Российскому джазу более 100 лет, но мы до сих пор не знаем имен огромного числа джазовых музыкантов, которые работали за пределами двух столиц. Между тем многие страницы истории российского джаза писали именно регионы — свои джазовые сцены существовали (и продолжают существовать) в Ростове, Архангельске, Волгограде, Свердловске и много где еще. Cейчас поговорим о сибирском джазе и людях, за ним стоявших. Ну что, начнем ........
Various Artists
«Сибирский джаз. Антология 1»
Вряд ли можно вообразить лучшее введение во всё многообразие сибирского джаза, чем этот сборник — и тем более с таким мастерски выстроенным вектором, от постбопа через джаз-рок к авангарду. На компиляции, собранной ключевым лейблом в сибирской джазовой истории Ermatell, плечом к плечу стоят хранители традиций в их мейнстримном изводе (оркестр тромбониста Виктора Бударина, трио Игоря Дмитриева, биг-бэнд Eurosib International) и нелинейные экспериментаторы вроде Homo Liber, пианиста Дмитрия Ерилова и басиста Сергея Шуранова. Это действительно разнохарактерный сборник, который тем не менее хорошо дает понять, чем дышали сибирские джазисты четверть века назад (и даже дольше: почти все композиции записаны в период с 1987 по 1993 годы). Большие ансамбли консервативно следовали заветам Дюка Эллингтона, Леонарда Бернстайна и Олега Лундстрема, оттачивали классический репертуар и становились мини-фабриками профессиональных музыкантов, зачастую кочевавших из ансамбля в ансамбль. Так, например, ударник Вячеслав Кокалин задействован тут не только в собственном джаз-ансамбле, но и в составе биг-бэнда Eurosib International, собранного саксофонистом Владимиром Толкачёвым. В то же время авангардисты, часто выступавшие под патронатом барабанщика Сергея Беличенко, основателя лейбла Ermatell, подхватывали идеи фри-джаза и «третьего течения» и высевали на промерзлой сибирской почве, робко соединяя с локальной этникой. Любопытно, конечно, не только слушать музыку, но и исследовать судьбы персоналий, такие же разные, как и их творчество. Есть трагические: Дмитрий Ерилов, чье трио исполняет совершенно орнетткоулмановскую по духу зарисовку «Багдадский бурлеск», в 2003 году скоропостижно скончался. А есть, кхм, эффективные: кемеровский ударник Владимир Зубицкий, чей поджарый десятиминутный постбоп «34 из 48» — одна из сильнейших вещей на сборнике, с тех времен перебрался в Москву и возглавил несколько крупнейших промоутерских агентств страны.
Various Artists
«Сибирский джаз 2»
Почти за десять лет до лейбла Ermatell интерес к сибирской джазовой сцене проявила фирма звукозаписи «Мелодия» — именно она положила начало серии пластинок, объединенных соответствующим названием. Первые два сборника с местными музыкантами вышли в 1988 году, третья часть — в 1991-м. Вскоре, впрочем, идея споткнулась о распад СССР и заглохла. «Мелодия» запечатлела момент, когда Сибирь уже стала мощным центром концентрации талантливых джазовых музыкантов: в регионе регулярно проводились фестивали, сложилась своя школа, заработала система передачи знаний и навыков, появились крепкие составы, выступавшие на всесоюзном уровне и даже за границей. Вот, например, ансамбль Виктора Бударина, который на этой пластинке играет две открывающие композиции, в 1981 году был назван рижской газетой «Советская молодежь» одним из трех лучших биг-бэндов, а его лидер записан в главные тромбонисты страны. Оркестр исполняет стандарты, и духовая секция в нем действительно выше всяких похвал, но упомянуть стоит и свежий подход к сочинению аранжировок, и смелость вживлять не совсем характерный для подобных ансамблей инструментарий вроде вибрафона и синтезаторов. Хотя за смелость на альбоме отвечает в основном второй участник — квартет Бориса Толстобокова, красноярского пианиста, работавшего в технике шёнбергской додекафонии (музыканты заменяли привычные гармонии на 12-звуковую серию и брали ее за основу для импровизаций). Несмотря на авангардный прищур, эти его эксперименты легки для слуха и понимания, а еще близки и к модальному джазу, и к гармолодическим работам Орнетта Коулмана.
Игорь Дмитриев
«Джазовое старое трио»
«Эмоциональный, очень искренний музыкант, настоящий джазовый исполнитель», — с восторгом высказывался о пианисте Игоре Дмитриеве знаменитый теоретик и практик джаза Гюнтер Шуллер, автор концепции «третьего течения». Пересеклись они еще в 1978 году в Новосибирске, когда Дмитриев в последний момент подменил пианиста рэгтайм-ансамбля, с которым в Сибирь приехал Шуллер. Американец действительно разглядел неограненный бриллиант: Дмитриев, которому тогда еще не было и тридцати, вырос в важнейшего деятеля сибирского джаза. А его «Джазовое старое трио» с басистом Дмитрием Аверченко и барабанщиком Сергеем Беличенко стало эталонным камерным ансамблем, исследующим золотую джазовую эпоху — свинг, боп, кул-джаз. То, с каким упоением Дмитриев играет на своем дебютном альбоме, скажем, «My One and Only Love» Гая Вуда, выдает в нем человека, буквально проживающего каждую ноту. Легкость и сентиментальность его игры при этом сопровождается точностью исполнения — стандарт на то и стандарт, чтобы задавать бесспорный уровень, на который будут ориентироваться все остальные. В это «пятерочное» сочинение отличника-пианиста партнеры Дмитриева добавляют огонька — то прикрутят бразильскую концовку к «’Round About Midnight» Телониуса Монка, то взрыхлят наведенный лоск барабанным соло в «Old Devil Moon» Бёртона Лэйна. «Джазовое старое трио» выпустит еще много записей, в том числе с Давидом Голощёкиным, Георгием Гараняном, Валерием Пономарёвым (экс-участником The Jazz Messengers Арта Блэйки) и певицей Натальей Соболевой. Но именно этот альбом задокументировал ансамбль в его самом первом, прямодушном и чистом порыве.
Homo Liber
«Siberian 4»
Удивительно и в каком-то смысле примечательно, что именно эта пластинка стала первой записью сибирского джаза, выпущенной на Западе. Нонконформистский фри-джаз, исполненный с таким импровизационным запалом и уровнем, что (западная же) пресса однозначно определила его в шедевры, давал не слишком объективное представление о массовом положении дел в сибирском джазе. Да, фри-джаз в Сибири играли с 70-х, им интересовались (скорее осторожно) — но мейнстрим и публика, и исполнители любили куда сильнее. Пианист Юрий Юкечев и саксофонист Владимир Толкачёв из ансамбля Homo Liber сетовали, в частности, что не могут найти на локальной сцене, с кем играть. Тем не менее на дебютном альбоме «Siberian 4» музыкантов аж четверо: к Юкечеву и Толкачёву на второй стороне пластинки присоединяются басист Сергей Панасенко и барабанщик Сергей Беличенко. На альбоме всего две пьесы. «Bona Fide» стартует со звуков варгана, флейты и мелких мазков разнообразной перкуссии. Пунктиром намечается географический и временной тэглайн происходящего — малые народы, этническое разнообразие, коренные традиции, духи предков нашептывают мудрость потомкам. И тут же — еще совсем свежие для своего времени расширенные техники игры. Юкечев исследует потенциал фортепиано как перкуссионного инструмента, сначала играет на открытых струнах, потом злоупотребляет стаккато. Толкачев смягчает пьесу длинными, завораживающими фразами, а после переходит на флейту, в которую еще и поет. Трехчастная пьеса «Trivium» — триумф свободы самовыражения; в ней одной идей заложено столько, что хватило бы на целый альбом (особенно хороши в их генерации Толкачев и Беличенко). Всё, что происходит на «Siberian 4», совершенно непредсказуемо — и совершенно же уместно. Здесь могут всплыть меланхоличные этюды Шопена, тревожные шаманские барабаны, спонтанность Альберта Айлера, певучая стремительность Джона Колтрейна — и всему этому найдется место, и у всего этого будет дух разделенного коллективом общего состояния, чувства, момента. Жаль, конечно, что записанный тут материал, по сути, так и не был по достоинству оценен в родном отечестве.
Пётр Ржаницын и его
Сибирский акустический ансамбль «Эмоции»
Бас-гитарист Пётр Ржаницын или, как его называли в тусовке, Петруччио — еще один заметный фигурант в деле о сибирском джазе. Это подтверждается хотя бы количеством анекдотов, о нем ходивших, самый любопытный из которых, пожалуй, стоит привести здесь. В 1971 году двадцатидвухлетний Ржаницын, только вернувшийся из армии, искал хоть какую-нибудь работу. Друзья подсказали: идет набор в Оркестр русских народных инструментов Новосибирского радио и телевидения. В арсенале парня была только скрипка, на которой он играл с семи лет, и самостоятельно освоенная бас-гитара — обе явно не прокатили бы по классу народных. Но музыкант не смутился и за неделю, оставшуюся до прослушивания, выучился играть на домре. В штат его, разумеется, приняли; впрочем, играл он потом в оркестре всё равно на басу. Петруччио стоял у истоков множества знаковых для сибирской джазовой сцены ансамблей: запускал «Сибирский диксиленд» с саксофонистом Борисом Балахниным, собрал собственный «Сибирский джазовый проект», который даже добился интереса у европейской публики. Он был не только талантливым басистом, но и редким для своей сцены вокалистом — «снимал» приемы у любимого Фрэнка Синатры. В этот же список хочется включить альбом его особенного проекта. Сибирский акустический ансамбль он собрал вместе с молодежью (не считая барабанщика Михаила Беляева, своего давнего сайдмена) — своим сыном перкуссионистом Дмитрием Ржаницыным и его ровесниками. На этой пластинке хорошо слышно, как много внимания Пётр уделял аранжировкам и композиции: в его лирических, воздушных мелодиях чувствуется влияние Джорджа Гершвина, Джули Стайна и даже The Beatles (которым, кстати, на альбоме оставлено посвящение). А хрустящий, раздетый до акустики звук передает тонкие нюансы исполнения — подражает ли ансамбль камерным бэндам классической свинговой эпохи или заходит на территорию быстрых темпов, фламенко и самбы. Прекрасная запись, не похожая ни на один другой артефакт сибирского джаза. Увы, одна из последних в дискографии Ржаницына; в 2003 году его не стало.
