В год 225-летия со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина два самарских театра с разницей в неделю выпустили сценические версии его повести «Метель». Главную задачу — растянуть маленький текст на полноценный спектакль — труппы решают совершенно по-разному. Игра с текстом Приглашенный режиссер, ученица Романа Виктюка Гульнара Галавинская поставила «Метель» в Самарском художественном театре («Витражи»). На сцене — скрипачка (Алена Филатова) и пианист (Глеб Набоков). Льется легко узнаваемая, ласкающая душу мелодия «Я помню чудное мгновенье», щебечут птицы. На экране — чья-то рука выводит на песочном холсте старомодным почерком с завитушками имя автора и название произведения. Но вы напрасно настраиваетесь на лирический лад. Вышедший господин во фраке и цилиндре громко стукнет чемоданом и все — благость происходящего как рукой снимет. И сцена заполнится совсем другими звуками и темпами. Персонажи будут быстро перемещаться по сцене и вскрикивать, а рассказчик в исполнении Виталия Тимошкина (Пушкин? Белкин?) и впредь на протяжении всего действия будет активно вмешиваться в происходящее, мешать героям, навязчиво цитировать первоисточник. Текст Пушкина в спектакле разбирают на атомы, чтобы потом пересобрать заново уже в ироничном ключе. Слова постоянно повторяют, произносят по слогам, как из кубиков складывая новые смыслы. В постановке Галавинской вообще много игры. Красавица-Маша (в разных составах — Анна Калганова и Юлия Суворова) в пышном кринолине от художника Марии Казак беззаботно и, надо отметить, довольно долго дурачится с Владимиром (Сергей Трегубов). Последний вообще рисуется легкомысленным кавалером. Напевая классическое: «Я люблю вас, Ольга», после замечания героини легко перекидывается на: «Я люблю вас, Маша». Потом в их забавы включается девушка-горничная (ее в смену исполняют Юлия Суворова и Анна Попова). Именно так — в игре — проверяется и новый претендент на сердце героини. И когда их веселье с Бурминым (Андрей Стенькин) за чаем становится особенно радостным, всем ясно, что дело идет к развязке. Весь хрестоматийный романтический сюжет повести оказывается обрамлением для центральной сцены. Огромный отрез белоснежной ткани стелется узкой зимней дорогой. Это и письмо, которое Маша пишет на прощанье родителям перед побегом с Владимиром. Это и подвенечное платье, в которое затем наряжает ее горничная. Это и бескрайние снега, в которые погружается пространство. Всю вторую часть герои постепенно сматывают белую ткань, убирая ее со сцены, избавляясь таким образом от последствий непогоды. Метель здесь не просто служит главной завязкой и интригой истории, она разрастается и множится, перетекает из области сновидений в сферу реальности, захватывает персонажей и пространство вокруг. Белая рябь на черном фоне покрывает не только декорацию, состоящую практически из одного предмета — белоснежной беседки, она расползается на кулисы, героев, пол и потолок. Видеоконтент Сергея Назарова, выходя на первый план, производит очень сильное впечатление, глубоко западая в память. Счастливый финал Маши и Бурмина, которые по причудливому капризу судьбы обретают друг друга, — еще не конец спектакля. Грустная мелодия и пушкинская «Элегия» в исполнении Рассказчика напоминают зрителям, что перед нами не просто романтический сюжет, а поклон великому классику: «И может быть — на мой закат печальный Блеснет любовь улыбкою прощальной». Новые сюжеты Театр «Камерная сцена» не первый раз обращается к повестям Александра Сергеевича. Много лет здесь идет «Капитанская дочка», четыре года назад репертуар украсил «Станционный смотритель». Режиссер-постановщик Софья Рубина каждый раз сама создавала инсценировки для спектаклей. В случае с «Метелью» она написала новую пьесу — «фантазию» на основе пушкинского текста. Перед глазами зрителя — подробный бытовой мир, придуманный автором сценической версии и обрастающий новыми сюжетами. Вот Маша (Елена Фадеичева) упрекает родителей (Ольга Базанова и Олег Бабанов) в неопрятном внешнем виде, вот нам намекают на бурное прошлое Владимира (Кирилл Барахта): «Раньше с девками был ласковый». В спектакле, например, объяснено почему герой опаздывает на венчание — его не отпускают товарищи, распивающие шампанское. Рубина добавляет в текст пословицы и поговорки, создавая картину не только дворянской, но и народной жизни. На сцене покажут и горелки, и крещенские гадания, и рождественские колядки. А дворовая девка Луша (Ольга Арнаутова) нарочитой простотой и комичностью прекрасно оттеняет сентиментальную восторженность главных героев. Оригинальный текст звучит из уст одного персонажа — Белкина (Андрей Бирюков). Рассказчик не только цитирует Пушкина, но и помогает другим — в нужный момент дает листок со стихами, не позволяет поссорившимся влюбленным разбежаться в разные стороны. Декорации немногочисленны: стилизованные под XIX век оттоманка, стулья, длинная деревянная скамья в парке. А также украшенный завитушками темный задник, которому предстоит удивить зрителей в сцене метели. Данная премьера стала для художника Георгия Пашина 24-й постановкой в «Камерной сцене». Под стать элегантной мебели и наряды от художника по костюмам Ольги Никифоровой. В первом действии Маша щеголяет серыми приталенными платьями с белыми воротничками. Все второе действие она носит траур (официально — по отцу, но также и по погибшему на войне жениху). Ее печаль тем ярче выделяется на фоне легкомысленных соседок — девиц Захарьевских, впорхнувших сюда из другой повести Белкина — «Барышни-крестьянки». Под стать Машиному трауру — темно-синий мундир Бурмина (Дмитрий Романов). Для них обоих: «Все, что ликует и блестит, наводит скуку и томленье». И лишь в финале, воспрянув к жизни, героиня облачается в белоснежное платье. Если в спектакле «Витражей» метель — настоящее стихийное бедствие, то в «Камерной сцене» роковая ночь выглядит по-гоголевски сказочной. Дворовые проходят по сцене в ритуальных рогатых головных уборах, видимо, отправляются колядовать. Сквозь отверстия в темном заднике пробиваются лучи света, огоньками зажигаются украшающие его спирали. Все это действо обволакивает дым. Неожиданным в трактовке сюжета становится то, что третье главное действующее лицо — Бурмин, вводится в повествование открыто и сразу. То есть для зрителя не существует интриги относительно произошедшего. Она остается только для персонажей. Публике же сразу рассказывают, кто на ком женился и что произошло в ту роковую ночь. Счастливая развязка, очевидная для зрителей с самого начала, неизбежно происходит. «Вы спросите, где же мораль?» Рассказчик разводит руками, вспоминая строчки из «Домика в Коломне»: «Больше ничего не выжмешь из рассказа моего». Но не ради морали режиссер взялась за эту повесть. Постановщик погружает зрителей в детали быта пушкинских героев, приглашает прожить с ними день за днем в начале далекого XIX века, в котором обитали как сам Александр Сергеевич, так и его персонажи. Фотография: Светлана Келасьева
