Однажды счастье является мне. Я раскалываю основание киркой. Тут мне в глаза сверкает сибирское золото. Покрывающий грунт убран быстро. Асбестовая артерия шириной почти 3 см обнаружилась. И рядом с этим 2 ещё, не такие сильные. Шума-крика хватило. Сразу месторождение окружено. Также бригадир присоединился, удивляется: „Человек, ничего в этом роде мы никогда еще не имели!". Тут появляется командир взвода Вирчс, которого я никогда не видел здесь еще, в нашей части, до сих пор. Он спрашивает, кто открыл находку. Когда все указывают на меня, он дурачится:
„Ну, я не сказал вам, что новый - это парень - находка?". В пределах короткого времени делается дневная норма, и артерия закрывается песком. Затем мы позволяем себе, всей пятёрке, сидеть на солнце и ожидать конца рабочего дня. Два дня продолжается настрой золотоискателей, затем снова трезвые будни.
Ежемесячный баланс. Он не особенно интересует маленьких Rabotschik (работников). Прежде всего, ежедневное выполнение нормы и связанные с этим 200 г хлеба дополнительно важны для него. Если он получает это, он уже доволен. Большее питание не причитается ему по советским положениям.
Однако, в самом деле, теперь (в 1949 г.) вступает в силу новое распоряжение, в которое никто совсем не хотел верить: выплачиваются деньги! Почти все работающие пленники получают рубли. По какому регулирующему принципу это происходит (дифференцирование), полностью непонятно. Регулярное выполнение нормы не может быть единственным условием, так как выясняется: даже так называемые бригады минуса находятся в таинственном "плане распределения". Появится ли теперь благосостояние в лагере? Мы не долго носим с собой несколько маленьких купюр. Киоск открылся. Там можно было купить всевозможное. Даже колбасу, шпик и другие великолепия. Но по каким ценам! Расходы манят. Приятель из соседней бригады купил белый хлеб, масло, кусок шпика, уселся на нары и ликовал: «Теперь я исполняю свою многолетнюю мечту!». Результат: 3 дня беготни и 27 дней далее - голод. Большинство владельцев рублей могут совладать с собой, используют деньги исключительно для покупки хлеба и небольшого количества маргарина. Так как и еда в лагере стала существенно лучше, комбинация, при дисциплинированном распределении и благоразумном использовании денег, простирается почти до постоянного чувства удовлетворения. Кроме того, я позволяю себе роскошь -зубную щетку и зубной порошок (Schlemmkreide?), а также приобрел расчёску. (Волосы достигают уже почти одного сантиметра длины). Выплата рублей производила непредвиденный подъём настроения. Хотя речь шла только о маленькой сумме денег, но, все же, она увеличивала тонус и чувство значимости пленников чрезвычайно. В расположениях звучат впервые песни. В день зарплаты: „Ein Heller und ein Ba-hat-zen."
Недели прошли. Я хорошо свыкся с подразделением. В лагере царит все более свободная атмосфера. Несомненно: что-то вроде дорожного чувства или настроения перед отправкой домой. Не без причины. После каждого медосмотра люди отбираются, покидают лагерь. Теперь никто больше не сомневается куда, так как каждый знает: сначала они направляются в Свердловск и оттуда домой. К счастью, это теперь уже не человеческие обломки. В лазарете еле-еле находятся дистрофики или тяжелобольные. В рядах едущих домой также стоят приятели категорий 3 и 2, с некоторого времени. Это усиливает наше нетерпение и тоску по дому еще больше.
Утешение: солнце кажется понемногу теплеет каждый день. Оно облегчает тяжелую работу. В некоторые дни мы можем зажимать железо ломов уже без перчаток. Пузыри и мозоли превращаются в относительно короткое время в толстую роговицу. Рукопожатие также становится более ощутимым, улучшились взаимные отношения. Товарищество функционирует, все же, только в определенной плоскости настроения.
В прошедшее воскресенье руководство лагеря и антифа-актив организовывали спортивный праздник. С этим неповторимым культурным ассортиментом они получили, однако, кое-что. Это стало внутренним делом отдохнувших упитанных видных деятелей лагеря. Футбол состоялся. Август Мюллер, который действует теперь здесь в качестве начальника лагеря, стоял в воротах. 22 "активиста" так пыхтели уже после первого (20-минутного) тайма, что некоторые выдохлись совершенно. По игровому краю поля некоторые упражнялись в прыжках в длину и высоту, некоторые даже в тяжелой атлетике. Напротив, большая масса маленьких пленников отказалась от каких-либо силовых соревнований, чтобы не провоцировать потери веса.
Во время прошедших двух ежемесячных медосмотров, мои шрамы на теле комиссией не комментировались. Хороший знак? Со вчерашнего дня появилось сомнение. Лагерь получил новое поступление. Почти все принадлежали к так называемым убийственным и огненным подразделениям Waffen-SS или особым частям. Я не предчувствую ничего хорошего. А вдруг и меня направят в их ряды?
Новоприбывшие занимают отдельный барак. Я продолжаю ходить с моими бригадными товарищами в карьер. Мы хорошо понимаем друг друга, хотя в политических беседах имеются различные взгляды. Но они не оставляют последствий на отношениях в коллективе. Мой 25 день рождения проходит. Он проходил без особенностей, в ежедневной всячине.
Короткий, но интенсивный разгар лета в регионе Урала делает нам злое. Солнце сурово жарит в дыру, как мы называем разработку открытым способом. Нет никакого ветерка. Жара стоит, прямо как в котле. Хуже не может быть и в аду. Нет летней одежды. Даже русские рабочие носят почти круглый год ватные лохмотья. Мы снимаем куртки, работаем в холщёвых нижних рубашках. Свободная верхняя часть туловища сгорает от солнца. Отпрыгивающие осколки горной породы могут проникать беспрепятственно в мясо. Мы потеем. Более точно: нам жарко так, что оборот речи „ пот тек ручьём " здесь не подходит. Что могут выделить железы из наших худых тел.
(Продолжение следует)
