Все были друг за друга, выступали единым фронтом, как Франсуа Митттеран поддержал Гельмута Коля в Бундестаге в 1983 году, когда речь зашла об установке натовских ракет в ответ на советские. За этим последовали переход Франции на более жесткий курс и счастливые брюссельские годы с единым рынком и евро как символом политического будущего Европы.
Только вот распад СССР стал испытанием для нашей свободы. И все мы откровенно плохо его прошли, оказались не в силах сформировать общий цивилизационный проект. Европа спутала ценности и самосознание. Поэтому она пошла по пути бесконечного расширения своей территории, принимая всех кандидатов, которые называли себя демократами. Она дошла до того, что запустила переговоры о вступлении с Турцией. Нужно было получить общую границу с Ираком, Сирией и Ираном, чтобы доказать, что Европа — не христианский клуб и не географическое образование. Но, по словам Валери Жискар д’Эстена, это безграничное расширение будет означать «конец Европейского Союза», удар по ощущению принадлежности.Европа думала, что подошла к концу истории, пространству мира и права. Она считала мир спокойным и статичным, хотя после 11 сентября 2001 года на нашей планете правят бал сила и конкуренция держав в многополярной среде. К этому и сводится старый упрек американских неоконсерваторов, которые насмешливо называют миролюбивую Европу Венерой, тогда как Америка приняла законы Марса. Война вновь заявила о себе, и национальные чувства взяли верх в разоружившейся Европе.Наконец, Европа спутала свободную торговлю с интегрированным экономическим пространством. В процессе счастливой глобализации ЕС стал всего лишь частицей всемирной торговой организации. Он забросил свой единый рынок, который во многом напоминает сад. Если о нем не заботиться, его заполонят сорняки: глупые разногласия в энергетической политике, национализация связи, банков и страхования, не говоря уже о цифровой среде, где внутриевропейский обмен сводится практически к нулю. Что немаловажно, несмотря на единую валюту, Европа координировала валютную политику даже меньше, чем при Европейской валютной системе, существовавшей в период с отказа от Бреттон-Вудских соглашений до введения евро в 1999 году. Расплатой за это стал тяжелейший кризис еврозоны.Плоды всех этих иллюзий чуть не погубили Европу. Они должны были бы придать ей сил, как это сделала угроза СССР, но этого не случилось, потому что удары оказались асимметричными. Европейцы ощутили их в разной степени и думают, что им будет проще выкрутиться поодиночке, чем вместе.Кризис евро стал первым. Он ударил по южным и периферийным государствам, тогда как Германия и дальше процветала. Он привел к подъему федеративных течений и исправлению самых грубых ошибок Маастрихтского договора: фонды солидарности, банковский союз. К сожалению, Франция подрывает единую валюту, все еще нарушая установленные бюджетные правила. Она уверена, что слишком велика, чтобы пасть. И ее позиция становится препятствием для расширения федерализма. Евро остается на плаву, только пока его поддерживает Германия. А та будет делать это, пока европейское экономическое пространство кажется ей нужным. Но на этот счет у нее могут возникнуть сомнения. Несмотря на все политические жесты, времена Airbus остались в прошлом. Европейские предприятия мечтают лишь об одном Эльдорадо, Кремниевой долине, ставя тем самым под сомнение значимость европейского пространства.Вторым кризисом стала война. Начало ей положило российское вмешательство на Украине. Однако к сплоченности неосоветская угроза так и не привела. Владимир Путин изобрел новый вид конфликтов, без вторжения и объявления войны. Восточная Европа вела себя воинственно, но Западная не собиралась идти на большие жертвы ради Киева. И решила все затормозить. Осторожная стратегия позволила избежать войны, но не принесла единства.Вторая война, в Сирии, довершила начатый раскол. Она породила потоки мигрантов и громкие теракты. Столкнувшись лицом к лицу с небывалой угрозой, европейцы молят о помощи вчерашнего врага, Путина, и идут на уступки ради содействия президента Турции Эрдогана. И раз каждого ситуация затронула неодинаково, действуют европейцы тоже вразнобой: Германия пытается справиться с миграционным кризисом, Франция нацелена на борьбу с ИГ, а Восточная Европа ничего слышать не хочет об этих плодах мультикультурализма и неоколониализма Западной. И стонет, что все позабыли о российской угрозе.Третий, асимметричный кризис стал политическим. Европейским лидерам приходится иметь дело с подъемом популизма, но реагируют они на него совершенно по-разному. Больше открытости в Германии в попытке остановить ксенофобские течения. Больше национализма и закрытости во Франции, чтобы отобрать пищу у Национального фронта. Некоторые пытаются найти успокоение в заявлениях о том, что национальные государства больны еще сильнее Европы. Наверное. Но они уж точно не так хрупки.
Арно Лепармантье, Le Monde,
Оригинал публикации
