...Раздумывая над темой очередного материала, китайский блоггер Хэ Цзяянь решил создать историю, посвященную крупному бизнесмену, основателю «Алибаба» и «Алипэй» Джеку Ма. Для всех таких материалов сначала нужно собрать источники. Поэтому он вводит имя «Джек Ма» в поисковик «Байду» и задаёт временные рамки 1998–2005. Сказать, что результаты поиска его удивили — не сказать ничего.
Поисковик выдал ему 1 (один!) результат. Кликнув на него, Хэ понимает, что на самом деле эта веб–страница была опубликована в 2021, но по непонятным причинам была неправильно классифицирована поисковиком. Упоминаний Джека Ма до 2005 года, таким образом, в китайском интернете найти невозможно.
Как так? В 2005 в Китае было 111 млн. интернет–пользователей. Всю первую половину 00–ых компании Джека Ма занимали первые позиции на рынке интернет–торговли, а самого предпринимателя народная молва окрестила «королём интернета». Но сейчас всё выглядит так, как будто ни этих 111 миллионов людей, ни «короля интернета» не существовало.
Может, дело в поисковике? Хэ вбивает аналогичный поисковый запрос в «Гугл» и «Бинг». В этих находится чуть больше — до десятка результатов. Но всё равно это просто крупицы по сравнению с тем, что должно быть. И большая часть результатов также датирована неправильно и по факту была опубликована позднее.
Ладно, не сдаётся Хэ. Джэк Ма — опальный олигарх, попавший под репрессии властей. Надо поискать других персон. Он ищет руководителя «Хуавэй» Пони Ма (никак не связан с Джеком), руководителя «Сяоми» Лэя Цзюня, интернет–предпринимателя Ло Юнхао, тайваньского поп–идола Джей Чоу… И вновь — никаких результатов. Ничего.
Хэ Цзяянь понимает, что темой его следующего поста будет совсем не Джек Ма. А то, что китайский интернет попросту исчезает на глазах. Исчезает в никуда.
Контент почти все китайских сайтов, популярных в 1998–2005 — условную «домобильную», Веб 1.0–эпоху китайского интернета — начиная с определенного года, полностью отсутствует на просторах Сети. Это касается и крупных площадок вроде ”NetEase” и “Sohu”, и персональных веб–страниц. Единственным исключением является Sina.com, где можно найти хоть какие–то странички 2014 года и ранее. Но и их осталось гораздо меньше, чем было изначально.
«Кажется, что есть некое чудовище, пожирающее веб–страницы, — пишет Хэ. — Оно придерживается стрелы времени, от прошлого к настоящему, сперва откусывая понемножку, затем помногу, поглощая весь контент в китайском интернете на промежутке в 5 или 10 лет».
Хэ проводит аналог с «двумерной пленкой» из романа китайского фантаста Лю Цысиня — абсолютным оружием, уничтожающим саму трёхмерность пространства. Мне же больше по душе отсылка к более попсовому (и более старому) чтиву — «Лангольерам» Стивена Кинга. Тайна лангольеров, мистических существ, пожирающих реальность, в повести Кинга так и остаётся нераскрытой.
Сможем ли мы раскрыть причины исчезновения китайского интернета? Хэ называет два фактора. Первым и главным он считает экономический.
Поддержание сайта в доступном состоянии требует ресурсов: серверного оборудования, каналов связи, электроэнергии — и, в конечном счете, денег. Несмотря на то, что интернет воспринимается бесплатной площадкой, кто–то всё равно несет издержки на его функционирование.
Чтобы тратить деньги на сохранение веб–сайтов, надо видеть в них какую–то ценность. Корпорации готовы поддерживать свои страницы из имиджевых и пиар–соображений. А вот персональные страницы, составляющие большую часть Сети, а также сайты развалившихся компаний, уже не имеют таких заинтересованных «спонсоров». Там остается единственный канал монетизации — показывать посетителям рекламу.
А для этого нужен пользовательский трафик. Но за этот трафик вёдётся не прекращающаяся ни на секунду SEO–война по продвижению коммерческих площадок в топ поисковой выдачи. И в этой войне «бесхозные» веб–страницы неизменно оказываются проигравшими. Не помогает делу и политика веб–поисковиков, алгоритмы которых высоко ценят свежий контент и задвигают в самый низ старые страницы.
Как только трафик иссякает — исчезает экономическая мотивация держать сайт онлайн. Он исчезает. Становится добычей лангольеров.
Второй фактор Хэ Цзяянь деликатно называет «регуляторным»:
«В целом, регулирование информации в интернете — это процесс, который эволюционирует из «ничего» во «что–то», от снисходительного к строгому, и от строгого к еще более строгому. Контент, который был когда–то легальным, больше не отвечает регуляторным требованиям; а контент, когда–то считавшийся «серым», становится «черным». Этот контент будет напрямую удален».
Наблюдения Хэ справедливы в том числе и для западного сегмента интернета. Но… Но западный сегмент интернета до 2005 года не представляет собой такой идеальный, вычищенный лангольерами дочиста вакуум, как в Китае. Поэтому напрашивается вывод, что в Китае существует, опять–таки в деликатных выражениях, «национальная специфика».
Хэ отмечает, что пользователи Сети могут выступать в роли чересчур рьяных «вахтёров». Они откапывают какие–нибудь заявления, сделанные на персональной странице 10 лет назад, отбрасывают любой контекст, демонизируют их автора и объявляют кампанию по «отмене» этого персонажа. Сюжет, весьма распространенный на Западе, но, оказывается, не обошедший стороной и Китай.
В условиях двойного прессинга — со стороны государственных цензоров и сетевых активистов — самой безопасной тактикой становится самоцензура. Проще говоря, чем меньше твоих мыслей опубликовано онлайн — тем меньше возможных проблем.
«Поскольку никто не знает, какой контент на веб–сайте или какие сказанные слова повлекут для этого человека катастрофические последствия несколько лет спустя. Лучший путь — это напрямую удалить все эти «бомбы с часовым механизмом», то есть закрыть веб–сайт или удалить весь контент».
Хэ рассуждает о других причинах исчезновения веб–страниц — например, борьбу правообладателей с пиратским контентом. Но делает вывод, что все они незначительны по сравнению с экономическим и регуляторным факторами.
«По сути, контент в интернете, подобно биологической жизни, управляется законом эволюции, и его существование базируется только на одном критерии: привлекать как можно больше внимания с как можно меньшими затратами».
Таким образом, на первый план вновь выходит экономика, экономика внимания. Есть пользовательский трафик, веб–страничка популярна — выгоды от ее существования перевешивают как прямые экономические издержки, так и возможные политические риски. Если же посетителей нет, то подспудное давление аппарата цензуры вкупе с прямыми затратами быстро прекращают ее существование.
И поскольку экономические факторы на Западе и в Китае работают на одних и тех же принципах, а разница в масштабах «вымирания» старых страниц колоссальна — мы можем сделать вывод, что именно политическая цензура является главным виновником повального исчезновения старого китайского интернета.
Но раз внимание играет такую важную роль в выживаемости веб–страниц, нам стоит вспомнить про такую характеристику, как формат. Популярность различных форматов тоже следовала «эволюционному закону» экономики внимания: от простых и незатейливых к богатым и технологическим требовательным. Доски BBS с зачаточным графическим интерфейсом сменились неинтерактивными персональными сайтами Веба 1.0, которым на смену пришли интерактивные платформы Веб 2.0. Текстовый формат вытеснялся сначала графикой, затем видео длинной формы и, наконец, короткими видео. Статичная презентация эволюционировала в выдачу рекомендательными алгоритмами, всё более сложными и более персонализированными. И этот процесс эволюции не прекращается — Цукерберг обещает нам мета–вселенные, которые радикальнейшим образом поменяют пользовательский опыт в Сети.
Эта быстрая эволюция означает, что у «старого» интернета просто нет шансов продолжать существование. Он не более востребован, чем пленочные фотоаппараты после распространения цифровых, а цифровые фотоаппараты — после внедрения камер в смартфоны. Он должен остаться в прошлом. В настоящем места для него нет.
Конкуренция за существование в интернете на порядки интенсивнее, чем в биологической сфере, отмечает Хэ. Поскольку с приходом эры Веб 2.0 на исход битвы за внимание оказывает сильнейшее влияние сетевой эффект. Чем больше пользователей, чем популярнее платформа — тем больше на ней контента, больше важных для тебя людей, и больше ресурсов она имеет для разработки алгоритмов, удерживающих твоё внимание. Это динамика гипер–концентрации. Если в биосфере имеется огромное множество разнообразных экологических ниш, которые поддерживают существование самых разных организмов, то в интернете работает закон «победитель получает всё».
Остальные попадают в пасть лангольеров.
«Если цивилизация будущего — это интернет–цивилизация, то наше поколение будет вычеркнуто из истории, поскольку в интернете не останется следов о нас».
И вопрос, который встаёт в связи с этим неприятным выводом — хотим ли мы всё–таки сохранить эти следы? Имеют ли они для нас достаточную ценность?
С одной стороны, если человек выкладывает какой–то контент в сети — то он делает это как раз для того, чтобы его увидели другие люди. Значит, он считает эту информацию важной и интересной для других. Значит, он хочет, чтобы она была публично доступной.
С другой стороны, важной и интересной он считает эту информацию в конкретный момент времени. А через 20 лет он запросто про нее забывает. Значит, ценность веб–страниц не постоянна? Может, они действительно не стоят усилий по их сохранению?
Одними из первых ответ на эти вопросы сформулировали историки и архивариусы. Звучит он примерно так: «В прошлом важные части нашего культурного наследия были утеряны, поскольку они не были архивированы — отчасти из–за того, что прошлые поколения не распознали, или не могли распознать их историческое значение». И упор здесь надо делать на то, что далеко не всегда мы можем предвидеть, что именно будет считаться ценным через 10, 50, 100 и так далее лет.
Ближе к нашим дням оформилась теория информационной экономики — экономики, в которой информационные продукты являются главной движущей силой. Информация — это база производительных сил общества. И по мере технического прогресса ценность информации будет только расти. Соответственно, потеря информации — это неоправданное расточительство.
Параллельно в социологии формировалась теория политической коммуникации. В рамках которой доступ агентов к наиболее полной информации признавался одной из главных предпосылок для реализации устойчивой и справедливой демократической политической системы.
Наконец, уже в наши дни на гигантских объемах взятой из интернета информации начали обучать модели искусственного интеллекта. И быстро выяснилось, что, во–первых, чем больше информации получит модель во время обучения — тем выше будут ее способности. А во–вторых, интернет оказался не таким уж и безграничным — исследователи почти исчерпали все доступные данные, и как расти дальше, пока непонятно.
Таким образом, к культурно–исторической, экономической и политической ценности публичной информации у нас добавляется ценность технологическая. Причём, если для первых трёх возможны дебаты о том, стоит ли гнаться за количеством сохраняемой информации или же сосредоточиться на качестве, то для технологий машинного обучения количественный фактор прочно стоит на первом месте.
Следующий вопрос — что делать? Как спасти интернет от лангольеров?
В США есть сразу несколько организаций, поставивших своей целью долгосрочное сохранение интернет–страниц. Самая крупная — ”Internet Archive”, начавшая свою работу на заре Интернета, в 1996, и ставящая амбициозную цель сохранить весь Веб для потомков.
Но Хэ не удовлетворен этим проектом. Во–первых, он нашел там очень мало китайских веб–страниц. Во–вторых, и в–главных, поиск в ”Internet Archive” работает просто ужасно, оставляя мало шансов найти нужную страницу в безбрежном океане из 866 млрд. сохраненных документов. А если ты не можешь найти нужную информацию — то из нее невозможно извлечь ни культурной, ни экономической, ни политической пользы. Пригодится она разве что для обучения машин. Да и то до поры–до времени, пока алгоритмы пренебрегают возможностями целенаправленного выбора информации.
Мы можем попенять руководству ”Internet Archive” на слабый функционал их платформы. Устранение этого недостатка вряд ли будет стоить дорого. Да и сам процесс архивного содержания без малого триллиона веб–страниц не требует каких–то космических денег — в 2022 на это ушло 26 млн. долларов. Копейки на фоне многотриллионной интернет–экономики и потенциальных выгод от сохранения такой информации.
Добавим, что хранить «старый» интернет еще дешевле — он не так богат медиа–контентом, не требует много места, да и в целом количество веб–страниц в нем поменьше, чем сейчас.
Поэтому способы сохранить интернет есть. Было бы желание… И тут Хэ совсем пессимистично смотрит на перспективы китайского интернета. Потому что у кого может возникнуть такое желание? У коммерческих фирм? Нет, им нет резона поддерживать публичный доступ к сохраненным страницам. Изначально рынок и убил старые китайские веб–сайты — надежды на него больше нет.
А что государство? Ведь именно оно должно поддерживать доступность общественных благ, игнорируемых рынком — включая и публичный доступ к Вебу. Но Хэ и здесь скептичен. Это в мире волшебных пони государство должно поддерживать доступность общественных благ. В этой стране, уверен блоггер, государство шлепнет поверх такого архива ограничения на доступ. И будет давать логин и пароль только избранным, лояльным, наделенным специфическими силовыми полномочиями членам общества. Как деликатно отмечает Хэ, «чтобы предотвратить злоупотребление этой информацией».
Деликатность Хэ понять можно. Я, в свою очередь, имею возможность высказаться прямо: товарищи в погонах будут злоупотреблять этой информацией гораздо сильнее, нежели рядовые китайские граждане. Поскольку злоупотребления порождает именно неравенство — что в полномочиях, что в доступе к информации — но никак не публичная открытость. Та самая устойчивая и справедливая демократическая политическая система, которую мы упомянули выше, базируется как раз на открытости и равенстве. Отказывая гражданам в равном доступе к публичной информации, мы выбиваем из–под нее фундамент.
Увы, подобные рассуждения в китайском интернете немыслимы. Поэтому Хэ ничего не остаётся, как закончить на минорной ноте.
«В будущей интернет–эпохе, когда люди оглянутся назад, на первые двадцать лет 21 века — это будут двадцать лет без исторических свидетельств.
Мы — потерянное поколение интернет–эпохи.
[…] Выхода нет.
Почти всё, что ты сейчас видишь и создаёшь, вместе с этой статьёй и этой платформой, рано или поздно канет в небытие».
Задумка Хэ Цзяяня сделать финал статьи красивым и пафосным почти удалась. Почти.
Потому что настоящий финал этой статьи был в руках у совсем других людей.
Когда Хэ фаталистично писал о том, что его текст может кануть в небытие «рано» — он даже не представлял, насколько «рано» это может случиться.
Не прошло и 20 часов с момента публикации, как государственные цензоры снесли эту статью с платформы ”Weixin”.
Статью, очень деликатную по тону. Статью, никого ни в чем не обвиняющую. Статью, ставящую на первое место экономические факторы исчезновения веб–страниц. Статью, старательно избегающую слова «цензура» и использующую нейтральное «регулирование».
Тем не менее, лангольеры сильно испугались этой статьи.
Почему? Возможно, потому, что там описывалось удивительное совпадение интересов загадочных лангольеров и китайского государства: ни первые, ни второе не хотели публичного доступа к информации в свободной Сети.
Возможно, потому, что у каждого лангольера есть имя, фамилия и партбилет. И они жутко не хотят, чтобы общество знало об их работе. Незнание — сила.
Возможно, потому, что именно этот оруэлловский принцип — а не фантастические идеи — и является причиной столь разительного контраста между выживаемостью веб–страниц в Китае и за его пределами. Чтобы получить устойчивую и справедливую демократическую систему, публике нужен свободный доступ к информации. Но если тебя не интересуют устойчивость, справедливость и демократия, а интересуют только сохранение личной власти и аппаратного веса — свободный доступ к информации в Сети будет тебе только вредить.
Каждый день пользователи Сети генерируют огромное количество нового контента. Поток этот более–менее стабилен. Но общий объём контента в Сети из–за этого постоянно растёт. Ты можешь поставить под контроль поток нового контента. Но чтобы поддерживать стройность нарратива, чтобы поддерживать степень незнания в населении, тебе понадобится всё возрастающий объем ресурсов для модерации старого контента.
А это не очень устойчивая конструкция. Гораздо проще отсечь от Сети целые пласты — старые пласты — и дать команду местным поисковикам перестать выдавать на них ссылки. Всё равно эти старые пласты почти не посещаемы. Никто не заметит их потери. Тем более исчезновение трафика с поисковиков ускорит их смерть по «естественным», экономическим причинам.
Старые пласты опаснее еще и тем, что они более отдалены от нынешнего политического контекста. Они слишком отличаются от господствующей сейчас повестки.
Незнание — сила. Чем меньше информации доступно в Сети, чем меньше альтернативных контекстов — тем проще манипулировать имеющимся в ней контентом, тем проще выстраивать нужные тебе политические нарративы. Вплоть до того, что любой политический контент должен создаваться, исходя из линии Партии, а не исходя из объективной реальности.
Хэ сокрушается о том, что от его поколения не останется истории. Но в романе «1984» истории тоже не существовало. Океания всегда воевала с Остазией. Океания никогда не воевала с Остазией. Эти «исторические факты» определялись исключительно сиюминутной политической повесткой. Наличие какой–то «объективной» истории только мешает конструированию политического нарратива в настоящем. Поэтому «история» в «1984» начисто переписывалась с каждым новым политическим поворотом.
Во времена Оруэлла не было такого термина — но сейчас это называют «медийной реальностью». И задача лангольеров — уничтожить всё, что не вписывается в эту медийную реальность.
Однако на самом деле они пожирают не реальность, не вписывающуюся в партийные рамки — а знание в головах населения, подвластного их хозяевам. Реальность по–прежнему остаётся в силе.
И если партийная верхушка сильно увлекается конструированием удобного для себя медиа–образа, если медийная реальность слишком сильно отдаляется от реальности объективной — может обнажиться реальная цена отказа от устойчивости политической системы. Катастрофическая цена.
Этот риск тем сильнее, чем больше у власти иллюзий насчет своих возможностей по контролю медийной реальности. И чем сложнее технологические системы такого контроля. Как видим, при всей сложности эти системы в Китае вынуждены полагаться на очень примитивные, топорные приёмы.
Боюсь, данный риск для Китая довольно велик. Он растёт с каждым удаленным постом — с каждым постом, который описывает объективную реальность, а не линию Партии.
Чувство безысходности, проглядывающееся в статье Хэ Цзяяня, охватывает сейчас значительную часть молодого поколения Китая. Отчасти оно подпитывается этим растущим разломом между реальными ощущениями и глянцевой, стерильной медиа–картинкой.
Но растущий разлом не означает, что нынешнее положение цементируется всё прочнее — напротив, оно становится всё менее устойчивым. И если сейчас не видно выхода — то в близком будущем уже самой системе придётся с трудом искать пути продолжения своего существования.
Что касается настоящего, то Хэ ошибается насчет отсутствия выходов. Один из таких выходов, зарубежный ”Internet Archive”, как раз и спас статью блоггера от пожирания партийными лангольерами. Сделав ее архивную копию. Благодаря которой с ней познакомился сначала я, а теперь и вы.
Пока есть возможность, пока медлительные бюрократы не заподозрили, что им может кто–то мешать, ”Internet Archive” должен расширить свой фокус на китайском сегменте интернета. И сделать наконец нормальный поиск по своей архивной базе. Польза от этой разработки была бы колоссальной.
А когда лангольеры попытаются вычеркнуть ”Internet Archive” из китайского интернет–пространства — для продолжения его миссии уже должны быть готовы альтернативные, распределенные технологические решения. Сохранение интернета стоит недорого. И может быть взято на себя рядовыми пользователями. Не для того же 16 лет развивались технологии блокчейна, чтобы спекулянты гоняли капиталы на биржах…
В китайских лангольерах нет никакой мистики — только технологии и политическая система, слишком увлекшаяся оруэлловщиной. Чтобы их победить, людям понадобятся альтернативные технологические решения. И, конечно, политическая воля. Фатализм и преждевременное оплакивание своего бесславного конца, увы, ситуацию не изменят.
Написал experov на experov.d3.ru / комментировать
