха. №9(906), среда 6 марта 2024 года
НЕЗАДОЛГО до кончины сорокалетний писатель изящно просил своего врача не излечивать его от туберкулёза: «Доктор, дайте мне смерть, иначе вы убийца». Значительная часть исследователей творчества Кафки объясняет его характер прямолинейно и без всякой изысканности: дескать, несчастнейший из людей, депрессивный от природы, влачил жизнь мелкого клерка, которую ненавидел, и от любой ситуации ожидал только худшего. Но тогда совершенно непонятно, зачем читать книги этакого одномерного психа. Ведь настоящий гений видит сложные вещи, недоступные остальным, а не сводит все цвета к чёрному. И Франц Кафка, безусловно, был гением.
Сегодня его назвали бы тяжёлым невротиком. Его внутренний мир проступает из дневников, которые он начал вести в 27 лет. Исследователи видят в них только беспрерывный кошмар. Отношения с родственниками и школьными педагогами – один сплошной стресс. По окончании Пражского университета юрист Кафка вынужден был, чтобы прокормиться, превратиться в страхового чиновника. И служба забирала у него лучшие дневные часы. Не повезло гению и со здоровьем: при росте 1, 82 метра он весил 55 кг, а организм плохо принимал пищу. Как следствие, бессонница расшатывала и без того слабую нервную систему. «Как мне чужды, например, мышцы руки», – записано в дневнике. Разумеется, он считал себя некрасивым и опасался женщин, всю жизнь прожив холостяком.
Такой Кафка удобен исследователям, потому что тогда всё его творчество логично вытекает из характера. Но тот же дневник сообщает нам, что выросший в весёлой толерантной Праге, Франц любил посещать пивницы и бордели, девственности лишился в 19 лет, и мы поимённо знаем с десяток его любовниц. А что Кафка ни на ком так и не женился, вовсе не означает, что он был глубоко несчастен в личной жизни. На службе он не перетруждался: был занят обычно до двух часов дня. Интеллигентный шеф души в нём не чаял и долгие месяцы оплачивал ему отпуск по болезни даже тогда, когда сам Кафка уже готов был уйти на досрочную пенсию.
Писатель счастлив, когда имеет возможность писать и имеет хоть какое-то признание. У Кафки было полно свободного времени, и он входил в литературный кружок, где молодые люди могли найти друг в друге благодарных слушателей. Повезло ему и с друзьями: Макс Брод восторгался Кафкой, считал его гением, постоянно стимулировал в творчестве и помогал издаваться. Для еврея Прага была тогда одним из самых уютных мест в Европе.
Конечно, счастливец не будет писать, что ему хочется «разбежаться к окну и сквозь разбитые рамы и стекло, ослабев от напряжения сил, переступить через оконный парапет». Кафка страдал от мигреней и запоров, имел непростые отношения с отцом, хотя детство Франца выглядит вполне благополучным. Создаётся впечатление, что существовало два Кафки, причём оба истинных. Один – реальный пражанин, странноватый, но в целом приспособленный к действительности. Другой – столь же реальный житель мира монстров, порождаемых его сознанием, которому он сознательно дал волю и который постепенно его поглотил.
Кафка стал первым летописцем замкнутого пространства, грандиозным певцом кабинетной пыли. Если раньше герой романа был авантюристом с шилом, то безымянные герои Кафки стали первыми, кто «не совершает ошибку», но тем не менее попадает в жернова системы. Если бы мушкетёров Дюма-отца попытались арестовать и судить, не объясняя причины, системе пришлось бы познакомиться с их шпагами. Но герой романа «Процесс» сотрудник банка Йозеф К. – совсем иной человеческий тип. Он продолжает жить по навязанным ему правилам абсурда: боится пропустить заседание суда, где его судят по неизвестному обвинению, даже не сообщая, как продвигается ход процесса. Поскольку Йозеф привык вести жизнь расслабленного обывателя, он считает, что арест «вовсе не так страшен». Для Кафки самое страшное, что герой не видит в происходящем вызова достоинству, и потому полностью заслуживает свой приговор: двое в штатском, ничего не объясняя, ведут его в каменоломню и закалывают «как собаку».
Герой «Замка» не заслуживает даже имени: некий К. приезжает по предложению о работе в таинственную крепость, но его туда не пускают, и остаток книги он безуспешно пытается попасть внутрь. Дело даже не в том, что мушкетёры Дюма через пять минут пошли бы пить бордо, нацарапав на воротах неприличное слово. Кафка рисует новую реальность, где обычные человеческие реакции невозможны. Неприкаянный К. не может вернуться домой, ничего никому не объяснив, и вредит Замку уже тем, что появляется в его окрестностях там, где это не предусмотрено. Стремление К. получить работу в Замке – это подсознательное желание любого человека жить легко и не задумываться ни о чём. Куда бы он ни шёл, все дороги ведут в Замок, где он обречён счастливо прожить жизнь, разнося пустые письма людям, которые их не читают. То, как в жизни К. появляется буфетчица Фрида, на которой он тут же решает жениться, – ещё один предельно механический алгоритм. Герою дают женщину, чтобы он прекратил бунтовать и согласился на те условия, которые Замок предлагает.
Кафка рассуждает о том, может ли искусственная, насаждаемая человеку системная логика поведения оказаться для него более подходящей, чем естественная логика своего интереса. Или хотя бы логика чести, характерная для Атоса, Портоса и Арамиса. Замок – это абсолют государства и цивилизации, пространство автоматизма, победившего задолго до появления искусственного интеллекта. Кафка понял, что тоталитаризм больше похож не на концлагерь, а на одно большое офисное пространство, где все работают спустя рукава, чтобы не шляться по холодной улице в поисках еды и ночлега. И за пределами Замка для них жизни нет.
Как писатель Франц Кафка совершил подвиг. Он проделал медитацию наоборот, восходя не к вечному блаженству, а к вечной муке, годами вводя себя в состояние своих сдавшихся Замку героев. Он решил, что творить в выбранном жанре может, только загоняя себя в угол и убивая в себе всё человеческое. Его хватило на почти 41 год.
