– Итак, Валерий Анатольевич, какие тенденции удалось выявить?
– Порадовало увеличение запасов осетровых в Азовском море – по сравнению с прошлым годом их стало в два раза больше. Довольно высокий показатель, ведь в течение ряда лет мы вообще не отмечали осетровых рыб в наших учетных сводках. Это было связано прежде всего с браконьерским выловом. Сейчас в связи с увеличением искусственного воспроизводства, выпуска дополнительного объема молоди, а также контроля за акваторией Азовского моря осетровые стали понемногу восстанавливать свою численность.
– Усиление контроля произошло после того, как Азовское море стало внутренним водоемом?
– Этот процесс начался с 2015 года, когда Крым вошел в состав России, соответственно, большая часть моря перешла под контроль нашей погранслужбы. Это резко уменьшило браконьерство, а сейчас, когда контролируется уже вся акватория, масштабы незаконного вылова значительно снизились. Плюсом является и действующее ограничение на выход в море в связи с проведением специальной военной операции. Правда, оно ударило и по законопослушным рыбакам, поскольку ограничения из соображений безопасности вводились и для них.
Еще одна положительная тенденция связана с осолонением Азовского моря. Вода становится более соленой из-за сокращения объема материкового стока, в первую очередь бассейна реки Дон. И это оказалось благоприятным для определенных видов рыб – выросли запасы пеленгаса, или дальневосточной кефали. Увеличиваются запасы азовской камбалы-калкан. Есть и негативные последствия: сократился нерестовый ареал тюльки и бычка в Азовском море, их становится меньше.
Еще один отрицательный факт: из-за повышения солености воды и ее температуры в Азовском море наблюдается вспышка биомассы медуз, в первую очередь корнерота. Многие отдыхающие на Азовском море это видят и жалуются, что вода кишит медузами. Они являются пищевыми конкурентами для тех рыб, которые питаются зоопланктоном – в первую очередь для хамсы и тюльки. Соответственно, медузы ограничивают рост запасов этой рыбы. Медузами забиваются орудия лова, из-за этого невозможно в прибрежной зоне ловить рыбу неводами с августа по октябрь. Особенно острой эта проблема стала последние два-три года.
– А в Юго-Восточной Азии медузы являются промысловым видом и источником белка…
– У нас пока медузы не вызывают интереса, не отлажена логистика добычи, переработки и реализации. Количество этой биомассы колоссальное – она исчисляется миллионами тонн, а с началом похолодания все эти медузы погибают в море. Белок выпадает в осадок. В 70-е годы двадцатого века тоже был период осолонения Азовского моря. И тогда тоже наблюдалась вспышка численности медуз. Их пытались добывать и использовать как добавки для корма сельскохозяйственных животных. Это дело не получило достаточного развития. Потом начался период опреснения моря, и проблема большой биомассы медуз через несколько лет ушла сама собой. Нынешний маловодный период реки Дон у нас прогнозируется достаточно надолго, наиболее вероятный прогноз, что до 2030 года соленость будет высокая. По всей видимости, и медузы здесь задержатся на более продолжительный период, чем в семидесятые годы.
– А как реагирует на осолонение моря осетр?
– Для осетровых видов рыб осолонение некритично, они прекрасно себя чувствуют и в черноморской воде при солености 18 промилле (в Азовском море сейчас 14,5 промилле). Это – один из видов ихтиофауны, на котором осолонение не сказалось. Конечно, пока еще рано говорить об открытии промысла на осетра – его запас до этого уровня пока еще не восстановился.
– Какие процессы идут сегодня в акватории Азовского моря и устья Дона?
– Как я уже сказал, главное – это осолонение. Из-за этого резко сокращаются районы моря, которые пригодны для обитания полупроходных рыб – леща, тарани, судака, рыбца, которые по происхождению являются пресноводными. К нам сдвигается ареал обитания морских видов – ни для кого не секрет, что в Таганроге ловят креветку, а в Таганрогском заливе встречается камбала. Соленость моря такова, что увеличивается количество «сезонных мигрантов» – ставриды, барабули, саргана. На период нагула они всегда заходили в Азовское море, но сейчас их стало больше. Увеличились запасы черноморской креветки, моллюска рапана, которые традиционно являлись объектами промысла в Черном море. Это же касается и черноморской кефали.
– Что происходит сегодня с донской поймой? Как сказывается на ее состоянии деятельность человека?
– Зона ответственности нашего филиала на Дону простирается от плотины Цимлянского гироузла и до моря. Это место воспроизводства проходных и полупроходных рыб Азовского моря. Нерестилища рыб бывают русловые и пойменные. Если говорить об их трансформации, то русловые пострадали из-за шлюзования нижнего Дона, поскольку сократилась скорость течения. Появление Цимлянского гидроузла привело к тому, что сток реки из-за интересов судоходства перераспределяется в течение года. Из-за этого мы очень редко видим весеннее половодье с повышенным расходом воды весной. Соответственно, русловые нерестилища должным образом не промываются, заносятся песком и заиливаются – происходит процесс их деградации.
По этим же причинам пойменные нерестилища сейчас у нас не заливаются – последний раз это происходило в 1994 году, когда был высокий паводок. С тех пор пойма толком не затапливалась. За истекшее десятилетие она хозяйственно освоена, там построили дороги, объекты капитального строительства, стадион, в левобережье Дона начали строить жилые кварталы. Соответственно, если сейчас обеспечить расход воды для залития поймы – это должно быть более 1800 кубометров в секунду, у нас произойдет затопление всех этих жилых и хозяйственных объектов, инфраструктуры, которую создали за эти годы на левом берегу реки. По этой причине нельзя обеспечить нормальные весенние паводки и заполнение водой пойменных нерестилищ. Пойму трансформировали, и те ее участки, которые еще могли бы послужить для нереста рыб, невозможно полноценно обводнить.
– Сейчас активно обсуждаются планы застройки левого берега Дона в пределах Ростова-на-Дону. Насколько это опасно для сохранности биоразнообразия ихтиофауны и почему?
– Это вредно потому, что теперь нельзя обеспечить заполнение поймы и полноценный нерест тех видов рыб, которые размножаются именно на залитой прошлогодней растительности – лещ, сазан, тарань, судак. Жилой комплекс – это всего лишь один из объектов, он на виду. Но на левом берегу строятся дороги и развязки, в районе Гниловского моста возведена причальная стенка и масса всего другого. Единственным выходом в этой ситуации видится наращивание искусственного воспроизводства и зарыбление реки теми видами рыб, которые имеют промысловую ценность. Надо восстанавливать и развивать рыбоводные предприятия – если увеличится водность Дона и будут выпущены десятки миллионов экземпляров рыбной молоди, промысловые запасы восстановятся.
– Как может повлиять на воспроизводство азовской и донской рыбы строительство Багаевского гидроузла? Проводились ли ихтиологами исследования по этому поводу?
– Естественно, что этот гидроузел не принесет ничего хорошего экосистеме Дона. Поскольку участок нижнего течения реки будет зарегулирован, его будет недостаточно для воспроизводства многих видов рыб, в первую очередь для всем известной донской сельди. Сейчас от Кочетовского гидроузела до устья Дона – 180 километров, и это достаточный участок, чтобы сельдь успела отнереститься, ее икра смогла развиться и скатиться в Таганрогский залив. Если будет существовать Багаевский гидроузел, условия для ее полноценного нереста исчезнут. Да, в проекте заложен нерестово-рыбоходный канал, но это не панацея – он поддержит воспроизводство, но не заменит то, что будет потеряно. По большому счету, условия для нереста есть только в этом канале, где обеспечена необходимая скорость течения, рельеф и так далее. Но пройдя через него, та рыба, которая не отнерестилась, попадет в верхний бьеф – часть реки, примыкающая к плотине. Там будет подпор воды, замедленная скорость течения, что не соответствует условиям для нереста сельди.
Багаевский гидроузел будет держать уровень своего верхнего бьефа, поэтому даже повышенный расход воды весной уже не будет обеспечивать залитие поймы. Поэтому его строительство имеет негативные последствия для рыбной отрасли. Исследования по этому вопросу проводились нашим институтом, они начинались с анализа, что у нас было при естественном течении реки до гидростроительства в 1952 году, как условия начали меняться после строительства Цимлянского гидроузла, как менялись по мере ввода в строй последующих низконапорных гидроузлов – Николаевского и Константиновского. Согласованию проекта Багаевского гидроузла предшествовали все изыскания нашего института, касающиеся последствий и оценки воздействия на водные биоресурсы.
– А как на эти биоресурсы влияют погодные аномалии, связанные с глобальным потеплением?
– Последствия глобальных изменений климата мы видим не только на примере погоды. В морях наблюдается рост температуры поверхностного слоя воды – Азовское море последние годы практически не замерзает, и это влияет на условия зимовки рыбы. Из-за потепления происходит более ранний прогрев весенней воды, сдвигаются сроки миграции не только рыб, но и гребневика, планктона и медуз, которые составляют пищевую конкуренцию азовской хамсе и тюльке, в результате чего их промысловые запасы снижаются. В Черном море измельчал один из холодолюбивых видов – шпрот, при этом в Азовском увеличились запасы теплолюбивых ставриды, барабули и черноморской кефали. Рыбной отрасли нужно переориентироваться на другие промысловые объекты.
Если в целом говорить о глобальном потеплении, человечество располагает слишком коротким рядом инструментально подтвержденных наблюдений. 200–300 лет слишком короткий срок для того, чтобы делать какие-то выводы. Попытки анализировать, а тем более делать какие-то прогнозы по климатическим изменениям на базе этих данных вряд ли могут считаться достоверными.
