Не секрет, что Вооруженные Силы - игрушка дорогая. Нет, не так. Очень дорогая. ОЧЕНЬ. Они не сеют и не пашут (если не считать поздней СА и ее битвы за урожай), но едят и пьют, а еще потребляют дорогую и специализированную технику в совершенно конских количествах. А эта техника требует обслуживания, ГСМ, расходников и много чего еще. И так в каждой из сфер военной деятельности: прибыли с нее ноль, расходы огромные. Особенно, если тебе нужно держать постоянный контингент в несколько сотен тысяч человек за океаном, а также иметь там дивизионные комплекты техники для войск, которые, если что-то случится, нужно будет экстренно через этот самый океан перебросить.
Естественно, всю эту прорву людей и машин обеспечивают всем необходимым мириады самых различных предприятий в самых разных отраслях промышленности. И если шить термобелье можно на предприятии для умственно отсталых (у автора есть комплект такого армейского термобелья, так что это не шутка), то с повышением наукоемкости и уровня технологий требуются все более квалифицированные сотрудники и все более профильные специалисты. Причем все эти разветвленные цепочки смежников и подрядчиков работают на некие конечные продукты, не приносящие прибыль на большой дистанции. Да, вокруг армии образуется своя инфраструктура, на которой за счет госконтрактов кормится огромное количество подрядчиков, но государство на все эти праздники жизни только тратит, тратит и еще раз тратит.
Зачем нужна армия вообще, в этом блоге никому объяснять не надо, но любые вооруженные силы строятся под решение определенных задач, и их потребности закрываются исходя из актуальной организационно-штатной структуры, создания стратегических запасов, и т.д., и т.п. И если на планете происходят какие-то серьезные изменения, военные вынуждены на них реагировать. Нарастание напряженности, повышение рисков возникновения различных войн и конфликтов делает вооруженные силы более востребованными, а обратные процессы - наоборот, снижают необходимость в услугах военных. Складывается парадоксальная ситуация: достижение победы над противником - заветная мечта любого человека в погонах, однако сама победа для любой армии вредна. Ликвидация оппонента снижает необходимость в вооруженных силах, чиновники сразу находят те структуры, которые утрачивают востребованность и режут заказы, становящиеся избыточными.
Самоликвидация геополитического противника - редчайшее везение, победа в войне без войны. Но для вооруженных сил это приговор, так как угрозы, под которые они выстраивались, исчезли. Соответственно, нет угроз - нет такой потребности в технике. А раз исчезает потребность в технике, исчезает потребность и в предприятиях, которые ее выпускают.
Танки выпускает всего два завода, на пике производства дающие 1000 машин в год. На них занято порядка 8000 сотрудников. Это в первую очередь сборочные линии, так как практически все комплектующие поставляют другие предприятия. Количество смежников, подрядчиков и субподрядчиков достигает порядка 900 на каждый завод. Так как актуальные угрозы исключают столкновения с регулярными армиями равного технологического уровня, то и потребность в танках резко падает. Во-первых, можно расформировать часть танковых соединений: в таком количестве они уже не актуальны. Во-вторых, танков сделано столько, что, с учетом высвободившейся техники, хватит на десятилетия, включая экспортные поставки.
Если танки больше не нужны, то и такое количество заводов не нужно. Оставляем более оснащенный и менее проблемный, а второй закрываем. Зачем он нужен, если не нужна его продукция? Сотрудники больше не нужны, поэтому мы их массово сокращаем. Большинство из них обладает довольно специфическими навыками и редкими квалификациями, поэтому в родном регионе работы для них нет, и люди начинают переезжать туда, где можно трудоустроиться. Жилые районы пустеют, дома бросают: тут нет другой работы, кроме закрывшегося завода, и никто не будет покупать недвижимость. Просто зачем? Автоматически, начинают разоряться мелкие бизнесы, обслуживавшие эти районы - закусочные, кафе, клубы, магазины, аптеки, прачечные и так далее. Больше некому сюда ходить, некому покупать утром кофе или пропустить кружку пива пятничным вечером.
Школы тоже становятся не нужны: дети сюда больше не ходят. Раньше заводу требовалась масса технических специалистов, но теперь готовить их больше не надо, поэтому и набирать новых студентов на эти специальности нет смысла, и местные ВУЗы начинают перепрофилироваться и сокращаться - учиться в них становится некому. Преподаватели? Меняйся или увольняйся, и они тоже начинают уезжать в поисках работы. Или просто выходят на пенсию, потому что в этом возрасте поздно что-то менять.
Судьба смежников и субподрядчиков напоминает судьбу завода, дававшего им работу, только в миниатюре. В одночасье рушится вся производственная цепочка. Кто пошустрее, тот успевает подписать контракты с оставшимся заводом, демпингуя по ценам или предлагая какие-то эксклюзивные условия. Но и еще живому предприятию, где теперь танки не делают, а только ремонтируют и модернизируют, столько предложений не нужно, и оставшиеся за бортом фирмы и фирмешки вынуждены следовать принципу "меняйся или умри". Кто-то делает продукцию, востребованную в других отраслях, но есть и такие подрядчики, что целиком и полностью зависят от контрактов на специфические узлы и агрегаты. И если кто-то вынужден просто сократить одну из производственных линий (попутно сократив персонал и распродав оборудование), то кто-то просто закрывается, не имея необходимых средств на смену специализации. Или, взяв кредиты на перевооружение производства, все равно не выживает и банкротится.
Эти процессы рикошетом бьют и по металлургическим комбинатам - там, где раньше варили сложные марки стали, катали из них броню и варили бронекорпуса и башни, постепенно жизнь тоже замирает. Всевозможные производства по варке различных сплавов также снижают обороты и сокращают персонал. И в тех городах, городках и кварталах постепенно нарастают депрессия и разруха: там становится негде работать и не на что жить.
На уцелевшем заводе через 10 лет остается 1250 сотрудников, а в модернизацию производства никто не вкладывается за отсутствием необходимости. Еще через 10 лет остается только 800: заказы постоянно сокращаются, также, как и количество эксплуатируемых в вооруженных силах танков. Выпуск техники снижается до 12 машин в год. Постоянно идут споры между законодателями, военными и собственниками: что делать с убыточным предприятием, откуда брать на него деньги и не закрыть ли вообще?
Что же становится с закрытым заводом? Поначалу его законсервировали: как бы чего не вышло и не понадобится ли снова клепать боевую технику как горячие пирожки. Но консервация - мероприятие затратное, кто-то должен охранять территорию, следить за состоянием зданий и оборудования, периодически проводить текущий ремонт и так далее. В конечном счете завод продают: здания выкупает город, а станочный парк уходит за бесценок в металлолом. Но огромные заводские постройки просто не нужны городу, в отличие от земли под ними, и большинство из них сносят, чтобы освободить площади.
Мрачная картина, не правда ли? Всегда грустно следить за процессами, ведущими к упадку, разорению, запустению, росту криминала и человеческому горю. Особенно грустно, когда эти процессы прикрыты показным потреблением, фантастическим ростом капитализации топовых корпораций, красивыми заявлениями политиков, громкими словами про национальную исключительность и вселенскую миссию. Идут годы, а лучше не становится. На уцелевшем производстве работают те, кому больше некуда идти, молодежи эти профессии неинтересны. Тут нет больших заработков и перспектив. Оборудование стареет вместе с персоналом, а инфраструктура вокруг ветшает.
Когда внезапно завод становится снова необходим, появляются деньги на его обновление и реконструкцию. Казалось бы, дай денег, и все заработает. Однако, не все так просто. Мало взять и обновить производственную линию самого завода, установив модерновые роботы и закупив дорогое оборудование по оверпрайсу. Нужно реанимировать все цепочки подрядчиков и смежников, так как последние годы их возможности соответствовали потребностям головного предприятия.
Это значит, что надо не просто разместить заказы на некие технические объекты. Нужно, чтобы производство всех компонентов машины отмасштабировалось. Нужно, чтобы каждый контрагент не просто закупил какое-то оборудование, а смог приобрести нужное ему. Нужно найти пригодные производственные и складские площади, наладить поставки продукции. Нужно где-то нанять квалифицированных рабочих, способных на нем работать и выдавать нужное количество продукции в нужные сроки с нужным качеством. Взять с улицы мигрантов или местных люмпенов не выйдет: одни просто не имеют нужной квалификации, а вторые еще и не желают работать, предпочитая торчать на наркоте. Т.е. нужно как минимум вкладываться в их обучение, и тут уже встает вопрос, кто и где это будет делать. Плюс нужно нанимать новый научно-технический персонал, который будет обеспечивать производство и при необходимости создавать новую продукцию. Нужны квалифицированные технологи, способные отмасштабировать текущие производственные процессы, и руководители производства, умеющие им управлять.
Это касается каждой стадии внутри цепочек смежников, от производства мелких разъемов для проводки и до газотурбинных двигателей, от болтов с гайками до гидравлики, от кабелей и трубопроводов до блоков электроники. Этих людей надо где-то найти и нанять, предложив им условия, которые стимулируют их прийти к вам работать. В большинстве случаев это значит, что людям придется еще и переехать в ваш город, если, конечно, нужных специалистов вы найдете.
Откуда взять специалистов, если система образования уже 30 лет как выпускала их с каждым годом все меньше и меньше, а последнее десятилетие принимали абитуриентов не по уровню знаний и талантам, а прочим специфическим и девиантным признакам? Может быть, просто взять и вернуть тех, кого уволили 30 лет назад? Легко сказать, но как это сделать? Многие из них умерли, многие уже не трудоспособны. Люди уезжали, осваивались на новых местах, получали более востребованные профессии и никто не вел учет, как конкретно перемещался каждый из них. То есть нужно их всех найти и убедить в необходимости вернуться в профессию 30-летней давности. Какой процент из них будет на это готов?
Думаю, все уже поняли, о чем идет речь. Да, мы обсуждали американский танкопром. Да, речь идет о Детройтском арсенале и заводе в Лиме, штат Огайо, который сейчас пытаются вытащить из затяжной депрессии, вливая в него миллионы долларов. К 2028 году бюджет предприятия должен составить почти 300 млн. баксов, планируется наладить серийный выпуск не откапиталенных, а построенных с нуля танков М1А2SEPv3. Получится ли?
В рамках этой коротенькой статьи попросту невозможно объять необъятное, объясняя, как легко что-то сломать и как сложно построить это заново. Военно-промышленный комплекс - очень сложный организм, и для восстановления его работы мало залить проблему деньгами. Нужно восстанавливать целые отрасли промышленности, убитые под чутким руководством эффективных менеджеров, превращавших Стальные пояса в Ржавые. Чтобы составить более или менее точный прогноз восстановления американского танкопрома, нужно вникать в проблемы каждой смежной с ним отрасли, проводить тщательный анализ происходящих там процессов. В нашем формате это невозможно.
Почитать больше про завод в Лиме можно тут, здесь, еще здесь и еще вот там. Еще поделюсь любопытным анализом от датского автора. Он спорный, но в нем есть здравое зерно.
