Неуважение. Неуважение часто является подручным смерти. Хорошей смерти не бывает. Она крадет ваше дыхание, как жадный разбойник, и взимает плату, чтобы вернуть его. Большинству это так и не удается. В одну минуту любимый человек смеется перед камерой, а в другую – кровь застывает в жилах. И бледная, серо-голубая пелена смерти застилает глаза. Помните ли […]
Неуважение. Неуважение часто является подручным смерти. Хорошей смерти не бывает. Она крадет ваше дыхание, как жадный разбойник, и взимает плату, чтобы вернуть его. Большинству это так и не удается.
В одну минуту любимый человек смеется перед камерой, а в другую – кровь застывает в жилах. И бледная, серо-голубая пелена смерти застилает глаза.
Помните ли вы последнюю фотографию, которую вы сделали с тем, кого потеряли?
До того как фотография стала популярной, художники часто обращались к холсту, чтобы запечатлеть последние мгновения жизни. Когда любимая жена Моне Камилла умирала, он написал ее последний мимолетный вздох. Теми же вихрящимися мазками, которыми писал свои пейзажи.
Картина получилась немного более жуткой, чем его “Кувшинки”.
Обратите внимание на контраст между безмятежным лицом Камиллы и резкими мазками, бушующими вокруг нее. Запечатлел ли Моне лихорадочные муки, которые сопровождают даже самую мирную смерть?
Другие художники создавали не менее пронзительные сцены смерти. Доктор Гаше зарисовал своего друга Винсента Ван Гога, когда жизнь вытекает из его пулевого ранения, нанесенного им самим себе.
Как и на картине Моне, спокойный лик Ван Гога контрастирует с бешеной штриховкой вокруг его лица. Смерть может быть спокойной для умирающего, но не для того, кто ее наблюдает.
Доктор Гаше передал этот набросок брату Ван Гога, Тео. Тео не было у постели брата, когда тот умирал, поэтому набросок должен был дать ему хоть какое-то утешение. По крайней мере, видение чьей-то смерти делает ее более реальной.
Но был еще один вид искусства, который действительно передавал реалистичность смерти. И он изменил представление о том, как люди оплакивают смерть.
Только очень богатые люди заказывали картину с изображением члена семьи. Но в 1860-1870-х годах с изобретением дагерротипа запечатление любимого человека стало более доступным.
Сегодня мы делаем тысячи фотографий своих близких. Но в викторианскую эпоху большинство людей могли позволить себе только одну фотографию. Эти первые посмертные портреты называли “зеркалами на память”.
Вокруг этих волшебных зеркал, называемых фотографией, было много суеверий. Некоторые люди не хотели делать прижизненные снимки, так как считали, что фотоаппарат крадет душу. Поэтому они ждали смерти.
Во многих посмертных портретах живые позируют вместе с мертвыми. Такая практика затрудняет понимание того, кто мертв, а кто жив в посмертной фотографии.
У мертвецов было одно преимущество при фотографировании – они не двигались и не портили экспозицию.
Одна из подсказок – резкость объекта съемки. На приведенном выше снимке мать и отец слегка размыты, а дочь – резкая. Скорее всего, родители двигались во время экспозиции снимка, а дочь, очевидно, не могла.
Другими признаками смерти являются темная жидкость в уголках рта, называемая пурпурной жидкостью. (А если фотография была сделана слишком поздно после смерти, то пальцы на руках темнеют, так как кровь затекает в конечности трупа.
Другой признак – глаза. Когда человек умирает, глаза покрываются синевато-серой пленкой, которая называется помутнением роговицы. Ее можно увидеть на приведенной выше посмертной фотографии.
Иногда фотографы подкрашивали открытые глаза умершего, чтобы придать им более реалистичный вид. На большинстве таких фотографий глаза выглядят неестественно черными.
Менее убедительным признаком посмертной фотографии являются подставки (иногда их называют подставками Брейди). Фотографы использовали эти подставки с зажимами, чтобы поддержать покойника. Но подставки также удерживали в неподвижном состоянии корчащихся детей и суетливых взрослых.
В средние века смерть таилась в каждой тени. Смерть выползала из канализационных люков и укутывала людей холерой. Она пряталась в носовых платках юных девиц, умирающих от туберкулеза. Она витала над кроватками младенцев и уносила их на спинах крылатых серафимов. Большинство викторианских матерей даже не удосуживались назвать своего ребенка до достижения им возраста одного года.
Сегодня смерть посещает нас гораздо реже. Возможно, именно поэтому фотографирование мертвых стало табу. Но портрет смерти кажется тревожным не потому, что мы боимся смерти. Большинство людей не боятся смерти. Они боятся исчезнуть. Они боятся быть забытыми.
Нужно обладать определенной смелостью и благожелательностью, чтобы документировать смерть человека так же тщательно, как мы документируем его жизнь. Посмертные портреты – это наши священные хранители памяти.
Мы часто забываем значение этих слов, но наши предки никогда не забывали – “помни, что ты умрешь“.
Но смерть также напоминает нам о необходимости любить. Беречь своих друзей и близких, как будто завтрашнего дня не будет. И радоваться каждому зеркальному воспоминанию.
