Дети в психиатрических больницах долгое время находятся в изоляции и остро нуждаются в живом человеческом общении и внимании, которые не в силах дать медперсонал. Как можно скрасить полную правил и ограничений жизнь маленьких пациентов? Рассказывает Елена Волкова, больничный волонтер в фонде «Волонтеры в помощь детям-сиротам».
Я пришла в фонд лет десять назад. Я была дизайнером в молодежных и женских журналах. Но у меня внук родился, дочке нужно было помогать, и я уволилась. А мы же такое поколение, заточенное на то, чтобы приносить социальную пользу. И так как я не работала, то хотелось какую-то общественную нагрузку.
Даже не помню, как нашла фонд. Заполнила анкету — и меня позвали на общую встречу всех, кто хочет стать волонтером. Перед встречей я изучила форум. Увидела, что есть семья, которая живет рядом со мной, и подумала, почему бы мне не помогать ей. Когда я пришла на встречу, то сказала, что хочу курировать семьи. Так и стала волонтером в профилактике социального сиротства.
У меня было три семьи за эти почти 10 лет.
И вот эта мама написала заявление, чтобы ее детей временно разместили в учреждении. Когда она родила и вернулась домой, то хотела детей забрать обратно. К ней приехала опека и сказала: «Спальных мест нет, провода висят, в холодильнике пусто — мы вам детей не отдадим». Она обратилась в фонд, и я стала ее куратором. Нужно было помочь ей с ремонтом и обеспечить детям спальные места.
Фонд дал объявление в журнал «Большой город» о том, что семье в кризисе нужна мебель. В объявлении, естественно, указали телефон куратора. Это было мое боевое крещение, потому что когда вышел номер, телефон не переставал звонить ни днем ни ночью. Кто-то хотел помочь, кто-то просто хотел узнать, что случилось у семьи, и высказывал свое мнение. В общем, это была веселая жизнь, вернее, моей жизни не было. Потом как-то всё это подуспокоилось. Мы помогли с ремонтом. Детей ей вернули через полгода, и перед этим опека еще несколько раз приезжала и всё проверяла. Где-то еще два года мы прямо плотно курировали эту семью, а потом перешли на разовую помощь.
Раз в месяц мы оказывали продуктовую помощь. Находили благотворителей, я с ними созванивалась, давала адрес, по которому должна организоваться доставка. Они заказывали продукты в онлайн-магазине, а семья принимала доставку и потом фотографировала всё, что им привезли. Я писала на форуме отчет с фотографиями. Плюс я заполняла такие карточки на ежемесячную помощь. Мы составляли с семьей список того, что им необходимо: бытовая химия, канцелярские принадлежности для детей. Периодически выезжали психологи, чтобы составлять план по выходу из кризиса.
Ситуация у нее была очень тяжелая. Мы помогали ей преодолеть один кризис, а потом в семье появлялся новый ребенок — и им снова нужна была помощь. У ее сестры тоже была сложная ситуация. У нее обнаружилось психическое заболевание, я водила ее к психотерапевту и психиатру, фонд оплачивал ей лечение. А потом еще и подруга сестры обратилась за помощью. Они все сами из детского дома. Живут как могут. Никакого осуждения. Ругаются периодически, потом мирятся, ищут способы выживать. Даже друг другу как-то помогают. Никакой угрозы для детей там нет. Они готовят им, ухаживают и на своем уровне справляются хорошо. И то, что они не продали жилье, которое получили как сироты, — это тоже большая заслуга. Потому что они могли его лишиться, попавшись на какой-то обман.
А потом я перешла волонтером в больницу. Я переехала из Подмосковья обратно в Москву, и мне уже было неудобно ездить к семьям. Я стала ходить в Сухаревскую психиатрическую больницу в отделение, где дети находятся одни без родителей.
Я вспомнила тогда себя, как лежала в 8 лет одна в больнице. У меня были с сердцем проблемы. Я пробыла там, наверное, месяца полтора. К нам не пускали родителей, только книжки какие-то могли передавать. Никакого контакта не было.
Это тоже было причиной, по которой я решила попробовать больничное волонтерство. Перед тем как начать, я проходила обучение. Нас учили, как взаимодействовать с больничным персоналом, предупреждали, что ты не можешь со своим уставом приходить в чужой монастырь. Как ты не можешь оценивать семью, давать ей указания, точно так же и в больнице. У них свой регламент, свои законы, и ты можешь только под это всё подстроиться. Даже если тебе кажется что-то странным и неправильным, ты не можешь это оценивать. Еще нам рассказывали, во что играть с детьми, как можно из подручных средств что-то такое придумать, об особенностях ухода.
Когда я в первый раз шла в больницу, то очень боялась. Наверное, потому что это психиатрическая больница. Но в первый раз ты не приходишь один. Приходишь группой вместе с куратором. Но в тот день никто почему-то больше не смог, и мы с куратором были вдвоем.
Она привела меня в отделение, а там оказалось совсем не страшно и не сложно. У нас были с собой всякие засушенные цветочки, нам дали троих-четверых детей, и мы делали открытки. Мы так хорошо провели время, как в детском саду. Мы занимались в изоляторе, потому что нужна была свободная комната. Свободным был изолятор. Это обыкновенная комната, просто кровати не были застелены. Мы там провели два часа.
Это было отделение, где дети лежали без мам не потому, что у них нет мам, а потому, что с родителями было нельзя. Сейчас я хожу в отделение, где лежат дети с мамами. Для них организуют что-то вроде родительского клуба, чтобы они не выгорали, могли немного передохнуть и какие-то знания получить о том, как коммуницировать с ребенком. Потому что от общения очень многое зависит: и лечение, и терапия. Когда родители уходят в этот клуб, детей оставляют в игровых. И вот мы приходим и как-то их развлекаем, пока родители там занимаются. Потому что детей много, а педагог один.
Курс лечения в больнице — около 20 дней. Конечно, можно только восхищаться родителями, которые тянут детей, и персоналом, который тоже оказывает им помощь и поддержку, потому что работа не из легких.
Мне волонтерство дает моральное удовлетворение какое-то, ну и я такой человек: когда начинаю вникать в какую-то проблему, то уже не могу бросить.